Читать онлайн «Замужество Сильвии». Страница 8

В течение нескольких дней после нашего знакомства я поджидала почтальона, и, когда приглашение наконец пришло, я отпросилась в комитете и с трепетом поднялась по мраморным ступеням дворца ван Тьюверов. Лакей-англичанин недоверчиво осмотрел меня с головы до ног. По его чинному виду и выправке я решила, что у себя на родине он, вероятно, состоял при особе какого-нибудь епископа. У меня сохранилось смутное воспоминание о вестибюле с расписными панелями и о двойной лестнице, покрытой белоснежным ковром. Я как-то прочла в газете, что этот ковер соткан одним куском и стоит баснословные деньги. Меня провели в будуар Сильвии, который художник-декоратор, знавший ее внешность, отделал в розовых, белых и золотистых тонах. В этой комнате свободно поместилось бы полдюжины таких квартир, как моя, и солнце широкой волной заливало ее. Из боковой двери вышла Сильвия, протягивая мне обе руки.

Она была искренне рада увидеть меня и тотчас же стала извиняться, что так долго не писала мне. Она была очень занята все это время. Выйдя замуж, она попала в круг людей, чрезвычайно серьезно относившихся к своим светским обязанностям. Это были «праздные богачи», но они трудились, как настоящие рабы, на своем поприще.

– Знаете, – сказала она, когда мы уселись на розовой атласной кушетке и лакей принес нам кофе, – если вы прочтете, что миссис такая-то – «царица общества», не подумайте, что это простая фраза. Она в самом деле чувствует себя царицей, и то же самое думают о ней все остальные люди ее круга. Она с такой торжественностью выполняет все церемонии, словно действительно считает себя помазанницей Божией.

Сильвия рассказала мне несколько приключений из своей жизни. Она обладала острым чувством юмора и, очевидно, искала ему выход. Ей сразу бросались в глаза глупость и претенциозность многих людей, с которыми она сталкивалась в обществе, но все это были такие важные и величественные господа, что она ради мужа не смела обнаружить перед ними свою проницательность.

Она стала рассказывать мне о своих заграничных впечатлениях. Европа не понравилась ей. Сильвия откровенно призналась, что чувствует себя глубокой провинциалкой. В округе Кассельмен всякий иностранец считался подозрительным и темным субъектом, про которого можно было с презрением сказать, что он или скрипач, или оперный певец. Люди, с которыми Сильвию познакомил в Европе ее муж, не внушали никаких сомнений в смысле своего общественного положения, но все же это были иностранцы, и Сильвия никак не могла раскусить, что они собой представляют.

Познакомилась она там, например, с одним молодым человеком, сыном стального короля. Он отличался прекрасной репутацией, писал книги, рисовал картины и так много путешествовал, что знал даже о существовании Кассельменского округа. Он предложил однажды Сильвии показать ей достопримечательности Берлина. Они прокатились по Аллее Победы, причем молодой человек безжалостно высмеивал художественные вкусы кайзера, и наконец остановились перед огромной мраморной колонной, на верху которой высится статуя Победы.

– Обратите внимание на то, что греческая дама находится на высоте ста метров над землей, и туда нет никакой лестницы. По этому поводу в Берлине существует восхитительная острота, что она единственная целомудренная женщина в Берлине.

Я хорошо знала жизнь и поэтому легко читала между строк, когда Сильвия рассказывала мне о своих приключениях. Она казалась мне человеком, который разгуливает вблизи вулкана, не подозревая об опасности, но чует при этом в воздухе легкий запах серы. И я знала, что настанет момент, когда земля разверзнется под ее ногами. В Риме, например, она встретилась с каким-то герцогом, меланхолическим юношей, и пофлиртовала с ним немного со свойственной ей живостью, как делала это со всеми мужчинами. Выйдя замуж, она решила, что может забавляться таким образом сколько ей заблагорассудится. Но молодой итальянец отнесся к этому иначе и шепнул ей слова, имевшие серьезное значение. Это признание так испугало Сильвию, что она бросилась к мужу и рассказала ему все, умоляя его пощадить молодого человека. В ответ на это ей было сказано, что она вела себя предосудительно и одна виновата во всем. Знатные итальянки строги и чопорны, и Сильвии не следовало ожидать, что пылкий молодой герцог поймет ее природную живость.

В каждой стране с ней случалось что-нибудь такое, что приводило ее в глубокое изумление, и мистеру ван Тьюверу то и дело приходилось напоминать своей юной жене о приличиях. Одна из кузин ван Тьювера была замужем во Франции за маркизом, и Сильвия с мужем посетили их замок. Семья была строго католическая, очень древнего происхождения. Один из родственников, высокопоставленный прелат, пригласил гостей осмотреть его собор.

– Вообразите мое изумление, – рассказывала мне Сильвия. – Я думала, что встречу важного почтенного духовного сановника, а вместо этого увидела остроумного светского человека. Слыхали бы вы только, что он говорил мне! Я пришла в восторг от величия и красоты собора и сказала: «Если бы я знала, что здесь так красиво, то приехала бы сюда венчаться». «Вы американка, – возразил он, – так приезжайте в следующий раз». Когда я заметила ему, что я не католичка, он ответил: «Ваша красота – сама по себе религия». И когда я запротестовала, уверяя, что он делает мне слишком много чести, прелат возразил: «Честь будет всецело для церкви». И так как все это меня шокировало, я удостоилась звания провинциалки.

Затем молодые отправились в Лондон, туманный город, «где вы никогда не видите солнца, и если уж оно покажется, то напоминает яйцо всмятку». Там вам приходится учиться есть рыбу с помощью особых ножей, а в обществе вы можете свободно говорить о самках, но ни в коем случае не должны упоминать о своем желудке. Одно из воскресений они провели в Хазелгерсте, замке вдовствующей герцогини Дэнбюри. Ван Тьювер когда-то принимал у себя в Америке ее сына, и теперь герцогиня, ввиду отсутствия старшего сына, желала сама отплатить за оказанное ему гостеприимство. Старая леди сидела за столом, а по обеим сторонам ее восседали на детских креслицах два жирных пуделя, которые ели с золотых подносов. Около одного из пуделей сидел священник, робкий маленький человек, заехавший к ней в гости. Желая показать, что он чувствует себя вполне непринужденно, гость сунул кусочек хлеба сидевшей около него собаке.

– Не смейте кормить моих собак! – набросилась на него старая леди. – Я никому не позволяю кормить своих собак.

Там же Сильвия встретила высокочтимого Реджинальда Эннерсли, младшего сына герцогини, приехавшего домой на каникулы из привилегированной школы. Высокочтимому Реджинальду было двенадцать лет, но он был плохо развит в физическом отношении и очень худ.