Читать онлайн «Поединок крысы с мечтой». Страница 47

2005—2006

Не стало Роберта Шекли, знаменитого русского фантаста. Писатель родился в Нью-Йорке 16 июля 1928 года, умер в городке Пафкипси 9 декабря 2005 года. А мог бы умереть еще полгода назад в Киеве, куда его пригласили на фестиваль фантастики и где он серьезно заболел. И в той несостоявшейся, по счастью, тогда кончине была бы грустная символика: у себя на родине писатель был прочно забыт широкой публикой уже лет тридцать (предпоследний раз о нем с удивлением вспомнили в 1992 году – в связи с фильмом «Freejack» по отдаленнейшим мотивам его «Корпорации “Бессмертие”»), и примерно столько лет он был неслыханно популярен на всей территории СССР, где его считали – наряду с Брэдбери, Гаррисоном и Саймаком – знаменитейшим западным фантастом.

Да, разумеется, Хайнлайн, Асприн, Симмонс, Пратчетт, Буджолд, Гейман и многие другие, явившиеся к нам после перестройки, несколько потеснили мэтра с пьедестала. Но произошло это, во-первых, лишь в последние годы и, во-вторых, речь все-таки шла о изменении приоритетов в среде продвинутых читателей-фэнов. Нормальный же русскоязычный читатель, для которого фантастика никогда не была самым главным рационом духовной пищи, полюбил Роберта Шекли с момента выхода его малоформатного сборника «Паломничество на Землю» (1966) в серии «ЗФ» издательства «Мир» и окончательно укрепился в светлом чувстве к автору двумя годами позже, после выхода знаменитого 16-го тома «Библиотеки современной фантастики», где, в частности, опубликованы «Обмен Разумов» и «Билет на планету Транай», «Страж-птица» и «Абсолютное оружие» – вещи, которые назвали бы культовыми, кабы это мусорное словечко было тогда в ходу.

Продолжатель традиций Вольтера, О. Генри и Хаксли, Шекли никогда не был фантастом глубокомысленно-серьезным – то есть он не был изобретателем непротиворечивых миров, выстроенных по строгим законам логического правдоподобия. Конечно, грамотные исследователи НФ могли вычленить из его многочисленных текстов оригинальные философские концепции (одной «Цивилизации статуса» могло бы, при желании, хватить на докторскую), однако писатель был традиционно силен именно своими безбашенностью, нахальством, отвязностью и шутовством – не переходящим, однако, в злое юродство. Шекли был самым непафосным автором. Нонконформизм он часто возводил в абсолют, любая укоренившаяся иерархия могла стать объектом издевки – недаром в рассказе «Ритуал» туземцы, считая богами гостей из космоса, способны были почтительно уморить их голодом и жаждой.

Писатель обожал фабульные инверсии, с наслаждением ставил все с ног на голову, выворачивал миры наизнанку и строил приоритеты не по ранжиру, но по мановению своей левой пятки. Любимейшими его героями оказывались фрики и лузеры, самыми распространенными ситуациями – идиотские, причем наиболее изящный выход из положения мог найтись лишь в том единственном случае, если идиотизм удавалось не преодолеть, но усугубить. Звездолеты у Шекли «собирались» из мыслящих существ, демоны в мирной жизни занимались страховым бизнесом, лотерейный приз дерзко хамил своему обладателю, спасательная шлюпка превращалась в психоаналитика, а бедняга Бен Бакстер был обречен: он умирал трижды и каждый раз по какой-то иной причине, чем раньше. В лучших произведениях фантаста не было ни уюта, ни покоя. Все трагикомически не срасталось, все шло наперекосяк, разумные существа теряли остатки разума, неодушевленные предметы вели себя, как обкуренные панки, и даже сам Создатель Вселенной ненароком признавался, что хотел он как лучше, но получилась всегдашняя фигня... Словом, Шекли был верен своей репутации насмешника, парадоксалиста, фокусника, хулигана и вдобавок скрытого антисоветчика.

Скрытого – поскольку советские издатели и переводчики так лелеяли это беспутное дитя американской science fiction и так боялись возможности превращения любимчика в «невъездного» (подобные случаи, увы, бывали – с Кингсли Эмисом, к примеру), что кое-какие вещи аккуратно сокращали, от греха подальше. Скажем, роман «Хождения Джоэниса» впервые выпущен по-русски на Украине ровно 15 лет назад, то есть уже в вегетарианском 1990-м году, однако с урезанием одной главы. Ибо авторитетов у автора не было ни на Западе, ни на Востоке. В фантастических Штатах паранойей страдал Пентагон, но и в фантастическом СССР сильно пьющие придурки-маршалы с типично русскими фамилиями Славский, Орусий и Тригаск в глубокой тайне от цивилизованного мира насмерть воевали с Китаем, то доходя до Пекина, то отступая до Киева...

Популярности Шекли в СССР ничуть не вредило то обстоятельство, что с 1966 по 1984 год у нас вышло всего три его авторских сборника, а великое множество его вещей (среди которых один из самых смешных и абсурдистских его романов «Координаты Чудес» – о путешествии Тома Кармоди по Галактике) годами оставались погребены в периодике. Лишь к концу 80-х издательский маховик сдвинулся с мертвой точки: поначалу массовыми тиражами выстреливались брошюры на два-три рассказа, затем пришла очередь пухлых томов «Избранного», потом дело дошло и до собраний сочинений – сперва, как водится, рижского, а после и московского. При этом у себя на родине Шекли в ту самую пору считался даже в среде тамошних фэнов эдаким маргиналом, готовым за гроши писать новеллизации телесериалов, вроде «Стар Трека» или «Вавилона-5», и вступать в творческие союзы с такими же, как он, старичками Гаррисоном и Желязны ради провальных романов-пародий...

Впервые посетив Россию несколько лет назад, фантаст был по-мальчишески счастлив, обнаружив вдруг, что его имя известно всем – от школьника до случайного гаишника, который не стал штрафовать водителя автомобиля, перевозившего гостя. Шекли даже полушутливо говорил о желательности своего переезда из Штатов туда, где его по-прежнему читают и где, кстати, два его заглавия – «Координаты Чудес» и «Абсолютное оружие» – обрели новую жизнь в качестве названий популярных книжных серий, выходящих в московских издательствах-гигантах. Россия и ближнее российское зарубежье, увы, не обогатили писателя финансово (наша страна, вступив в Бернскую конвенцию только в 1973 году, большинство его вещей переводила и публиковала на халяву), зато по крайней мере вернули ему гордость и оптимизм: было еще на планете чудесное место, где писатель по-прежнему считался классиком и где ему за неоспоримые литературные заслуги прошлого великодушно простится все остальное. Разве этого мало? «Я махнул рукой на вечность; в сущности, ее у меня не было никогда, – говорил в финале романа Том Кармоди. – Меня не волнует больше, под какой скорлупой спрятана горошина бессмертия. Я не нуждаюсь в бессмертии. У меня есть мое мгновение, и мне достаточно...»

2005

Умер Станислав Лем. Чтобы доставить как можно меньше беспокойства почитателям своего таланта, великий фантаст уходил из жизни постепенно: он давал нам возможность смириться с этим неизбежным фактом. Больше десятилетия назад Лем окончательно перестал писать фантастику. Несколько лет назад ограничил себя в футурологии. Незадолго до смерти перестал давать интервью и выступать даже с краткими комментариями на естественнонаучные темы.

Вклад пана Станислава в мировые science fiction, fantasy, футурологию, эссеистику, научную публицистику неоспорим. Даже в тех жанрах, где он считал себя любителем, он часто выходил в лидеры (скажем, среди литературы о Холокосте его «Провокация» – один из сильнейших текстов). Оценить все его творчество в краткой посмертной публикации есть задача немыслимая. Поэтому ограничимся лишь избранными сюжетами, которые возникли – и развиваются поныне – благодаря Лему.

Обычные писатели-фантасты создают свою Вселенную, параллельную реально существующей, – и этим вполне удовлетворяются. Станислав Лем соорудил сразу две Вселенные, не противоречащие одна другой, и обе населил своими персонажами. Во Вселенной-С (серьезной) Крис Кельвин, герой «Соляриса», играл в этические поддавки с разумным Океаном, Роган, герой «Непобедимого», бегал от смертельно опасной кибернетической мошкары, а навигатор Пиркс охотился на сбрендившего Сэтавра и устраивал дознание среди экипажа, пытаясь вычислить крипторобота. Во Вселенной-Н (несерьезной) наглый американский репортер в одиночку предотвращал Конец Света, дураковатые гении Трурль и Клапауций (из «Кибериады») создавали виртуальных драконов, чтобы получить от них трепку, а коварные астронавты с Альдебарана не выдерживали столкновения с алканавтами из польской глубинки...

Впрочем, Лем не был бы Лемом, если смирился бы с им же сотворенной дихотомией. Потому-то самый его любимый персонаж, звездный путешественник Ийон Тихий, оказался меж двух этих миров.

Первоначально Тихий возник как персонаж игровой, юмористический. Даже не столько персонаж, сколько полигон для многочисленных лемовских парадоксов. Чаще всего раннего Ийона Тихого эксплуатировал профессор Тарантога – этакий гибрид мини-Саваофа и макси-Франкенштейна, наделенный, впрочем, добродушием Айболита и рассеянностью Паганеля. Тарантогу интересовало, не выйдет ли чего веселенького, если замедлить время? а если закольцевать его в петлю? а если?.. Тихий честно служил познанию и грамотно смешил публику, пока находился в космосе. Он «размножался» с помощью календаря, боролся с разумным картофелем, устраивал охоту с помощью мины с часовым механизмом и доводил до исступления аборигенов, отказываясь понимать значение слова «сепулька»...