Читать онлайн «postjournalist». Страница 11

Здесь дорога раздвояитца: Будущее журналистских специальностей, скорее всего, «раздвоится»: часть профессионалов будет востребована как особые работники рекламного рынка, другая часть перейдет на содержание за счет общественных фондов (государственных, благотворительных, социальных институтов). Небольшая «элитная группа» сохранит признаки той профессии, которая называлась «журналистика» в ХХ веке – в основном, судя по тенденциям, в области деловой информации (с тенденцией к глобализации этих компаний) и формирования повестки дня (политической журналистики локального и национального уровня).

Контент – двигатель торговли: Наиболее экономически перспективные медиа-идеи сегодня лежат в области прямых связей между торговлей и контентом; фактически, несмотря на отсталость и косность, неразвитость инфраструктуры и прочие проблемы, Россия вступила в период бурного (на большие десятки процентов в год) роста оборотов е-торговли. Речь идет не только об интернет-магазинах, но о существенной перестройке «витрин» многих торговых и сервисных бизнесов – без качественного контента, формирующего мотивации к покупкам, к определенным моделям потребительского поведения и т. д. эта перестройка не обойдется.

Коллективный организатор молодежи: Несмотря на сложности политического порядка, вторая по привлекательности зона – социально проактивные медиа. Общество меняется, особенно в части молодых поколений, которым – в силу циклических причин, с одной стороны, и в силу закостенения систем социальных лестниц и лифтов, с другой – требуется новый тип «коллективных организаторов». Довольно трудно сегодня описать источники финансирования таких проектов, но, как показывает исторический опыт, они находятся тогда, когда в нужной точке достигается нужный потенциал.

Узкие ниши, узкие компетенции: Похоже, что СМИ завтрашнего дня будут довольно «узкими» – и в смысле аудиторий, и в смысле тематического не-разнообразия. Смешивать разные редакционные и бизнес-модели в преддверии такого «нишевого» будущего – довольно опасная и, на мой взгляд, мало осмысленная затея. Старым СМИ имеет смысл инвестировать в новые компетенции, связанные с новыми видами выручки; новым – проще, дешевле и осмысленнее быть специалистами в своей узкой нише, и в части контента, и в части определенного вида продаж.

Есть профессии простые, а есть миссионерские. Скажем, врач, спасатель, пожарный, судья – явно миссионеры; к обычным причинам, побуждающим людей заниматься той или иной деятельностью, в названных выше профессиях добавляется нечто. Можно назвать это нечто миссией, служением, ценностями. Миссия добавляет к простому зарабатыванию денег некоторую легенду, объяснение выбора – отправившего человека в сторону совершенно не обязательно более прибыльной или свободной профессии.

Журналистика, journalism – в какой-то мере тоже профессия миссионерская. Для того, чтобы пройти хоть шаг по довольно крутой лестнице способных к самовыражению и «информационному обслуживанию» людей, необходимо что-то иное, кроме умения складывать слова в предложения, предложения – в статьи или сюжеты. Те, кто выбрал себе журналистику в качестве профессии, наверняка приведут массу объяснений этой «миссии»: от желания нести «хорошее, доброе, вечное» до болезненного нарциссизма, получающего удовлетворение только в момент созерцания собственного лица в рамке телеящика.

Служение отдельно взятого журналиста и служение всей профессии, очевидно, не тождественны. Мотивации конкретного автора или телеведущего могут быть и приземленно-корыстными, и заоблачно-благородными: профессия в целом, цех, гильдия, как мне представляется, служит обществу в рамках вполне однозначной главы общественного договора. Общество признает необходимость курируемого обмена информацией о самом себе; обслуживание этого обмена – процесс значимый как для здоровья этого общества, так и для его развития. Пусть не покажется это странным, но под определение «обмен информацией» попадают не только новости или аналитика, но и самые голимые сериалы, большие-разницы и аншлаг-аншлаги.

Интересно то, что для каждой из миссионерских профессий общество придумало свои мифы и легенды – окружив каждую из них определенным ритуалом если не поклонения, то уважения. С самого раннего возраста детям прививается уважение или страх перед врачами; героизм пожарных компенсируется известной всем ленью и любовью к домино, ореол «особенности» судьи раздваивается коррупционными подозрениями в отношении любого представителя этой достойной профессии. Заметьте, что миссионерская функция профессий несет в себе дуальный миф; в отношении большинства из них представления формируются в достаточно раннем возрасте – пусть даже прямого соприкосновения ребенка со «служением» мифологизированных профессий и не происходит.

Журналистика, между тем, вмешивается в жизнь обычного ребенка в хотя бы относительно развитом обществе довольно быстро и властно. Медиа если не контролируют, то точно воздействуют на эмоциональную сферу каждого из нас – родителей, воспитателей, учителей. Плохие и хорошие новости, качественное или отвратительное развлечение способны напрямую или опосредованно воздействовать на ребенка. При этом, чаще всего, он ничего не понимает и не может понимать в том, кто, как и по каким правилам это воздействие оказывает. В моем детстве мифологической медиа-функцией была «тетя Валя»; для сегодняшнего ребенка этим мифом запросто может оказаться Глеб Пьяных или, того хуже, безликие упыри-ведущие программ типа «Чрезвычайное происшествие»…

Мы, взрослея, учимся (иногда не учимся) эмпирически различать хорошее и плохое, правду и ложь, откровенность и спекуляцию, воспринимая информацию как от других людей, так и от образовательных институтов. Как было сказано выше, медиа вмешиваются в этот процесс с самого раннего возраста, сначала опосредованно – через эмоциональные реакции важных для ребенка людей (прежде всего родителей), потом напрямую, через «специализированные детские каналы коммуникации» (будь то детские книжки, мультфильмы, упаковка игрушек и т. д.).

Исторически – в предыдущие эпохи – дети были изолированы от СМИ в этих «детских каналах», и образовательные практики использовали эту изоляцию в своих интересах, приручая некий избранный контент и встраивая его в систему образования. С середины 20-го века «плотину прорвало» – с одной стороны, скорость создания контента резко возросла, с другой – каналы дистрибуции смогли пробраться к детскому сознанию в обход образовательной практики. Медиа стали стремительно расширять «зону присутствия» в сознании детей примерно в 70-е годы, в 90-е этот процесс завершился полным поражением образования: оно стало занимать в времени детей школьного возраста меньше времени, чем потребление медиа12.

Образование в целом оказалось неспособным конкурировать с медийным контентом за внимание; из школы, прежде всего, в адрес медиа понеслись проклятия и анафемы, враждебность учителей к медиа породило дополнительные зоны напряженности в отношениях медиа-продвинутых учеников и преподавателей. Внутри образовательных систем стали очевидны автаркические явления – стремление изолировать учеников от медиа, ограничить соприкосновение с внешней средой. Школа, защищаясь в неравной борьбе, бросила в учеников лозунг: «Все медиа ужасны, везде вранье, все отвратительно, как руки брадобрея». Этот кризис пришелся на конец 80-х и начало 90-х годов.

Чуть позже издатели, прежде всего, печатных медиа обнаружили, что у них возникли проблемы с молодыми читателями. Печатные формы распространения информации были и во многом остаются опорой образования; чтение – необходимым элементом ученичества, с одной стороны, и ограничителем свободы выбора формы потребления контента – с другой. Программа WAN (Всемирной газетной ассоциации) Young Readers, существующая как раз с 1995 года, ориентирована на использование газеты (и других печатных медиа) в образовании, на преодоление взаимной неприязни учителей и медиа-производителей, на создание school-friendly media и, вообще, развитие детской медиа-грамотности (в частности, оснащения «младших читателей» фильтрами и навыками определения «качественных» медиа, в чем особо заинтересованы как раз газеты).

Почти все «исторические» миссионерские профессии обеспечивали общество дефицита. То есть общество, в котором почти все товары и услуги, компетенции и возможности были в недостатке, а целью развития и роста человеческого существа был доступ к верхним этажам общественной пирамиды, где дефицит ощущался меньше. Общество дефицита всегда было жестко структурировано: кастовая, сословная иерархия стремилась ограничить равенство в распределении благ. Под это неравенство подводилась и философская база, и логика государства как такового, и логика общественного принуждения. Миссионерские профессии, между тем, были своего рода «запасным лифтом» – любая, даже жесточайше организованная иерархия нуждается в альтернативном способе передвижения снизу вверх и наоборот. Причины этого, как ни странно, кроются прежде всего в необходимости обмена информацией – которая также находится в дефиците; медиа-специальности далекого прошлого – учитель, шпион, монах-переписчик, глашатай – все без исключения реализуют какой-то из вариантов такого обмена.