Читать онлайн «Литература мятежного века». Страница 32

Наряду с этим надо учитывать, что история не окаменевшая данность, а процесс, постигаемый не только научным анализом, но и творческим инстинктом, а в искусстве фантазий. Творческое воображение Пикуля не выходит за пределы правды истории и человеческого характера, поставленного в конкретные условия. Примечательно и его проникновение в атмосферу характерных реалий, отдаленных от нас на сотнями лет. Вот две такие картины давнего прошлого.

"Москва же в это время жила сумбурно и лиходейно, во хмелю, в реве охотничьих рогов, в драках, да плясках. - Эй-эй, пади! - и по кривым улицам пронесется, давя ползунов-нищих, дерзкий всадник на запаренной лошади, рядом бок о бок князь Иван Долгорукий, а за ним с гиком да свистом доезжачие, кречетники, псари, клобушечники".

"Что ни улица Москвы - то свой запах. Сычугами несло от места лобного; на Певческой подгорали на жаровнях варварские масляные оладьи; из лубяных шалашей, что напротив Комедиантского дома, парило разварной рыбой; а на Тверском спуске пироги с чудскими снетками воняли удивительно непривычно для испанского гранда".

Сила реализма, правда зиждятся на способности воображения проникать в глубинные пласты эпохи; оно, воображение, неотделимо от художественной правды, являясь производным от действительности. Вспомним слова английского эстетика Джони Рескина: "Подлинное воображение воссоздает правду. Для правдивого произведения характерно то, что оно реально, ощутимо, различимо и ясно... Настоящее искусство отличается вечной жаждой правды и стремлением быть правдивым, оно "всегда интересуется тем, что скрывается за маской".

К Валентину Пикулю, как историческому писателю, приложимо суждение живописца Поля Гогена: "Нет искусства, если нет воображения". Не вымученного, не того, которое забирается в заоблачные выси, откуда уже и не видно ни Земли, ни людей с их делами, заботами и честолюбивыми помыслами и прочее, а фантазии животворной, выраставшей на почве действительности, не отдаляющей чувства и мысли от жизни, напротив, пытающейся ее соками... Она, фантазия, схватывает и порождает "представления и образы, раскрывая самые глубокие и всеобщие человеческие интересы в образном, вполне определенном чувственном воплощении". В то же время поэтическое воображение есть то средоточие, в котором "всеобщее и бытие, собственное и найденное, внутренне и внешнее, всецело претворены в одно" (Гегель). Проще говоря, творческое воображение позволяет приобщиться к миру, а не бежать от него и вместе с тем помогает понять разницу между сознанием обыденным, заурядным и сознанием творческим, как более высоким и глубоким постижением исторического бытия.

***

Начиная с 1972 года наряду с большими по объему романами (некоторые в двух книгах), Пикуль публикует произведения малого жанра, которые он назвал "Историческими миниатюрами". Впоследствии они составили большой двухтомный цикл. "Жизнь любого человека, особенно выдающегося, - объяснял Пикуль причину, побудившую его прибегнуть к новому для него жанру, - это - роман с завязкой, кульминацией и должным выводом этой длительной дороги, которую человек преодолел. Понимая, что таких романов, как и героев, неисчислимое множество, я в 1970 году впервые обратился к жанру исторической миниатюры. Это не рассказы, тем более не эссе, вошедшие в моду нашей словесности сравнительно недавно".5 Итак, новое жанровое явление в русской литературе историческая миниатюра, каждая из коих являет собой вполне законченное произведение, в некотором роде маленький роман, в котором выступает множество конкретных личностей разных эпох, общественных слоев и социальных групп: Ричард Ченслер, Поль Джонс, Яков Кульнев, Сергей Николаевич Долгорукий, Василий Костенецкий, хирург Буяльский, Александр Бестужев-Марлинский, Василий Перовский, Павел Обухов, канцлер Александр Горчаков, Михаил Сидоров, поэт Дмитрий Минаев, доктор Захарьин, художник Константин Маковский, адвокат Плевако, генерал Драгомиров и многие многие другие.

Одновременно он стремится осмыслить цепь времен в ее многогранном ракурсе: социально-политическом, культурном, нравственном, но преломленного во всей полноте в характере русского человека с его широкой натурой, вольнолюбивым духом, природным умом и терпением. В этом суть. Впервые ли, однако, им предпринята попытка высветить судьбы людей сменяющихся поколений? Отвечая на этот вопрос, он приводит пример из XIX столетия. Жил на свете генеалог Алексей Борисович Лобанов-Ростовский составитель "Русской родословной книги". Его пристрастием было изучение истории родственных связей русского дворянства. Он был одержим постижением нехоженых никем путей и извивов истории, на которых маячили забытые личности с необычными и загадочными биографиями, отмеченных перстом трагической судьбы. О Пушкине или Суворове, говорил Пикуль, написано много, а вот "высветить во мраке облик какого-либо человека, о котором все молчат, - это задача кропотливая, почти болезненная, ибо могила молчит, архивы молчат, а вокруг нелюдимая тишина, и никто тебе ответно не откликается".5а

Между тем Валентина Саввича привлекает становление национального характера, и он стремится осмыслить те причины и обстоятельства, которые формируют личность, основа коей зиждется на любви к родине, национальной гордости и человеколюбии. Именно характер - вот центральный нерв пикулевских произведений. Через него передаются важные приметы времени, колорит той или иной эпохи. Вместе с тем создаются диалектически сложные перепетии исторического периода, в котором соседствуют высокое и низкое, трагическое и комическое, достойное увековечивания или же обреченное на забвение. Здесь особую роль играют судьбы тех, о "которых все молчат", а "вокруг - нелюдимая тишина".

Стремлением к истине пропитано все существо Пикуля. К тому же он ничего в себе не приукрашивал и не приспосабливался, но всю жизнь работал, как пахарь, в страдную пору. Один из собеседников писателя высказал мнение, что его желание возродить на примерах прошлого национальное достоинство русских является главной причиной феноменального успеха среди широких народных масс, равно как источником ненависти со стороны выразителей преступной кремлевской идеологии последнего десятилетия. Он согласился с этим утверждением: "Я и сам считаю себя патриотом и не боюсь говорить об этом. К великому сожалению, сегодня и в жизни, и в литературе люди стали как-то сдержанно выражать свои чувства к Родине. Мне иногда мои товарищи, писатели, прямо говорят: "Ну зачем ты так открыто пишешь о патриотизме? У тебя герои сплошь и рядом заявляют: <Друзья, я очень люблю свою Родину>. Так в литературе сегодня не принято". А чего, спрашивается, стесняться? Между прочим, я прочитал уйму всяких дневников, мемуаров, воспоминаний. И вот что характерно: через все эти человеческие документы красной нитью проходит патриотическое чувство. Какие-то безвестные поручики, мелкие чиновники, горожане, крестьяне, именитые аристократы не стыдились открыто признаваться в любви а Отчизне. Думаю, что искусство наше должно говорить о любви к Родине во весь голос. Особенно сегодня, когда деформированы и продолжают деформироваться многие духовные ценности. История нашего народа богата примерами героизма, причем в ситуациях критических... А "железный канцлер" Бисмарк говорил о непобедимости России, которая зиждется на миллионах "собственно русских"... Екатерина II, будучи немкой, но женщиной дальновидной и умной, называла Россию Вселенной и прямо заявляла, что сама если и великая, то только благодаря русскому народу. А как созвучно этому сказанное И. В. Сталиным в своем знаменитом тосте в честь Победы, в честь русского народа! На протяжении многих веков русский народ был той цементирующей силой, которая скрепляла братскую дружбу народов нашей многонациональной страны".6

По справедливому убеждению писателя, тема патриотизма - важнейший признак национальной зрелости искусства, это своего рода культура духа, воспитывающегося на лучших традициях народа: "В моем представлении - это знание истории своего Отечества... Здесь должно быть свое: память о Куликовском поле и стремление узнать, откуда пошла и как стала земля русская, и как славяне пришли и разбили римские легионы, отчего летописец, над головой которого храпели татарские кони, старательно выводил старославянской вязью обращение к потомству... Сохранение памяти, восстановление исторической преемственности в качестве живого, вечного основания нашего бытия - в этом, мне думается, и заложен патриотизм".7

Сегодня это одна из наиболее актуальных проблем. Во второй половине XX века в общественном сознании заметно потускнели важнейшие исторические реалии, ощущение преемственности поколений, превращая русских в Иванов, не помнящих родства. На этом следует вкратце остановиться. Журнал "Агитатор и пропагандист Красной Армии" (19-20 октября 1944) отмечал, что патриотизм досоветского периода был исторически ограничен и только в послереволюционное время поднят на новую ступень. В этом же журнале в последних номерах за 1944 год опубликовано ряд статей о патриотизме татарского, узбекского и башкирского народов. К этому времени наметился переход к иным критериям: вместо подчеркивания русского патриотизма на первый план выходит советский патриотизм. Если речью Сталина 7 ноября 1941 года была открыта широкая дорога русскому патриотизму, то к концу войны появилось новое определение патриотизма. В передовой статье "Правды" (17.11.1944) под заголовком "Сила советского патриотизма" утверждалось, что суть нашего патриотизма состоит в том, что в его основе не расовые или националистические предрассудки, а глубокая преданность и верность народу своей социалистической родине и братскому сотрудничеству тружеников всех наций страны. Вместе с тем в нем гармонически сочетаются национальные традиции народов и общие интересы всех трудящихся СССР. Поэтому советский патриотизм объединяет нации и народности страны в единую братскую семью. После окончания войны, 24 мая, Сталин выступил с речью на приеме в честь командиров Красной Армии, в которой согласовал русский патриотизм с советским патриотизмом. Он отдал дань признания советскому народу, и, прежде всего русскому, как самой выдающейся нации, которая входит в состав Советского Союза. Русский народ, сказал Сталин, получил в этой войне всеобщее признание как руководящая сила страны. После признания Сталиным роли России появились работы, в которых снова прославлялся русский народ.7 В. Лебедев писал, что без его помощи ни один народ, входящий в состав СССР, не смог бы сохранить свою свободу и независимость, а народы Украины, Белоруссии, Прибалтики и Молдавии не смогли бы освободиться от немецко-фашистского рабства.8 А. Понкратова привела данные о том, что на 15 января 1945 года в Советской Армии было 10511 удостоенных высокого звания Героя Советского Союза, из которых 7 223 были русские.9