Читать онлайн «Пробуждение барса». Страница 96

В нескольких верстах от города караваны сошлись. Короткий отдых в загородном шахском дворце — и принцесса Зерам накинула на Тинатин белую вышитую чадру. Торжественный момент навсегда разъединил Тинатин со всем миром. Пересев с принцессой и княгиней Турманидзе в золоченую кибитку, невеста забилась в рыданиях, но из-за звуков флейт, рева верблюдов, ржания коней и исступленных криков приветствий никто не расслышал горестного плача девочки.

Персидская знать, соперничая блеском и изяществом манер с грузинами, окружила белых верблюдов.

Караджугай-хан, гарцевавший на берберийском скакуне рядом с Нугзаром Эристави, ведя утонченную беседу, заинтересовался «исполином», выделяющимся даже в скромной одежде. Эристави отозвался о Саакадзе в самых лестных выражениях. Караджугай-хан внимательно посмотрел на Саакадзе.

Тинатин, красивая и кроткая, сразу пленила сверстниц-принцесс. Но законные жены настороженно смотрели на новую соперницу: они не имели сыновей, а рождением сына грузинка может покорить сердце шаха. Наложницы не удостаивались ревности законных жен… Собранные из чужих стран красавицы не были царевнами или знатными персиянками, и хотя недавно наложницы подарили повелителю двух мальчиков, которым шах Аббас дал имена Худабанде мирза и Имамкули мирза, но, надеясь иметь сына от законных жен, ни одного из них не назначил наследником.

В Иране не было незаконнорожденных детей. И даже в шахском дворце, при отсутствии наследников от законных жен, престол наследовали сыновья наложниц и даже прислужниц, и только если и тут шаха преследовала неудача, престол переходил к ближайшему родственнику шахской крови. Поэтому шахский гарем полон коварства, ненависти и страшной опасности для всех от всех, и не удивительна тревога его при появлении каждой новой женщины… А Тинатин, вдобавок царевна, прибывшая с такой пышностью, вдвойне опасна: она — равная шаху.

«Но, — думали законные жены, — если аллаху неугодно будет дать им сына, то лучше пусть будущий шах родится от дочери царя, чем от наложницы, которая, как мать наследника, возвысится над всеми…»

И наружно Тинатин была встречена сералем шумной радостью, ибо, кто дорожит жизнью, тому должно нравиться все, угодное шаху…

Эмир-Гюне-хан, сопровождаемый мехмандаром и толпой дворцовой свиты шаха Аббаса, показывал картлийскому посольству Давлет-ханэ. С изумленным восхищением смотрели грузинские князья на роскошь шахского дворца, все виденное казалось им сном, сказкой из «Тысячи и одной ночи».

Саакадзе был скорее поражен, чем восхищен. Он подумал: «Сколько же рук должен иметь каждый персиянин, чтоб окружить своих шахов таким богатством!»

Эмир-Гюне-хан, довольный достигнутой целью поразить картлийское посольство, любезно пригласил их пройти в следующие залы, где почетные гости сумеют познакомиться с доблестной историей Ирана.

Коричневые руки поспешно распахнули золоченые двери, и картлийское посольство вошло в табак-ханэ. Под глубокими нишами переплелись причудливые орнаменты и фрески. Лазуревые стены бисутунской надписью увековечили подвиги царя Дария Гистаспа.

Боковые стены пестрели величавыми сатрапами в желтых, синих, красно-оранжевых и золотых с черным одеждах, преподносящими киликийских коней и слоновую кость Эфиопии Артаксерксу III — покорителю Египта.

Стража распахнула черные двери, и посольство, преувеличенно громко выражая восторг, проходило большие и малые залы с изображениями звезд, птиц и цветов в голубом тумане потолков. Золоченая лепка запечатлела шахские подвиги: шах придушил льва, заколол грифона, принял данников и укротил вздыбленного крылатого коня.

Последний зал, выложенный треугольниками разноцветных зеркал, фантастически расцвеченный через цветные стекла овальных окон, примыкал к «деке» — крытому двору.

Эмир-Гюне-хан, выждав, пока картлийцы насытятся великолепным зрелищем фантастического зала, вежливо пригласил их последовать за ним в диван-ханэ, где шах Аббас благосклонно примет посольство. Войдя в диван-ханэ, картлийцы с новым изумлением стали осматривать индусские восьмиугольные столики, узкие с высокими спинками кресла, круглые подставки с инкрустациями из слоновой кости.

В торжественном молчании мехмандар стал расставлять картлийских послов перед шахским троном, каждого на заранее отведенное для него место.

Подавленные ослепительной роскошью, растерянные и смущенные, картлийские князья с благоговейным страхом стали ждать выхода обладателя сказочных богатств.

И когда показался коренастый шах, телосложением напоминавший персидского пехотинца, картлийские князья, словно перед божеством, склонились ниц.

Шах медленно взошел на трон и снисходительно ответил на раболепные приветствия картлийских князей. Нугзар, как начальник посольства, говорил первым. Он от имени Георгия X благодарил за честь, оказанную царевне Тинатин, и выразил надежду, что родственные чувства, священные для двух стран, продлятся веки вечные. Андукапар уверял шаха в преданности картлийских князей, всегда готовых обнажить саблю на общего врага, и просил шаха не оставить князей без милостивого высокого внимания.

Говорил старый князь Диасамидзе, рассыпался в уверениях Заза Цицишвили, блистал остроумием Мирван Мухран-батони.

Шах Аббас измерил взглядом пышное посольство, блеск богатых одежд, оружие, усыпанное драгоценностями, и проникся уважением. «Такой народ, — думал он, — лучше взять не войной».

Вслушиваясь в изящные персидские речи грузинских князей, шах остановил пронизывающий взгляд на Саакадзе. Али-Баиндур прав, этот может пригодиться больше других.

Мирван, заканчивая приветствие, намекнул о ликовании Картли по поводу мудрости царя Георгия X, всегда предпочитающего союз с любимым Ираном домогательствам других стран.

После обеда у шаха посольство разошлось по отведенным помещениям для отдыха и сна.

Утром картлийское посольство вновь собралось в зеркальный зал, где их ждал Эмир-Гюне-хан. После обычных приветствий посольство направилось в крытый двор, выложенный глазурованными изразцами и предназначенный для показа иноземным гостям породистых коней, разукрашенных дорогими седлами, а также для приема и раздачи подарков. Шах Аббас милостиво выслушал приветствия картлийского посольства.

Восседая с пышной свитой ханов в прохладных нишах за мозаичными арками, шах Аббас, кичась богатством, показывал ошеломленным картлийским гостям редкости из слоновой кости, золота, стекла, мозаики. Драгоценные камни в хрустальных шкатулках, египетские, арабские и индусские изделия воскрешали легенды Шахразады.