Читать онлайн «Дикий барин в диком поле (сборник)». Страница 33

На новые скин-ду смотреть не стал. А побежал, уворачиваясь от охраны, к реставрационному цеху. В нём старые ножи приводят в божеский вид, чтобы, значит, сызнова живопырить. Чего только в цехе реставрации не увидел! Кожаные ножны, изодранные зубами, что ли, не знаю. Лезвия в зазубринах. В углу секира какая-то щерится. На верстаке – палаш, надеюсь, просто в ржавчине. Схватился за секиру, отбежал, снова схватился. Неописуемое наслаждение.

На выходе купил себе набор метательных ножичков. Всю жизнь мечтал.

За углом секс-шоп и тоже какая-то мастерская по этой части. В шотландской символике. Туда не пошёл. Думаю, что в шоп сплавляют отходы и обрезки от первых двух производств. И, может, в секс-шопе тоже суровый ОТК есть. С использованием зашедших.

Не готов пока.

Прочёл в гостинице: «Наших гостей ждёт самое учтивое гостеприимство и внимательное отношение ко всем их пожеланиям. Мы открыты всем приезжающим со всех концов мира. В нашем отеле останавливались многие исторические знаменитости. В частности, лорд Малькольм из Полтахоллоха, приехавший оспаривать право на графство Аргайл у лорда Колина Кэмпбелла. Надо ли говорить, что наглый чужеземец проиграл это соревнование и вердикт прозвучал не в его пользу! Посрамление приехавшего сопровождалось взрывом восторга среди жителей нашего города. Из нашей гостиницы ему пришлось бежать тайком и опозоренным. Его экипаж, как и дома его немногочисленных сторонников, которые располагались на центральной площади, подверглись нападениям – на них обрушился град камней, а пять домов было сожжено… Над замком реет знамя нашего доброго герцога Аргайла!.. Нашим гостям мы предлагаем ощутить на себе все аспекты знаменитого шотландского гостеприимства… сауны… тренажёрный зал… обучение традиционным ремеслам… стрельба из арбалета на берегу волшебного озера…»

– Особо не распаковывайтесь! – кратко приказал сопровождающим. – Назначить караульных, кипяток постоянно должен быть под рукой, пароль: «Каве адсум!», отзыв: «Самара!» Просто так не дадимся… Кэмпбеллы вонючие! Устроили тут…

По итогам сегодняшнего дня могу начать проводить «Тренинг по искусству продаж в условиях высокогорья и обоюдного кислородного голодания».

Чем прекрасен Хайленд? Обилием людей, которые накормят и напоят любого странствующего забулдыгу, снимут с себя рубашку для любого беглого каторжника и усыновят малютку – растлителя восьми католических священников. Эти же люди, не меняя выражения лиц, превращаются в Сатану, стоит предложить им купить бритвенный станок или набор спичек.

Стоял под косым дождём над могильным камнем с надписью: «Здесь покоится Мэри Маккари, умершая в возрасте 87 лет, 70 из которых она содержала гостиницу, в которую иногда пускала коммивояжеров».

Хайлендеры на рынок надевают самое красивое и лучшее. Как в последнюю битву за молодого принца-красавчика Стюарта.

– Вы все – хитрецы с Клайда! – сообщил нашей краснорожей группе местный.

Оглядел группу своих адских хитрецов. У одного в руках трепетал на ветру надувной шарик.

Приятно быть символом хитромудрия даже в этих природных условиях, отнимающих у любого неподготовленного человека силы на пробуждение.

Рассказал сгрудившимся спутникам про армян, вырвал шарик.

Суровость правды жизни заключается в том, что если бы я постоянно говорил правду, то в моей постели побывало бы гораздо меньше интересных людей.

То же самое про удобную обувь. Вчера, например, видел гражданина в удобной обуви, которая внятно утверждала, что гражданин не хочет или не может вести сексуальную жизнь с людьми.

Или вот кулинария.

– Да половины вас бы не было, – кричал я недавно домочадцам, – если бы я не умел готовить! Ваши мамы были подманены мной стуком ножа и бульканьем! Борщ – Вавилоний Джонович! Пирог с сомятиной и рисом – Александра Джоновна! Подведите ко мне Никодима и Аристарха, ощупаю их лица, оживлю память… Происхождением своим обязаны вы баранине с чесноком! Все ли поняли?! Откуда же тогда столько застольных капризов по поводу моей стряпни?!

Вернулся с пробежки и плавал в море, сноровисто и шумно.

Вытираясь огромным полотенцем, побежал завтракать.

Завтракал сегодня обильно. Вначале пил довольно жадно из высокого стакана смесь из рубленой пророщенной пшеницы с мёдом и козьим молоком.

Потом в широкой миске принесли омлет с маленькими мягкими крабиками, которых день держали в гоголь-моголе, подкопчённой утятиной, укропом и свежим майораном. Омлет был высокий и лакированный. Не удержался и повелел дать мне белого сочного салата, прокрученных лоснящихся оливок, филе крепкозажаренных на угольях с подпалинами сардин. Ел омлет неторопливо, мыча.

Отдельно попросил дать мне ещё мягкого, но не горячего хлеба и сливочного масла в завитках на льду. Принесли две маленькие картофелины, варенные в морской воде, в корочке соли. Обколупывал соляную шкурку картофеля, мял вилкой желтоватую мякоть с холодным маслом, обильно перчил из крупнопомолистой мельницы и смело лил туда, в маслянисто-картофельное, две ложки сливок с мелкосеченой маринованной килькой, пряными травами и молодыми побегами чеснока. Туда же истолок маленький кусок домашнего сыру, который оказался к месту. Мазал всё на хлеб и откусывал большие куски.

Выбирал мучительно пирожное, но передумал и попросил дать гранатового фреша. А потом резко потребовал пирожного и немедленно съел его. Пирожное было бисквитным, с мандариновыми цукатами, плотным и пропитанным терпкой пастой из лайма. Пил также мятный чай с кедровыми орехами и читал газеты с журналами.

После завтрака общался с оставшимися в живых участниками нашей экспедиции.

Сейчас пил шоколад с расплавленной в нём зефириной. Обмакивая в шоколад солоноватые тонкие хлебцы с кунжутом. Потом ел деревенский сыр, отрезая ножом от большого куска, зажатого по каторжанской привычке в кулаке. Сыр в здешних горах получается острый, видно, что местные овцы что-то такое потребляют на склонах, при комбикормовом снабжении такой остроты достичь сложно. Пережевывая сыр, откусывал от помидора, лежавшего немного наособицу на грубой ноздристой тарелке из шершавой глины, незамедлительно запихивая туда же, в белоснежную свою пасть, кусок острого перцу и сизую большую маслинину.

Брал в руки чуть засохший плоский хлеб с кориандром, выколупывая пальцем мелкие угольки в хлебных разверстых складках. Я люблю нюхать хлеб, не знаю, откуда эта привычка у меня. Помню, что с детства. Брал корочку хлеба и нюхал ее. Бабушка неодобрительно относилась к этой моей привычке, считая её первой стадией алкоголизма, а сосед по коммунальной квартире Галушин был, напротив, в восторге.

Потом я отрезал тем же ножом с неправдоподобно тяжёлым лезвием луку и макал лук в разлитое на блюдечке зеленоватое масло. Заворачивал промасленный лук в хлеб и снова жевал, глядя на море. Море немного фиолетового цвета, оно сегодня у меня вызывает недоверие.

Ем я не очень аккуратно. Всё постоянно падает на рубаху.

Сейчас буду читать книгу. Или даже две книги сразу.

Утром я обычно ем на балконе кашу. Со сливочными топлёными пенками, корицей и ягодами. Можно без ягод, но тогда в каше должна быть хорошо прожаренная крошка грецких орехов, а пенок можно поменьше. Ягоды должны быть охлаждёнными, без испарины, целыми, недавлеными. Под тарелкой должна быть большая белая льняная салфетка, мне так удобно и нравится.

Я не ем по утрам жареных колбас и омлетов с сосисками. Не пью апельсиновый сок. Тосты не ем по утрам.

А всё почему?

Утренняя каша для меня – это каша отпущения всяческих прошедших накануне грехов. Фактически причастие перед новым днём, полном соблазнов и загорелых искушений. Ем кашу и воображаю себя приличным человеком, находящимся в домашнем уюте, среди привычного комфорта. Смотрю на горизонт и тяжёлой ложкой дирижирую собственным мыслям. Или вспоминаю что-то, смущённо улыбаясь.

А то начинаю читать чужие диссертационные сочинения, которые мне присылают, чтобы я их бесчестил и срамил. Или, пережёвывая чернику в кремовой манной каше, отвечаю на sms от разных гневных женщин, которые требуют от меня публичного самоубийства и пенсиона (в любой последовательности).

А есть люди, которые встанут в зажелтелой майке, подумают, почесав за ушами: хоба, а времени для жизни всего ничего осталось, – хвать тугомясенькую жену за сиськи, бутыль вкусной питательной водки, огромное банное полотенце с обмахрившимися краями, помидоров, огурцов, кобаськи и пр. по благоразумению, кепочку на голову – и на вокзал, на электричку, в луга, и там счастливы, посильно употребляя в размеренном веками порядке водку, помидоры, жёнины сиськи на полотенце. Вперемешку, под солнцем, у воды.