Читать онлайн «Прекрасное в жизни и в искусстве». Страница 10

Если реалистическое искусство в силу наличия в нем высоких эстетических идеалов прекрасно изображало не только прекрасные, но и безобразные явления, при этом отнюдь не эстетизируя, а осуждая их, то декадентское искусство, стремясь к эстетизации безобразного, пытается и прекрасное сделать в искусстве безобразным. Вспомним, например, мертвенность пейзажей Сезанна или отталкивающие картины кубистов, в которых уродуются прекрасные формы предметного мира. А это ведет к распаду реалистической формы, достигшему своего апогея в современном сюрреализме и абстракционизме.

Жизненно правдивое искусство, говорит наша эстетика, прекрасно не только благодаря своему содержанию, но и благодаря своей форме. Призванное служить утверждению прекрасного в действительности и воспитанию в людях чувства красоты, искусство всю систему своих выразительных средств черпает из проявлений красоты в самой действительности.

Законы и нормы художественного языка вырабатывались в реалистическом искусстве в процессе воплощения в художественной форме правдивого содержания искусства. Они поэтому обладают некоторой красотой даже сами по себе, будучи абстрагированы от конкретных произведений искусства (как, например, могут быть красивые или некрасивые гармонические последовательности в музыке, архитектурные формы, цветосочетания в живописи и т.д.). Художественная форма, построенная с учетом этих закономерностей, до известного предела будет красивой именно как форма, даже независимо от воплощаемого ею содержания (и в этом одно из проявлений ее относительной самостоятельности). Красота формы — одно из непременных, необходимых условий подлинного искусства. В настоящем искусстве форма никогда не может быть безобразной, нарушающей законы и нормы художественного языка.

В то же время необходимо учитывать, что эта абстрактная красота формы самостоятельна лишь до известных пределов, что главным источником красоты формы является красота художественного содержания. Красота формы словно оживает в своей выразительности, когда она становится содержательной, когда именно через эту красоту в ней раскрывается большой идейно-эстетический, внутренний смысл художественного произведения. Когда же красивая форма прикрывает пустое или даже безобразное содержание, эта красота является чисто внешней, мертвой, окостенелой. Но такое противоречие между содержанием и формой может иметь место в очень ограниченных рамках. Когда содержание целиком выхолащивается из художественного произведения или становится антиэстетическим и реакционным, форма разрушается и теряет свою даже чисто внешнюю красоту.

Формалистическая эстетика нередко выступает под флагом борьбы за красоту художественной формы. Примером может служить известная книга Э.Ганслика «О музыкально-прекрасном», где немало говорится о красоте музыкальной формы, строящейся по специфически музыкальным законам. Но музыкальная форма понимается Э.Гансликом как нечто совершенно бессодержательное, более того, она отождествляется с самим содержанием музыки. Очевидно, что при таком понимании формы красота ее сводится к чисто внешней, абстрактной красивости. Практически же даже в этом смысле слова она недостижима в искусстве, лишенном всякого содержания.

В противоположность формалистическому пониманию красоты в искусстве, в музыке, в том числе, реалистическая эстетика всегда говорила о красоте формы как о явлении, обусловленном красотою содержания. Великий русский музыкальный критик А.Н.Серов писал, например, что «идеальное совершенство музыки только тогда достигается, когда правда выражения совпадает с чисто музыкальной, мелодической красотою, когда высшая правда выражения вызывает высшую красоту музыки»[19]. Он считал, что без правды выражения музыка становится только погремушкой, более или менее приятной, но вместе с тем и более или менее пустой.

Мы можем восхищаться прозрачностью и изяществом полифонического мастерства Глинки, богатством шопеновской мелодии, своеобразием гармонического языка Листа, красочностью инструментовки Римского-Корсакова — восхищаться всем этим именно как моментами прекрасной музыкальной формы. Но эта красота формы будет восхищать и радовать нас лишь при условии понимания содержания музыки, лишь как красота выражения этого прекрасного и правдивого образного содержания в звуковой структуре музыкального произведения.

Подлинная красота формы в искусстве не может быть достигнута на основе лживого и реакционного содержания. Те закономерности красоты, с учетом которых создается художественная форма в искусстве, только тогда приводят к действенным, эффективным результатам, когда они направлены на раскрытие правдивого жизненного содержания, отображаемого в свете передовых идеалов прекрасного. Это объясняется тем, что так называемая «формальная красота» (т.е. красота геометрических форм, цвета, света, движения, звука, используемая в создании художественной формы), хотя в отдельных случаях и может произвести на человека некоторое впечатление сама по себе, входит, однако, в область подлинно прекрасного лишь тогда, когда воспринимается содержательно, т. е. как проявление жизни, соответствующей нашим понятиям о ней и нашим эстетическим идеалам.

Мы можем восхищаться окраской, ритмом, симметрией и т. д. тех или иных природных явлений, но если эти качества присущи явлениям, пагубным для человека, они не могут быть восприняты нами как прекрасные. Мы можем восхищаться физической красотой человека, но, узнав, что он мерзавец, почувствуем к нему отвращение. Подобно этому и в искусстве подлинная красота формы немыслима вне правдивого жизненного содержания. «Прекрасное прекрасней во сто крат, увенчанное правдой драгоценной»,— писал Шекспир. «Красота — дело вкуса: для меня она вся в правде», — говорил Репин.

Только на основе правдивого и подлинно прекрасного содержания искусства достигается такое важнейшее качество прекрасной художественной формы, как ее простота и естественность. Подлинно прекрасное в искусстве просто, непринужденно, доступно. Оно просто не элементарностью, не грубым примитивом, а той высшей мудрой и внутренне богатой простотой, которая является результатом правдивости содержания и совершенства его художественного воплощения. Белинский неустанно повторял, что «простота есть красота истины». Чайковский писал, что «красота в музыке состоит не в нагромождении эффектов и гармонических курьезов, а в простоте и естественности»[20].

Реалистическое искусство всегда характеризовалось единством жизненной правды и красоты ее отображения, совершенно утраченным декадентами. Органически присущее реализму единство правды жизни и красоты ее отображения в период модернизма распалось, с одной стороны, на стремление к протокольно-точной фиксации случайных жизненных фактов (у натуралистов), с другой стороны, на самоцельную игру формальными средствами, некогда служившими созданию прекрасных реалистических форм, а ныне безразличными к жизненной правде и даже враждебными ей (у формалистов).

Произведение искусства только тогда прекрасно, когда правдивое, передовое идейное содержание целиком и полностью выражено в соответствующей ему художественной форме, когда это произведение обладает эстетическим единством содержания и формы. Критерий единства содержания и формы является одним из важнейших в определении прекрасного в искусстве.

Только содержательная форма в искусстве прекрасна. Исходя из этого, некоторые эстетики определяли прекрасное в искусстве именно как единство содержания и формы. «...К р а с от а есть соответствие формы содержанию»[21] — писал, например, Плеханов. Между тем, несмотря на большое значение этого единства для красоты художественного произведения, само по себе одно оно еще недостаточно.

Единство содержания и формы не может быть главным определяющим критерием прекрасного ни вообще, ни в искусстве. Этим единством обладают и декадентские художественные произведения, где растленному, упадочному содержанию соответствует уродливая форма, и несовершенные по мастерству произведения, где ущербное содержание порождает слабость формы.

Красота в искусстве заключена не в единстве содержания и формы самом по себе, а прежде всего в содержании, правдиво отражающем действительность в ее эстетическом своеобразии, воплощающем объективно-прекрасный эстетический идеал. Красота искусства состоит, далее, в его форме, созданной по законам красоты, присущим языку данного вида искусства. Красота эта, наконец, в единстве содержания и формы, в том, что красота формы служит раскрытию и максимально яркому доведению до людей прекрасного содержания.

Лишь все эти моменты в своей совокупности характеризуют прекрасное в искусстве. И достаточно отсутствия хотя бы одного из них, чтобы художественное произведшие перестало быть прекрасным. В самом деле, искусство, где содержание безобразно, но прикрыто внешне красивой формой, или искусство, где содержание прекрасно, но форма совершенно уродлива, где есть разрыв содержания и формы (хотя бы сами по себе они были прекрасны), не является подлинно прекрасным, не удовлетворяет целостному (и в этом смысле высшему) критерию художественной красоты. Только единство прекрасного содержания и соответствующей ему прекрасной формы создает подлинную красоту художественного произведения.