Читать онлайн «Легенды о славном мичмане Егоркине». Страница 51

А в то время, как правило, боевые корабли стояли у причала только в случае неотложных уже планово-предупредительных ремонтов и серьезных поломок. Особенно летом. О самих поломках, не говоря уж об авариях, которых, кстати, тогда запрещено было говорить открыто. У нас же не могло быть военной техники, которая ломалась! Корабли же были уже давно «заслуженные», честно говоря, уже на тот момент устаревшие и морально, и физически – МПК проекта 204, а это были наши первые корабли с комбинированной дизель-газотурбинной силовой установкой, причем при ходе под турбинами движитель был водометный. Гидроакустическая аппаратура была слабенькая, разработки еще 50-х годов, а бытовые условия – вообще спартанские. По компоновке и организации он был некоей переходной единицей от катера к малому кораблю.

Когда однажды внезапно вышел из строя один из блоков главного двигателя, то на нашем корабле ремонт производился днем и ночью, ускоренными темпами, в условиях жесткого цейтнота перед большими учениями Кольской флотилии. Причем, своими силами, лишь при участии специалистов бригадной судоремонтной мастерской. А осуществлялась, по сути, заводская операция, по замене блоков на главном дизеле. Как и положено было по законам Мерфи, а, по-русски, по теории подлости, «вылетели» именно нижние рабочие блоки, что сделало эту операцию еще более сложной в корабельных условиях. Командир корабля и командир БЧ-5 постоянно докладывали старшему командованию о ходе выполнения почасового графика ремонта. Дело было в том, что в ходе предстоящих учений наш дивизион малых противолодочных кораблей должен был выполнять призовой поиск дизельной подводной лодки, а наш корабль еще и выполнять зачетные торпедные стрельбы новыми, по тем временам, торпедами на этом тактическом фоне.. И ремонт был выполнен даже с опережением графика, за что нашего механика даже пообещали представить к правительственной награде. Но именно – пообещали… Что-то не вышло, документы оформили как-то не так в свете требований всемогущих кадровых органов, а потом – забыли…

А на дворе стояло северное лето, было необыкновенно теплое, и в природе было относительно тихо. Но на корабле шли непрерывные тренировки КБР, различные учения – словом, обычные флотские будни. Надо сказать, что офицерский коллектив на корабле подобрался очень неплохой, обстановка в кают-компании была здоровая, без склок и хамства. Конфликты, конечно, были, (а как же без этого?), но какого-то длительного и враждебного характера не носили, и разрешались сами собой. Мы все читали и знали книги Л. Соболева, С. Колбасьева и стремились к тому, чтобы наши взаимоотношения соответствовали духу кают-компании миноносцев русского флота. Сейчас офицерская молодежь как-то стесняется этого слова, или произносят его только в насмешливо-ироничном контексте, но я считаю, что необходимая, здоровая, без эйфории, морская романтика у нас имела устойчивый вид на жительство. И именно она, помогала выдерживать физические и психологические нагрузки непростой и напряженной «овровской» службы в те, уже далекие годы. Мы знали, по большому счету, для чего все это.

Для командира Сергея Николаевича Н. этот корабль был первым в его жизни, он не утратил еще задора и здорового честолюбия, много знал сам и продолжал учиться и учить всех нас. Он поддерживал и развивал любую разумную инициативу, поддерживал наши начинания и не давал им затухать – когда мы, и, в частности я, «остывал» к внедрению своих же собственных «идей». Помощник был влюблен в корабельную службу, отлично знал противолодочное оружие, а «хозяйственником» вообще был с большим талантом. На этом корабле только у командира, у меня и механика название должности состояло из одной ипостаси. У помощника, через запятую дальше шло: «командир БЧ-2 – 3», у штурмана – «командир БЧ-4, начальник РТС». Все бы ничего, если бы эти должности исполнять только фактически, но это еще предполагало и требовало ведения документации в огромных объемах за все перечисленные боевые части. Безо всяких скидок, что он один на три боевые части.

Бумага всегда успешно боролась с фактической боевой готовностью, причем, что удивительно, во все периоды истории и при всех политических режимах, как бы их там не называли.

На дивизионных построениях по своему росту наш офицерский коллектив выделялся на фоне остальных – только помощник, Сергей Владимирович Я. едва дотягивал до 170, а я со своими 185 сантиметрами был следующим, механик и командир были еще выше, а штурман – так вообще 194 сантиметра. Подначки от соседей были постоянные, тем более, что командование «убедило» наш экипаж взять на себя повышенные обязательства, что превратило нас на некоторое время в мишень и для дружеских подначек, и для придирок «конкурентов».

В море ходить любили. Поэтому и выход на учение ждали с нетерпением. И вот – одним, ранним туманным утром получили сигнал «неожиданной» тревоги, на реях кораблей взвились «тревожные» сигнальные флаги, запустили дизель – генераторы, а затем и главные двигатели, окутавшие все причалы едким сиреневым дымом, и глухо урчавшие, в ожидании отхода, как довольные коты.

На дороге к причалу откуда-то появился странный офицер, из проверяющих, задававший всем встречным дурацкий вопрос насчет «тревожного чемоданчика». Те удивленно пожимали плечами, так как, будучи корабельными офицерами, все необходимое, на все возможные случаи походной жизни, от элементарных бритвенных приборов, запасов сигарет и разных приятных мелочей и вплоть до парадных мундиров, держали в своих каютах. Корабельная жизнь – она такая, никогда не сможешь знать, где вдруг окажешься не то чтобы завтра, а вообще – через несколько часов. А уж тем более – предположить, что именно тебе будет там нужнее всего. Поэтому, на всякий случай, у нас было все.

А он, хоть и был одет в военно-морскую форму, да еще с нарукавными шевронами капитана 3 ранга, знай себе – записывал, как будто этого и не знал. С ходового мостика корабля мы с командиром увидели, как он остановил даже нашего комдива, Андрея Владимировича Б., личность колоритную, с огромной «пиратской» бородой-шотландкой, огорошив того, наверное, тем же вопросом. Конечно, из-за грохота дизелей и приличного расстояния мы не могли ничего слышать, а только видели его жестикуляцию, но мы хорошо знали его лексикон и темперамент, и дружно рассмеялись, представляя, и озвучивая вслух, как этому «проверяле» наш «Борода» разъяснял его заблуждения. Проверяющий, по всей видимости, сильно обиделся на него, и куда-то ушел. А, может быть, и был «послан»..

Вот, наконец, получили желанное «добро» оперативного, снялись со швартовов и пошли по длинному горлу Печенгского залива, чьи скалы помнили еще драккары викингов и ладьи поморов. На ходовом мостике нашего корабля собрался весь штаб дивизиона, и над нами заполоскался брейд-вымпел его командира. Море было относительно тихое и спокойное. По УКВ слышались переговоры кораблей других соединений, так же выходящих на учения. Где-то высоко над нами чертили небо тяжелые самолеты, и совсем низко – рукой подать, пролетали пары истребителей палубной авиации, «летающие огурцы», как тогда называли за форму и окраску ЯК-38. От чувства причастности к великому флоту было как-то по особому приподнятое настроение, задор был заметен у всего экипажа. Все команды выполнялись быстро и даже весело

Тем временем, вышли в заданный нам квадрат, или, как говорят, в «квартиру» полигона и начали поиск. Корабли перестраивались, меняли галсы, использовали опускаемые станции, применяли «хитрые» технические приемы, и, наконец, получили уверенный контакт с лодкой, который «схватили» и подтвердили акустики с нескольких МПК. «Нашли, как жена заначку!» – восхищенно прокоментировал дивизионный РТС-овец.

Итак, корабли обнаружили лодку и начали за ней слежение. Пользуясь погодными и гидрологическими условиями, гидроакустики «набирали время контакта», необходимое по нормативам, старшины команд тренировали матросов последнего пополнения, которых на кораблях дивизиона было много. В других боевых частях на нашем корабле тоже шли постоянные учения, чтобы дать почувствовать экипажу, что такое боевая работа. Медленно двигались установки РБУ, отслеживая перемещение невидимой лодки, глухо урчали сервомоторы наводки орудия, где-то в небе выискивающего своими стволами невидимую воздушную цель. Командир любил говорить, что каждую тонну соляра нужно спалить с толком. И ему удавалось этого добиться!

Приближалось время нашей зачетной стрельбы, тут уже за приборы в рубке гидроакустики взялся сам старшина команды, доклады стали четче, на палубе у аппаратов правого борта суетились торпедисты вместе с дивизионным специалистом, еще раз проверяя все положенные установки. Обычное в таких случаях напряжение нарастало! И вот уже посыпались установленные команды, корабль увеличил ход и лег на боевой курс торпедной атаки. Залп! С интервалом в несколько секунд аппараты окутались слабым сизым пороховым дымом, уносимым встречным потоком свежего воздуха, и торпеды рванулись с борта прямо в серо-зеленые, с редкими белыми задорными гребешками, волны, уткнувшись в них своими ядовито – красными «практическими» головами. Все! Экипаж, команда торпедистов, КБР, и сам командир что могли, уже сделали! Теперь все зависело только от того, насколько правильны были расчеты и решения, а также от исправности механизмов самих торпед. Оставалось только ждать! Мы вглядывались в изумрудную воду и молча переживали, найдут ли ее наши «умные» торпеды.