Читать онлайн «Газета Завтра 332 (15 2000)». Страница 6

Необходимо было энергичнее наращивать число организаторов. Как комиссаров в гражданскую, как учителей в ликбез, как двадцатипятитысячников в коллективизацию... Конечно, для кадровой кузницы простора нет. Ельцинские преследования в 1991–1993-гг. породили в партии синдром выживания. Народ выдал парторгам пропуск под думскую крышу. Но депутатский иммунитет коварно пришил их к думской скамье, значительно сузив организационную деятельность. Законотворчество оказалось не таким мощным рычагом, ибо самые гуманные из законов блокировались неисполнением. Для какой-то части актива борьба за мандаты стала самодовлеющим фактором. У коммунистической элиты появилась опасность превратиться в коммунистическую аристократию.

Надо сказать, после горбачевско-ельцинского изгнания партии с предприятий, из учреждений и гарнизонов влияние коммунистов резко снизилось. Не сложилась новая эффективная схема воздействия на повседневную жизнь человеческих объединений. Трудовые коллективы в летаргическом сне. Профбоссы прикрываются фиговым листком: мы вне политики. Гарнизоны превращают в аполитичные резервации... Меж тем политикой пропитан каждый глоток воздуха, надо только уметь организовать систему дыхания...

У левой оппозиции накоплен теперь огромный ресурс — идеологический, политэкономический, законотворческий, управленческий, даже кадровый. Надо поставить все это на стальные организационные рельсы.

А. П. Смотри, примерно 80 миллионов нашего населения внутренне не принимают режим. Это протестный слой, достаточный для любой борьбы с любыми фальсификациями. Он достаточен для того, чтобы преодолеть кровавую диктатуру, когда будут посыпать бомбами села Нижнего Новгорода и Пскова, он достаточен, чтобы создать асимметричный протест в отношении мегамашины этой управляемой мафиозной демократии. Из этого 80-миллионного слоя мы работаем на 30-миллионный. 50 — за пределами. У нас нет подхода к этому слою по тем причинам, по которым ты говоришь. Этот слой сам по себе загадочный для нас. Он распадается на множество разных слоев и прослоек.

В этом слое есть, например, — я импровизирую — православная молодежь, свежая, здоровая, очаровательная, духовно красивая, набожная, религиозная молодежь, которая в атеистическое, дьявольское время выбирает храм Христа. Она не хочет и не в состоянии взаимодействовать с нынешними структурами КПРФ. И как бы их ни свинчивали, не получается этой смычки. В этих слоях есть так называемая молодежная городская субкультура, которой прекрасно овладел Лимонов. Эта субкультура ничего не имеет общего с православной молодежью. Это современные квазизападные приемы, одежды, стиль поведения, элементы распада. Это нигилизм во многом, но у американского посольства, когда натовцы напали на сербов, именно эти рокеры или сталкеры забрасывали американцев тухлыми яйцами. Этот слой тоже не стыкуется с КПРФ, не стыкуется с православной молодежью. Есть слой новых радикальных полумафиозных буржуазных патриотов, которые имеют маленькое свое дельце, ненавидят Москву, олигархов, связаны с местными бандитами, хотят легализоваться и не стыкуются ни с КПРФ, ни с лимоновцами, ни с метафизиками храма православного.

Мне кажется, широкая организация патриотов могла бы напоминать космическую станцию, куда запускается основной несущий аппарат, имя которому КПРФ, со множеством стыковочных модулей. Именно к этой несущей конструкции надо пристыковывать перечисленные группировки, лишая их возможности конфликтовать друг с другом, выстраивая их в общее, мерное, осмысленное движение.

НПСР был хорошей организацией, она и остается такой, но она слишком заформализована. Туда приходили маленькие бюрократические организации, но не приходили слои. Туда приходила партия садоводства “За будущую Россию”, приходил рабочий профсоюз стекломоечных машин, но более массовые силы не приходили.

Мне кажется, нам нужно, во-первых, вокруг КПРФ создавать “кольца Сатурна”, которые охватывали бы основную структуру новыми организационными формами с привлечением 50 миллионов протестных людей, и там искать своих лидеров, идеологии, работать послойно с каждым из них, одновременно реформируя саму КПРФ, потому что ведь к ней тоже нужно пристыковать эти компоненты. КПРФ должна на своем оппозиционном уровне освоить китайскую модель развития, когда на большой коммунистический Китай сумели навинтить и смонтировать новые уклады. Эти принципы должны быть творчески применены здесь. Мне кажется, что последние разговоры, которые ведутся в нашей среде среди лидеров, политиков, близки к тому, о чем мы сейчас говорим.

В.Ч. По такой модели складывался НПСР. Но мы работали не в недрах движений, не со слоями, а с бюрократической верхушкой. Все как-то узко персонифицировалось. Ты вспомни, подходили думские выборы, составлялись проскрипции, и достаточно какому-нибудь вождю взвиться: “не туда меня внесли”, как под угрозой оказывалось дальнейшее участие данного движения в НПСР. Да, нужно работать с вождями, но важнее со слоями, опираясь на их социальный интерес. Рокеры могут быть индифферентны, скажем, к протаскиванию “Медведем” и “Яблоком” закона о купле-продаже земли, а молодые крестьяне могут выйти с вилами. Нужно, чтобы через стыковочные блоки НПСР здесь были задействованы все силы поддержки. Организующую роль центра патриотического союза трудно сейчас переоценить.

А. П. Еще мне кажется, мы пренебрегаем — иногда из-за непонимания, иногда из-за внутренних каких-то страхов — теми людьми, той категорией, которая называлась “пассионарностью”. Когда люди движутся в зоны опасности, забывая о личном интересе и думая об интересах либо группы, либо корпорации, либо страны в целом, то проявляется удивительное качество человека жертвовать собой ради общего.

Пассионарии — это люди достаточно сложные, это люди со взвинченной психикой, люди нестандартных поступков, с большим самомнением, вообще это сложные персонажи. К сожалению, их мало в сегодняшней России. Выбит пассионарный слой. Сломлен. Или ушел в бандиты. Так вот, многие из лидеров, которые ушли от нас, и некоторые превратились даже во врагов, они были такими пассионариями и их отчасти не устраивала некая тактика компромиссов, которую постоянно проводили наши товарищи в Думе то с Черномырдиным, то с заключением договора по Украине, то с принятием жутких бюджетов. Их не устраивало отсутствие серьезных акций в народе, в массах в кризисные для страны моменты.

Алкснис недавно победил на выборах. Это огромная победа подобных ему одиночек. И я бы, забыв прежние наши претензии и обиды, еще бы раз присмотрелся к этим замечательным патриотам. Уход от нас Михаила Астафьева — огромная потеря, он исчез, а был ярчайший человек. Совершенно пропал и превратился в какого-то закрытого столоначальника Владимир Исаков, который так блистал. Сергей Бабурин при всей нашей острой критике является ярчайшим русским политиком. И я бы снова подал руку Анпилову, который поддерживал Зюганова и не занимался отвратительной фрондой. Я бы вернулся к ним и опять попытался вступить с ними в диалог, используя их горький опыт, вернул бы их в общее поле.

Присмотрелся бы и к тому, что придумал народ на этих выборах, — голосовать против всех. Это интересное открытие народа, который устал быть обманутым, который не хочет вновь и вновь быть втянутым в воронку лжи. Если угодно, я бы оценил это как некий первый симптом начавшегося гражданского неповиновения. Можно выходить на рельсы, ложиться под тепловозы, чтобы они тебя резали на куски. Можно не платить за газ и электричество. Но самое уязвимое место нынешней демократии — она не может обходиться без выборов.

В.Ч. Целиком разделяю отношение к ценнейшему национальному капиталу — пассионарным людям. С другой стороны, сотрудничество это может возобновляться только на добровольных началах. Думаю, что основная масса оппозиции должна всегда держать открытыми двери для пассионариев. В принципе Зюганов так делает. У него нет синдрома мстительного отношения к людям, отошедшим от него. Значит, нужно, чтобы возвращение в семью было заинтересованным и добровольным. И самое главное, чтобы у людей не было задней мысли.

Мы с тобой знаем прекрасно нашего друга Амана Тулеева. И надо сказать, что наша в него влюбленность на протяжении длительного времени не позволила нам заметить, как он меняется. Мы не могли отказать себе в удовольствии быть его друзьями, общаться с ним. Но когда у человека появляется целый новый этаж интересов и он на этом этаже устраивает химическую лабораторию и там всякие ядовитые дымы выпаривает, и они облаками идут на нас, это вызывает жгучую обиду. У меня от последних маневров Тулеева осталось горькое ощущение обманутости, как будто грубо проэксплуатировали мои чувства. Если не опасаться таких людей, если для них всегда держать открытыми настежь двери, то мы можем уже не только сами разочароваться, но разочаруем и миллионные массы.