Читать онлайн «Байки под хмельком». Страница 37

Хреновая жизнь настала в районе для выпивох. На мизерную зарплату через магазин шибко не разгуляешься. А благодетели из Наливок на рынке больше не появлялись. На выезде из деревни стоял пьянящий запах высококачественного продукта. Милиция беспощадно выливала на обочину дороги самогон. В печати были опубликованы первые нарушители. Под крупным заголовком «Позор самогонщикам из Наливок» перечислялись имена и фамилии Смирнова Лукерья из дома № 22, Анисимов Петр из дома 41, Задонская Марья из дома 24, Трухина Пелагия из дома 50.

Через неделю корреспонденты газеты опять опубликовали разоблачительную статью, где пригвоздили к позорному столбу самогонщиков. В конце публикации шел список из двух десятков фамилий, владельцы которых были уличены в производстве и продаже самодельных спиртных напитков.

И милиция своего добилась. По вечерам над избами и баньками по-прежнему курился крепкий дымок, но из Наливок самогон больше никто не вывозил. Зато потянулись в деревню люди со всего района. Кому-то пару ящиков нужно было купить на свадьбу, кто-то приобретал самогон на поминки, а кто-то впрок запасался. Народ в Наливки вереницей шел, не говоря уже о набегах воскресных «летучих троек» состоявших из мужиков, самых ярых ценителей наливкинского самогона. Доставали из карманов газетки и вели разумные беседы: «Ага, прошлый раз мы брали у Лукерьи Смирновой, которая проживает в доме 22, пойдем-ка теперь к Петру Анисимову. Вот и адресок дом № 41.

А газета гвоздила и гвоздила самогонщиков. На первой полосе появлялись все новые фамилии. Но нарушители такому общественному наказанию только радовались. Самые догадливые самогонщики, о которых газета забыла упомянуть в прошлом номере, специально шли с полными бидончиками к милицейскому посту, и когда их ловили за руку и изымали пойло, торжественно называли свою фамилию. И не уходили до тех пор, пока в протоколе не отражался полный адрес, с номером дома и названием улицы. А самые ушлые шли прямо в редакцию, слезно каялись, но просили, чтобы их имена включили в списки ярых самогонщиков.

Журналисты «районки» первыми и смекнули, что за рекламу можно брать если не деньги, то первоклассный первач.

А начальника районного УВД все-таки сняли…

2000 г.

Одна предприимчивая тетка самогон гнала. Ни день, ни два и даже не месяц. А гнала столько, сколько себя помнит. Еще когда родная бабка была жива и также гнала самогон, она на печи лежала и наблюдала, как булькает хмельное зелье, как из трубочки капает в трехлитровую банку злой первач. Как этот самый первач разливается по бутылкам и как бутылки исчезают в карманах ночных гостей.

Тетка та продолжила семейную династию. Так же как и родная бабка, а потом и мамаша, она тоже гнала самогон и продавала его всем желающим. Гони двадцатку и забирай пузырь. Между прочим, самогон был гораздо крепче государственной водки да к тому же и стоил в половину меньше. Вот только не всегда могли мужики даже эту самую двадцатку в своих карманах отыскать. Ну, не было у них двадцатки, потому как зарплату порой по полгода не выдавали. Но без зарплаты прожить можно, как оказалось, и больше. А вот без выпивки душа тосковать начинала.

Иногда тетка отпускала первач в кредит. Правда, требовала с покупателя расписку. Мол, я, такой-то, такого-то числа в такое-то время занял у тетки двадцать рублей. Через час ещё двадцать, а через два — ещё столько же. Не писать же, что такой-то купил бутылку самогона по цене двадцать рублей за пол-литра? За такую расписку можно и срок получить.

Одни мужики охотно слюнявили карандаш и писали документы. Другие составлять расписки и ставить свои подписи под ними наотрез отказывались, зато запросто оставляли в залог свои личные вещи, которые не всегда имели какую-либо ценность. За несколько лет работы на самогонном фронте у тетки таких вещей — целый музей собрался. Чего здесь только не было! Шапки и телогрейки, сапоги и валенки, зажигалки и портсигары, упаковка с мылом, шорты детские, трусы мужские, автомобильная камера, бинокль без двух линз, початая пачка сигарет «Мальборо», правда, упакованная «Примой» без фильтра, мундштук от гаванской сигары, шарф спартаковский, электрический чайник, оказавшийся без спирали, четыре мраморных слоника, статуэтка волка из мела, уносящего Аленушку, портрет Никиты Сергеевича Хрущева, приспособление для резки яиц, паспорт без фотографии на имя Воронихина Петра Николаевича и удостоверение городского контролера по проверке билетов в трамваях и автобусах. Еще в годы перестройки паспорт без фотографии и удостоверение оставили в залог городские ребята, приехавшие в колхоз на уборку картофеля.

Каждая оставленная в залог вещь — отдельная история. О некоторых тетка вспоминает с благоговением, о других — со слезами смеха на глазах. Вот вся потертая кроликовая шапка. Ее в марте прошлого года в обмен на бутылку самогона оставил лихой шофер из соседнего села Витька Толкач. В начале апреля снова заявился к тетке, только не за шапкой, а ещё за одной бутылкой. На этот раз расплатился болоньевой курткой на синтепоне. А в конце апреля снял с себя резиновые сапоги, один из которых был с дырой, получил новый спиртовой кредит и до сих пор носа не кажет. Дед Матвей, когда тайком от жена всех мраморных словников с комода поснимал, принялся таскать фигурки якобы из китайского фарфора. Конечно, никакой это был не китайский фарфор, а обыкновенное российское стекло. Но самогонщица товар все равно отпускала, надеясь, что с пенсии дед все-таки расплатиться за спиртное. А он возьми, да отдай Богу душу…

Конечно, действительно ценные вещи, как обручальное кольцо или водительские права, выкупались без промедления. Бывает так: сегодня человеку приспичило принять двести пятьдесят граммов, а денег нет, а домой наведываться не хочется. Вот и оставляет он до утра ценную вещь или документ. И чуть свет уже стоит около калитки. Другие, кто расплачивался рваными шарфами, шапками или сапогами и не думают приносить деньги, считают, что выгоднее и целесообразнее приобрести взамен старой новую вещь. Таким тетка самогона больше не дает.

Однажды приходил участковый. Он здесь один на четыре деревни. Сначала нахально требовал литр самогона, грозился арестовать, упрятать за решетку. Но тетка таких участковых видела-перевидела! И тогда милиционер поменял гнев на милость. Пистолет в задний карман засунул, а кобуру в обмен на две бутылки самогона предложил взять в залог. Вошла в положение — взяла. Только участковый дальше калитки никуда не смог уйти. Выпил стакан и рухнул возле крылечка. Тетка в сени-то его кое-как втащила. Здоровый боров оказался. А утром, когда лейтенант проснулся, пистолет уже в кобуре лежал. На столе тарелка с дымящейся отварной картошкой стояла, малосольные огурчики и графинчик с чистейшим самогоном.

Тот участковый целых три дня гостевал. Обещал разобраться со всеми должниками. Но выгнали его из милиции. Жена усугубила. Нажаловалась руководству управления внутренних дел, что муж ей изменяет, погряз в пьянстве, детей родных воспитывать отказывается…

Если каждую вещь, оставленную в залог любителями заложить за воротник приравнять к поллитре, то тетка-самогонщица имела бы сейчас целую водовозку первача. Обменяв который на деньги, можно было бы безбедно полгода отдыхать на Кипре…

Да кому он этот Кипр нужен. В деревне-то с мужичками-выпивохами куда как веселее!

2000 г.

Всем членам бригады повысили квалификацию. У кого был третий разряд получил четвертый. Кто имел четвертый — удостоился пятого. Митрич, бригадир, как говорят, прыгнул выше головы и получил шестой. Хотя, честно сказать, на шестой он не тянул. Но зато дружил с заместителем начальника цеха, а это что-то да значит.

Словом, все остались довольны, удостоились прибавки к жалованию и по этому поводу закатили отчаянную пьянку. Только Антон Синюхин на этом празднике жизни был лишним. Он один из всей бригады не был квалифицирован на более высокий разряд. Как имел четвертый, так и продолжал его иметь. Все веселились, а он сидел за столом хмурее тучи и молча заглатывал по полстаканчика.

— А ты сходи к начальнику цеха, — наконец обратил внимание на грустную мину Синюхина Митрич, — Поговори по душам. Глядишь — тоже повысят разрядность.

— По душам это как? — иронически спросил Синюхин.

— Ну как? Расскажи про свою замотанную жену, про тещу-пилу, про детей, которые хотят хорошо есть и пить…

— Рассказывал уже, — махнул рукой Синюхин.

— Ну и что?

— Рано, говорит, тебе, Синюхин разряд повышать. Ты, говорит, Синюхин, инициативу проявляешь, только когда по стаканам разливать нужно.

— А ты и ему налей, — сказал кто-то из членов бригады, — Начальник цеха — тоже человек. И этим делом не меньше нас забавляется. Любит водочку. Я как-то к нему в кабинет ворвался, а там! Водки — море! И две бабы полуголых. Начальники цехов разряжаются.