Читать онлайн «Фэнтези и детектив — жанры современной англо-американской беллетристики». Страница 35

Второй излюбленный прием заключается в том, что повествователь, от лица которого и ведется рассказ, автоматически вычеркивается в читательском сознании из списков подозреваемых, но именно он, в конечном счете, и оказывается убийцей. Другим вариантом этого приема может быть то обстоятельство, что настоящий убийца до последнего момента сам выдает себя за жертву: за ним якобы охотится кто-то другой. Мы видим это в таких романах, как «Убийство в Эндхаузе», «Трагедия в трех актах», «Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать» и др. Но подобной уже было в английской литературе. Нечто близкое мы находим в неоконченном романе Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда». Джон Джаспер поначалу не только не вызывает у нас отрицательных эмоций, а, наоборот, его неразделенная страсть способна пробудить в читателе только полное сочувствие и понимание. Близкий прием мы находим и в повести Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Английский критик Джерри Палмер, анализируя этот феномен, приходит к выводу о том, что, начиная с конца XVII столетия в читательском сознании постепенно меняется само отношение к преступнику. Он уже становится не просто изгоем, а наделяется к тому же чертами героической личности. В соответствии с этим все, кто так или иначе преследует преступника-героя будут преданы анафеме. (26)

Итак, А. Кристи, учитывая уже сформировавшуюся предыдущей литературой систему координат: преступник — закон, умело использует в своих целях. Читатель попросту сбит с толку, так как он уже готов на сочувствие и не подозревает о возможной ловушке.

Так же играя на уже сложившихся стереотипах, Агата Кристи будет использовать еще один довольно часто повторяющийся прием — так называемый классический треугольник. Критик Эмма Латен указывает, что писательница специально заставляет своих читателей сочувствовать невинной супружеской паре, которой кто-то постоянно угрожает со стороны, например, соперница.(27) По этой схеме муж всегда будет привлекателен, и читательские симпатии всецело окажутся на его стороне. Соперница же, в свою очередь, сконцентрирует на себе все отрицательные эмоции, именно на нее и падут самые черные подозрения. И только в конце романа выяснится, что это еще одна уловка, к которой прибегала автор, чтобы в очередной раз одурачить своих читателей. Настоящие преступники — это идеальная супружеская пара.

Таковы в общих чертах те схемы, с помощью которых А. Кристи и конструирует каждый из своих детективных романов. Подобной обстоятельство тоже можно рассмотреть как слабость и творческую беспомощность писательницы. Мы привыкли на каждую схему в художественной литературе смотреть как на нечто предвзятое и низкопробное. Но, «хотя любая стандартизация не слишком-то высоко ценится в современной художественной идеологии, — без нее невозможно обойтись, так как она является существенной особенностью всей литературы в целом. Условности в литературе необходимы для установления взаимопонимания между писателями и читателями. Без малейшего допуска условности и схемы такое взаимопонимание просто невозможно. А крепко сколоченные лежат в основе создания такого жанра литературы, как детектив.»(28) Но, как уже было сказано выше, всякого рода классификация и схематизация является проявлением одной из особенностей научного мышления. Агата Кристи, равно как и весь классический детектив, выходит из той логической посылки, что при всех изначально возможных вариантах единственно верным должен остаться только один. Перед нами явное проявление стратегии научной мысли, которая в большей степени была характерна для XIX века. Безоглядные надежды на автоматический прогресс отрицали возможность существования различных и неоднозначных форм эволюции. Общечеловеческая культура еще не начала осознавать вариабельности своих форм.(29). На пороге ХХ века человечество столкнулось с совершенно иными проблемами, требующими совершенно иной стратегии научной мысли, и это не замедлило сказаться на всех областях духовной жизни, в том числе и на таком популярном жанре литературы, как детектив. На смену классической дедуктивной логике пришел совершенно иной тип мышления, совершенно иной способ сбора информации и ее обработки. В детективе это нашло свое отражение в том, что на смену классическому частному сыщику типа Дюпена, Холмса и Пуаро, пришел совершенно иной герой Хемметта и Чандлера. Но об этом более подробно будет сказано в другой главе.

В 20-е годы нашего столетия детективный жанр, по определению его историков Дж. Симмонса, Х. Хейкрофта, В. Киттреджа и С. Краузе, переживал свой «золотой век».

Один из наиболее известных американских авторов, принадлежащих к так называемой школе «классического детектива», Уильям Хандингтон Райт, писавший под псевдонимом Ван Дейн, следующим образом сформулировал свое определение «хорошего детектива». По его мнению, «хороший детектив» должен обладать четкой фабулой при почти полном отсутствии психологизма, так как само повествование напоминает хитро сплетенный кроссворд. По этой схеме насилие в детективе должно быть минимальным, а сама история обладать строгим единством стиля и общего настроения. И все бы ничего, если бы 01 июля 1923 года на страницах популярного журнала «Черная маска» не появился бв рассказ с таинственным заголовком «рыцари таинственной ладони». Этот рассказ принадлежал Кэроллу Джону Дейли, и именно с этого момента «школа крутого детектива» начинает свою историю, начинает свое победное шествие, которое продолжается и по сей день.

Рассказ Дейли значителен уже потому, что именно здесь новый герой впервые представляет себя читателю. Начинается другая эпоха развития детектива как литературного жанра. Имя новому герою дано — Рейс Уильямс. И впервые определено его отношение к миру и к людям Вот как сам герой заявляет о себе: «„Рейс Уильямс, частный детектив“, — написано золотыми буквами через всю дверь моего офиса…Что касается бизнеса, то я тот, кого вы называете посредником. Я — компромисс между полицейским и вором. Сомневаться излишне, что и полицейские, и воры принимают меня за своего. Револьвер решает все. Но я ни то, ни другое в строгом смысле слова. Время от времени я, конечно, постреливаю, но это благородная стрельба — исключительно в целях бизнеса. Совесть моя чиста, смею вас заверить, так как я никогда не уберу парня, который в этом не нуждается. Но я спокойно могу пришить любого подонка. Вы спрашиваете: „Почему?“ Да потому, что этих сволочей я знаю лучше, чем они себя знают. Да, Рейс Уильямс, частный детектив, это я» (1)

Как мы видим, в образе Уильямса Дейли первым вывел новый тип частного сыщика, так называемого «круто сваренного» парня. Писательская манера Дейли была грубой, почти самопародийной, характеристики героев двусмысленными. Его творчество достаточно быстро померкло в тени славы таких писателей, как Хемметт и Чандлер. Но, как и в случае с Э. А. По, именно Дейли смог первым определить характерные черты нового направления. Возьмем для примера хотя бы вышеприведенный отрывок. По крайней мере дважды Дейли упоминает слово «бизнес», так как именно это слово и является проявлением основного различия между «классическим» и так называемым «крутым» детективом. Героя последнего нельзя назвать дилетантом-любителем, каковыми являлись Огюст Дюпен и великий Шерлок Холмс. Герой нового детектива сам себя обеспечивает и даже организовывал маленькое, но свое частное дело. Он — плоть от плоти той урбанизированной цивилизации, которая и является средой его обитания: маленький офис его расположен в деловой части города, а живет он, как и всякий городской житель, в квартире обычного дома.

Подобно своим врагам, герой «крутого» детектива постоянно носит при себе оружие, его инстинкт самосохранения доведен почти до совершенства. Герой не ищет стычек и насилия, но часто они находят его самого, и если ему случается убить человека, то совесть его, действительно, чиста — все оправдано бизнесом.

Подобно герою «классического» детектива, новый герой тоже расследует преступление и разоблачает преступников, но делает он это благодаря своей живучести, наконец. Герою «крутого» детектива необходимо переработать много ненужной информации, попотеть и побегать за преступниками. Он действует путем проб и ошибок, а не с помощью почти мистической силы так называемой «определенностной» логики мышления, которая была характерна для героя «классического» детектива.

Но различия между «классическим» и «крутым» детективом оказываются шире простой характеристики главных героев. В этом различии находят свое проявление и условия общественно-исторические. «Крутой детектив» порожден более сложным обществом, которое не может уже быть определено с точки зрения концепции чистого закона и порядка, а также с позиции различных социальных каст. С развитием монополистического капитализма, который по первоначалу проявился в таком явлении общественной жизни Америки 20-х годов, как «просперити», городская культура стала более хаотичной и враждебной по отношению к маленькому человеку. На смену видимой стабильности пришла ожесточенная конкуренция. И как реакция на все эти объективные изменения мы видим постепенный отказ от надуманных фантастических аспектов «классической» модели. «Крутой» детектив сознательно борется за так называемый мужественный реализм. Он смело вводит в свое повествование сцены насилия, что недопустимо было в недавнем прошлом. Читатель находит в книге не только блестяще, с интеллектуальной точки зрения, разгаданные всевозможные тайны, но и проявление конкретных общественных обстоятельств, знакомых ему из его собственной повседневной жизни, которые воплощаются теперь в правдивых описаниях преступного мира.