Читать онлайн «Менцель, критик Гёте». Страница 11

Менцель это объясняет тем, что для Гёте не было ничего святого и заветного, что он всем забавлялся… Угадал!..

Менцель, впрочем, не до конца прогневался на Гёте; он не отнимает у него огромного таланта? – внешней поэтической формы без всякого содержания… О, почтенный немецкий филистер! как пристала бы к нему мандаринская шапка с тремя желтенькими шариками, при его собственных ушах?.. Чтоб быть критиком, надо родиться критиком, надо получить от природы обширное и глубокое созерцание, или внутреннее ясновидение, всего, что составляет содержание искусства; надо получить инстинкт и такт для понимания изящного. Мы не можем понимать и знать ничего такого, что не лежит, как возможность, в сокровенных тайниках нашего духа. Наука развивает только данное нам природою, и вне себя мы только узнаем находящееся в нас. Несколько друзей пошло в картинную галлерею, и все остановились перед «Мадонною» Рафаэля, как вдруг один вскричал с восхищением: «Славная рама! я думаю, рублей пятьсот стоит!» Растолкуйте же ему, что как бы ни хороша была эта рама, хотя бы она стоила миллионов, хотя б была сделана из цельного алмаза – и тогда была бы грошевою вещию в сравнении с картиною, которая в нее вставлена… Растолкуйте Менделю, или менцелям, что как в природе, так и в искусстве нет прекрасных форм без прекрасного содержания, то есть мысли, которая есть дух жизни, ставший в них видимою, очевидною действительностию, и что ей-то и одолжены эти прекрасные формы и своею обаятельною красотою, и своею вечно юною жизнию, и своим неотразимым и сладостным могуществом над душою людей!..

«Отечественные записка», 1840, т. VIII, № I, отд. 2, стр. 25–64 (ценз. разр. 14 февраля 1840). Подпись: В. Белинский.

В октябре 1839 года Белинский переехал в Петербург и принял на себя ведение критического отдела в журнале А. А. Краевского «Отечественные записки». Еще до отъезда Белинский закончил Цикл статей («Бородинская годовщина», «Менцель, критик Гёте», «Горе от ума»), в которых идеи так называемого «примирительного» периода нашли крайнее выражение.

Отталкиваясь от абстрактного понимания общества и желая найти объективные законы, Белинский не смог правильно поставить эту задачу в конце 30-х годов. Герцен рассказывает о страстных спорах между ним и Белинским. «Знаете ли вы; что с вашей точки зрения, – сказал я ему, думая поразить его моим революционным ультиматумом, – вы можете доказать; что чудовищное самодержавие, под которым мы живем, разумно и должно существовать.

– Без всякого сомнения, – отвечал Белинский и прочел мне «Бородинскую годовщину» Пушкина» («Былое и думы», 1947, стр. 219).

Причины этой неожиданной для Белинского проповеди – в отсутствии в России 30-х годов революционного движения. Отсюда опора на Гегеля, мистифицированная диалектика которого, по выражению Маркса, стала модной в Германии, так как, повидимому, давала возможность набросить покрывало на существующее положение вещей».

Однако в отличие от немецкого мыслителя, восхвалявшего прусские порядки, воззрения Белинского даже в период «примирения» не совпадали с позицией идеологов николаевской государственности. Признавая «разумность» русского самодержавия, он не приходит к заключению, что оно – венец истории человечества. Наоборот, он утверждает, что перед Россией лежит еще огромный путь развития и что необходимые для этого условия нужно искать в самой действительности. В рецензии на «Речи, произнесенные на торжественном собрании Московского университета 1 июня 1838 г.» Белинский заявлял: «Необходимость перемен и улучшений должна указываться самими обстоятельствами и при помощи обстоятельств должны совершаться перемены и улучшения». В другом месте он предсказывал безграничные возможности дальнейшего развития России, когда она примет «в себя все элементы жизни духовной, внутренней, гражданской, политической, общественной», и, принявши, самобытно разовьет «их из себя».

Напомним пророческие слова критика, сказанные им как раз в период «примирения», в 1840 году, и столь блистательно осуществленные в наши дни: «Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940 году, стоящую во главе образованного мира, дающею законы и науке и искусству и принимающею благоговейную дань уважения от всего просвещенного человечества» («Отечественные записки», 1840, VIII, № 1, отд. VI).

Белинский не отрицает передовых общественных идеалов, он только воюет против хвастливых либералистов, которые привыкли действовать вне условий реальной обстановки. Философски это выражается в отрицании личного начала, которое, по его мысли, должно подчиняться «общему». Но это «общее» не мыслилось им как нечто неизменное я заведомо справедливое. Этим «общим» является общество, которое развивается. Белинскому нехватало понимания противоречивости этого развития. И декабря 1840 года Белинский писал Боткину, что, утверждая всесильное право общего над частным, «должно было бы развить и идею отрицания, как исторического права, не менее первого священного и без которого история человечества превратилась бы в стоячее и вонючее болото…»

В статье «Мендель, критик Гёте» он не признает еще «идеи отрицания, как исторического права». Литература, заявляет он, не нуждается в идее отрицания, которая не может привести к подлинно великому искусству. Эта ложная концепция развернута в полемическом плане против «особого рода сердобольных людей», призванных «и мир исправить и отечество спасти». Менцель для него воплощение ограниченной и пошлой критики, требующей от художника подчинения творчества злобе дня, политике. Менцель в русском воспроизведении оказывался оппозиционным критиком. Русский перевод его книги «Немецкая словесность» был сделан со второго, соответственно обработанного, немецкого издания. Белинский не знал, что к 1839 году Менцель стал реакционером, доносчиком на «Молодую Германию», разоблаченным в бичующих Памфлетах Гейне и Берне.

В спорах, которые вел в это время Белинский, особую актуальность приобретала проблема Гёте. Сторонниками немецкого философского идеализма он был объявлен величайшим поэтом современности, певцом «примирения с действительностью». Наоборот, русские противники «индийского покоя» вели борьбу против идеализации Гёте. Герцен еще в Вятке написал повесть «Первая встреча», а затем напечатал в «Отечественных записках» «Еще из записок одного молодого человека». Герцен подверг здесь решительной критике Гёте. Герцен показал политическое филистерство Гёте в период грандиозных событий французской революции, сервилизм этого придворного поэта и «веймарского дипломата». Он дал недвусмысленную критику гетевского равнодушия к практической деятельности и его замкнутости в мире узко личных переживаний. Белинский защищает Гёте от «маленьких великих людей», ибо «поэт всего менее способен отзываться на современность, которая для него есть начало без середины и конца, явление без полноты и целости, закрытое туманом страстей, предубеждений и пристрастия партий». На этом основывается его сравнение Гёте с Шиллером, отличающееся крайним порицанием последнего и превознесением олимпийского спокойствия первого.

Однако, говоря об этих сугубо ошибочных и вскоре самим Белинским отвергнутых положениях, следует иметь в виду, что, защищая Гёте от критики Менцеля, Белинский был объективно прав, так как Менцель (в отличие от Герцена) исходил из мещански-моралистических установок, и его требования «пользы» от искусства слишком напоминали в России аналогичные призывы «Северной пчелы». Белинский на протяжении всех 30-х годов боролся с подчинением творчества фальшивым целям «нравоучительности» и «благонамеренности». Лучшее место статьи (оно как раз искажено цензурой) посвящено борьбе за реализм против попытки «видеть в искусстве не зеркало действительности, а какой-то идеальный, никогда не существовавший мир, чуждый всякой возможности, всякого зла, всяких страстей, всякой борьбы, но полный усыпительного блаженства и резонерского поучения».

Остроты. – Ред.

Великие умы сходятся. – Ред.

Святая гильотина. – Ред.

Тебе грозят твои враги, и с каждым днем число их увеличивается. Как ты не боишься! Я смотрю на все это хладнокровно; они терзают ту кожу, которую я недавно сбросил с себя; коль скоро заменившая ее достаточно созреет – я и эту сброшу немедленно; обновленный, помолодев опять, явлюсь в вечно цветущем царстве богов.

Книга Менцеля появилась в переводе в 1839 году.

Речь снова идет о Кукольнике («молодой талантик») и Сенковском («ловкий журналист»).

В 1839 году на публичных чтениях о русском языке и русской литературе Греч «потешал» высокопоставленных слушателей цитатами из статей Белинского. Белинский писал к Аксакову 10 января 1840 года: «…в начале ее (статьи) NB …первая оплеуха Сенковскому, вторая Надеждину, а третья Гречу, который на своих публичных чтениях тешил публику фразами из моей статьи, как образчиками галиматьи».