Читать онлайн «Александр Иванов». Страница 69

В разгар военных событий, в феврале 1856 года, скончался государь Николай Павлович. У современников не было сомнений, что «его убили последние политические события и не столько война и ее неудачи, сколько озлобление и низость не только его врагов, но и тех, в ком он видел своих союзников и друзей»[158].

В марте 1856 года Россия подписала унизительный мир в Париже.

Впрочем, мы забежали вперед. Но, прежде чем возвратиться к годам предшествующим, скажем: все в России следили за ходом Крымской войны, за боями в Севастополе…

Никогда, казалось, после войны 1812 года не были так едины русские люди. Необыкновенное чувство патриотизма поднималось в обществе.

Не могло не коснуться оно и русских художников, проживавших в Риме.

Начиная с 1835 года на Западе, в богословском мире, пребывавшем до той поры в каком-то особенном затишье, вспыхнула ожесточенная борьба религии с философией.

Участниками ее становились известные ученые-богословы как католического, так и протестантского мира: с одной стороны — Штраус, Мишле, Фишер, Вейсе, Бруно Бауэр и множество их подражателей и популяризаторов вроде Ренана; а с другой — Штейфель, Толлкж, Неандер, Ульман, Гешель и др. Не осталось в стороне и православное богословие, уже по одному тому, что был сделан вызов не католичеству и протестантству, а христианству вообще.

Бросил вызов и тюбингенский теолог Давид Фридрих Штраус, выпустивший в 1835 году книгу «Жизнь Иисуса».

Тюбингенский университет, основанный в 1477 году, в свое время был важным центром реформаторства. С включением в состав университета евангелической семинарии или Богословского факультета, на базе его сложилась Тюбингенская школа, известная своей умеренно рационалистической критикой догматического христианства. Позже тюбингенская школа ассоциировалась с мощным и влиятельным теологическим направлением, существовавшим в 1830–1860-х годах.

Молодой магистр, сын коммерсанта, склонного к пиетизму, недавний сельский пастор Д. Ф. Штраус полагал: критика христианской догматики, которая, на его взгляд, была внутренне противоречива и пришла в конфликт с современными знаниями, решительное развенчание заскорузлой ортодоксии будет способствовать сохранению и спасению христианства.

Такое стремление к обновленчеству 27-летнего Д. Ф. Штрауса могло бы встретить понимание и поддержку в церковной среде, если бы программа магистра не предполагала разрушения наиболее консервативного, с его точки зрения, догмата Церкви — признания Иисуса сыном Божьим.

Не случайно книга Д. Ф. Штрауса посвящена жизни Иисуса, то есть исторической личности. Прибавление «Христос» (то есть «Помазанник») автором книги отрицается, так как оно является указанием на духовное помазание Богом-Отцом.

Тюбингенский магистр, репетент того древнейшего почтеннейшего учреждения, которое гордилось именами Бенгля, Штора, Флатта и Штейфеля, по-своему свел счет всей евангельской теории.

Оказалось, вся евангельская история есть миф. Величественное же здание христианства, его история построены на песке, а 18 веков, пережитых почти половиною всего человечества, нужно ниспровергнуть в пропасть, ибо человечество жило пустыми иллюзиями, мифами, баснями.

Возбуждение, вызванное сочинением Штрауса вначале только в Тюбингене и Вюртемберге, вскоре, как неудержимый поток горячей лавы, разлилось по всей Германии, пересекло ее границы…

Не прошло и пяти лет, как сочинение Штрауса выдержало четыре издания…

Вздремнувшее было немецкое богословие мгновенно встало на ноги.

«Год 1835 был для рационалистического богословия тем же, чем 1848 — для жизни Европы государственной, потому что сочинение Штрауса „Жизнь Иисуса“ имело такое же значение для западного богословия, какое революция 1848 года для западноевропейских государств», — писал священник Т. Буткевич[159].

В папском Риме книга Д. Ф. Штрауса была строжайше запрещена. Но немецкий пейзажист Рейнгард получил ее контрабандой. Старому художнику книгу доставили в чемодане баварского короля Людвига.

А. Иванов мог узнать от Рейнгарда о секретной посылке, но прочитать книгу все равно не смог бы, она была на немецком языке, которым он не владел.

Познакомился с ней А. Иванов в 50-х годах во французском переводе Литтре.

Он не мог не заинтересоваться ею. Не мог потому, что книга затрагивала тему, занимающую его уже более десятка лет.

Критические же замечания, относящиеся к толкованию Жизни и Деяниям Христа, еще более должны были заинтересовать его. Он во всем искал новых сведений, уточнений к изучаемым историческим событиям.

И потому так понятно его стремление овладеть книгой.

«Мы, русские исторические живописцы, покамест стоим под линиею запрещения, дожидаясь с нетерпением благоприятного часа к открытию необходимых для нас исторических сведений и разборов, — писал он 7 ноября 1851 года из Рима не установленному лицу. — В этом виде я пробовал говорить с вами в Альбано о книге…<„Жизнь Иисуса“ Штрауса. Перевод г. Литтре>, выданной недавно в Париже. Вы сами видели, с какою жаждою я искал через вас добыть эту важную [строжайше запрещенную] книгу, но все прервалось вашею болезнью…»

Но кто, как не А. Иванов, мог бы повторить вслед за священником Т. Буткевичем: «Евангельские факты по своему происхождению — иудейского народа, который, как можно судить по его литературным и историческим памятникам, в этом отношении стоит совершенно одиноко между всеми другими древними народами, так как — это можно назвать народно-психологическим чудом — он никогда не имел мифологии и даже никогда не мог иметь ее, потому что в своих теологических воззрениях он вышел из совершеннейшего, чистейшего монотеизма[160] и всегда с энергиею и традиционною преданностью придерживался его в течение всей своей многовековой истории».

Да, иудейский народ имел довольно живое и глубокое чувство природы; и это чувство, кажется, ни у одного народа древности не выступает в такой чистоте и свежести, как у иудеев. «Но у евреев, — замечает Т. Буткевич, — это чувство служило лишь к прославлению Творца природы, как личного Бога, а не к боготворению самой природы. Да, евреи имели также живую, чрезвычайно богатую образами и отважно-смелую фантазию, — эминентно-творческую силу; но эта сила, эта фантазия их была всегда только на внутреннюю жизнь их, проникнута миром религиозной мысли, весьма мало касаясь чувственного мира, будучи почти чуждою всякой пластичности и конкретной идеализации индивидуального, — вследствие чего евреи были совершенно неспособны к боготворению природы. Поэзия евреев была неспособна произвести ни эпоса, ни драмы; она ограничивалась, как известно, исключительно одною только религиозною лирикою — гимнами и псалмами. Наконец, нельзя не сказать и о том, что евреи совершенно не имели своей самостоятельной пластики, равно как и живописи. И если по этому поводу нам могут указать на строгое запрещение в этом отношении иудейской религии, т. е. на заповедь — не делать себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что в воде ниже земли, — то этим лишь подтвердят нашу мысль, как эти главные мифологические элементы были чужды самому духу и характеру иудейского народа. Правда, иногда иудеи отпадали от почитания истинного Бога; но и тут они являлись верными себе: они не творили себе новых богов или идолов, а целиком заимствовали их лишь от соседних идолопоклоннических народов…

Мало того, образ Христа не только не может быть назван продуктом мифического иудейского мышления, но с иудейской точки зрения того времени[161], как и всего последующего, он даже был нетерпим среди иудейства, почему и Христос не только провел в борьбе с представителями иудейства тогдашнего времени всю свою земную жизнь, но даже и умер смертию преступника…

Ясно, что для иудеев он был совершенно чужим; ясно, что он не был продуктом современного иудейства, а явился среди него извне или, как говорит в Евангелии сам Христос, — был послан от Бога…

Наконец, мифическое понимание евангельской истории является совершенно невозможным и по другим причинам. Образование мифологических представлений совершается обыкновенно лишь в темный период доисторических времен того или другого народа и притом совершается не отдельными лицами, а народными массами. Напротив, начало нашей эры, факты, сообщаемые нам нашими каноническими Евангелиями, принадлежат уже времени вполне историческому. И что евангельская история, т. е. предание о жизни Господа нашего Иисуса Христа, не принадлежит к области измышления праздной народной фантазии или к периоду мифических образований, — это факт, против которого спорить невозможно… Кроме того, некоторые иудейские национальные предания о жизни и деятельности Иисуса Христа содержатся и в известном сборнике иудейском — талмуде… Невероятно и совершенно неправдоподобно, чтобы составители этого сборника заимствовали что-либо из наших канонических Евангелий; то, что рассказывается в нем об Иисусе Христе, основывается несомненно на национальных… иудейских преданиях…