Георгий Почепцов - История русской семиотики до и после 1917 года

Читать онлайн «История русской семиотики до и после 1917 года». Страница 41

Автор Георгий Почепцов

Данной проблеме Л.Карсавин посвятил отдельную книгу "О личности", вышедшую в 1929 году в Каунасе. Он анализирует слова, отсылающие нас к этому понятию, начиная с понятия "лик". "Лик святого -- его совершенная и существенная личность, лишь приблизительно и символически выражаемая изображениями, описаниями, характеристиками. Этот лик (ср. -"подлинник") "просвечивает" сквозь икону, житие и самое эмпирическую личность" (Карсавин Л.П. О

послереволюционный период 166

личности // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. -- Т.1. -М., 1922. С.24). Далее следуют "личина", "харя", "маска". "Не случайно, думаю, -- пишет Л.Карсавин, -- в русском языке со словом "персона" сочетался смысл чисто-внешнего положения человека, частью же -- смысл внутренне необоснованной и надутой важности, т.е. обмана" (Там же. С.25). В этот список можно присоединить и парадоксальное название статьи Владимира Рабиновича "Морда лица" (Рабинович В. Морда лица // Человек. -- 1990. -- No 4). Также и Марсель Мосс посвятил одну из своих работ этой проблеме (Мосс М. Об одной категории человеческого духа: понятие личности, понятия "я" // Мосс. М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии М., 1996).

В качестве предшественника Л.Карсавина в этой области, но такого, который шел в несколько ином направлении -- более историческом, можно назвать книгу Г.Маркелова (Маркелов Г.И. Личность как культурно-историческое явление (Этюды по истории индивидуализма). -- Т.1. СПб.. 1912). Она построена по главам: Египет, Китай, Индия, Израиль, Греция, Рим, Христианство. Во введении нам встречается следующее наблюдение: "Современность можно охарактеризовать как эпоху психологических противоречий, как эпоху душевного надлома. В противоположность этому эпохи более, отдаленные, эпохи начала культурной жизни представляются нам более цельными, с более гармоническим миросозерцанием" (С.4).

У Л.Карсавина проблема личности переведена в религиозную, равно как и проблема общения: "Взаимообщение личностей не что иное, как индивидуация в них одной и той же высшей личности и объединение их в нее и в ней" (Карсавин Л.П. О личности. С.152-153).

Личность реализуется во всяком моменте полностью, отсюда Л.Карсавин выходит на проблему символа -- "момент личности должен быть и самим собою и особого рода выражением всех прочих моментов и всякого другого момента, т.е. их символом. Потому-то мы всегда познаем личность чрез какой-нибудь конкретный ее аспект, чрез один из ее моментов, получающий благодаря этому символическое значение" (Там же. С.77).

Мы можем включить в эту перекличку идей и Алексея. Лосева, который в своих "Очерках античного символизма и

исторический подход 167

мифологии" (1930) спорит об этих понятиях с Флоренским: "Флоренский учит о лике. Этот лик полон внутренних интимнейших энергий. Лик предполагает личность, духовную индивидуальность, внутреннюю свободу духа. (...) Кратко свое расхождение с Флоренским в понимании античного платонизма я формулировал бы так. У Флоренского -- иконографическое понимание платоновской Идеи, у меня же -- скульптурное понимание. Его Идея слишком духовно-выразительна для античности. Моя платоновская Идея -холоднее, безличнее и безразличнее; в ней больше красоты, чем интимности, больше окаменелости, чем объективности, больше голого тела, чем лица и лика, больше холодного любования, чем умиления, больше риторики и искусства, чем молитвы" (Лосев А. Очерки античного символизма и мифологии. - М., 1993. С.705).

В своей работе Л.Карсавин вводит важное понятие социального пространства наряду с понятиями симфонического и физического пространства (ср. развернутое использование физического и социального пространства в Бурдье П. Социология политики. -- М., 1993). "Субъектом социальной пространственности, ее источником и ею самою является социальная личность, -- пишет Л.Карсавин. -- Поскольку же социальная пространственность осуществляется индивидуальными личностями, они суть моменты социальной и она сама" (Карсавин Л.П. О личности. С.128). Или: "социальная пространственность возникает и исчезает в возникновении и исчезновении индивидуумов" (С.129).

Рассматривая понятие социальной личности, Л.Карсавин предлагает различать два их вида -- периодические и постоянные: "периодическими социальными личностями будут ученое и спортивное общество, партийный съезд, съезд советов и т.д., "постоянными" -- разбойничья шайка, семья, правительство, народ и т.п." (Там же. С.176). Это в сильной степени напоминает будущую классификацию аудитории у Ричарда Шехнера на случайную и интегрированную (Schechner R. Performance theory. -- New York etc., 1988). Социальная личность обладает определенной телесностью, к которой Л.Карсавин относит биологическое единство, общий этнический уклад, взаимообщение с одной и той же средой. Отсюда он делает интересный вывод: "эмигранты должны либо перерождаться, либо вырождаться, и тем скорее, чем они рассеяннее" (Там же. С.177). Соответственно, любое

послереволюционный период 168

общение предполагает создание соответствующей социальной личности, которая могла не существовать до встречи, возникнуть во время встречи и умереть после нее.

Чем подтверждаем мы присутствие Л.Карсавина в семиотическом круге идей? В конце предыдущего параграфа мы уже писали о семиотическом характере исторического изучения в аспекте сопоставления двух точек зрения, двух модальностей, где в результате выкристаллизовывается семиотическая проблематика. И этот срез получил дальнейшее развитие в становлении семиотики в России. Достаточно назвать имена Бориса Успенского, Арона Гуревича, Георгия Кнабе, Владимира Рабиновича. Несомненно семиотичны его работы о символических механизмах средневековой культуры, как бы уже по определению. Однако не менее важны и работы религиозной направленности. Столкновение двух модальностей мы видим в исследованиях по разграничению католицизма и православия. Работы о личности представляют собой попытку выстроить иерархическую среду обитания для знаковой действительности, "котел", в котором она зарождается и реализуется.

Основные работы

Карсавин Л.П. Культура средних веков. -- Пг.: Огни, 1918

Карсавин Л.П. Культура средних веков. -- Киев: Символ -AirLand, 1995

Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994

Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. -- Т.1. - М.: Ренессанс, 1992

Карсавин Л.П. Сочинения. -- М.: Раритет, 1993

Карсавин Л.П. Философия истории. СПб.: Комплект. 1993

Карсавин Л.П. Жозеф де Местр//Вопросы философии. 1989. - No3

Карсавин Л.П. философия и В.К.П. // Вопросы философии. -1992. No 3

Карсавин Л.П. Ответ на статью Н.А.Бердяева об евразийцах // Путь. -- 1926. -- No 2; переизд. в "Путь". -- Книга 1. - М., 1992

Карсавин Л.П. О началах // Символ. - 1994. - No 31

Карсавин Л.П. Проблема учения об ангелах (ангелология) // там же

Карсавин Л.П. Переписка с А. Веттером // там же

* * *

Хоружий С.С. Карсавин и де Местр // Вопросы философии. -1989.No 3

исторический подход 169

Назаров В.Н. "Каждый из нас в глубине своей есть София" // Вопросы философии. -- 1991. - No 9

Кулешов В. И. Неожиданная встреча с Л.П.Карсавиным // Вопросы философии. -- 1993. -- No 5

Соболев А.В. Своя своих не познаша. Евразийство: Л.П.Карсавин и другие // Начала. -- 1992. No 4

Хоружий С.С. Карсавин, евразийство и ВКП // Вопросы философии. 1992. - No 2

Литвинов Г.. Судьба философа Льва Петровича Карсавина // Эмиграция. -- 1992. - No 3

Гаврюшин Н. Переписка А.Веттера с Л.Карсавиным // Символ. 1994. - No 31

Мосин А. "Реальный собеседник" // там же

Хоружий С. Двоящийся текст // там же

Хоружий С. Жизнь и учение Льва Карсавина // Карсавин Л. Религиозно-философские сочинения. -- Т.1. -- М., 1992

Карташев А.В. Лев Платонович Карсавин (1882-1952) // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб., 1994

Штейнберг А.3. Лев Платонович Карсавин // там же

Сорочкин Г. Из дневника (к истории Каунасского религиозно-философского кружка) // там же

3.3. ВчЕСЛАВ Иванов

Мы помещаем Вячеслава Иванова (1866-1949) в данном разделе, хотя с таким же успехом он мог быть причислен и к герменевтикам, поскольку говорит о своем пути исследования, различая герменевтику низшую, более словесную и филологическую, и герменевтику высшую, где речь уже идет не только об интерпретации текста, но и об интерпретации автора, духа эпохи и всего античного сознания в целом (Иванов В. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994. С.260-261).

О Вячеславе Иванове оставлена обширная мемуарная литература. Его "Башня из слоновой кости" в Петербурге видела у себя весь цвет русского серебряного века. Как вспоминает Андреи Белый: "Хозяин "становища" (так Мережковские звали квартиру) являлся к обеду: до -- кутался пледом; с обернутой головой утопал в корректурах на низком, постельном диване, работая не одеваясь, отхлебывая черный чай, подаваемый прямо в постель: часа в три; до -- не мог он проснуться, ложась в часов восемь утра, заставляя гостей с ним проделывать то же; к семи с половиной вечера утренний, розовый, свежий, как роза, умытый, одетый, являлся: