Читать онлайн «Газета Завтра 784 (48 2008)». Страница 14

В таком случае, приложив некоторые сверхусилия, уже в 2010 году Россия будет иметь возможность сформировать в составе Северного флота, пожалуй, самую мощную авианосную ударную группу в мире - 2 ТАВКР разных проектов ("Адмирал Кузнецов" и "Адмирал Горшков", при максимальной загрузке - более 50 самолётов и 25 вертолётов), 2 атомных тяжёлых ракетных крейсера проекта "Орлан" ("Пётр Великий" и "Адмирал Нахимов"), тяжелый ракетный крейсер типа "Слава" ("Маршал Устинов"), несколько БПК типа "Удалой" и "Удалой-2", несколько эсминцев типа "Современный", несколько многоцелевых АПЛ и несколько АПЛ проекта 949А - те самые "убийцы авианосцев".

С учётом нескольких полков "бекфайров" в Кефлавике эта перспективная АУГ Северного флота явилась бы в Северной Атлантике потенциально доминирующей силой - поскольку американские АУГ разбросаны по всему свету, и без опасения потерять контроль, скажем, над Персидским заливом или Тайванем, США не в состоянии держать в Северной Атлантике больше 2-3-х авианосцев и 8-10-и крейсеров УРО типа "Тикандерога", из которых можно сформировать 2-3 АУГ. Вроде бы это достаточное количество кораблей. А вот тут-то и начинаются самые интересные детали. В частности, в 2006 году были сняты с вооружения и убраны с авианосцев истребители F-14, единственные носители ракет "Феникс", и поэтому - также единственные достойные противники "бекфайров". Нет уже в строю ни линкоров типа "Айова", ни атомных крейсеров типа "Вирджиния". Разрушен противолодочный "барьер" Гренландия - Исландия - Фареры. Противокорабельные "Гарпуны" и "Томагавки" B/E не панацея - дозвуковые, слабенькие ракеты. Естественно, слабенькие - на фоне наших "Гранитов", "Базальтов", "Москитов", "Ониксов" и прочих сверхзвуковых изделий, которыми в избытке оснащена перспективная АУГ СФ РФ.

И пускай супостаты принимают меры. Знаем, знаем мы, как у них это сейчас делается, - 30 лет времени и триллион баксов на попил и откаты.

А мы тогда будем посмотреть.

Оценивая социально-политический потенциал современного Китая, постоянно приходится оперировать уравнениями со многими неизвестными. Однако не вызывает никакого сомнения, что к глобальному финансовому и грядущему экономическому кризису в Пекине оказались готовы намного лучше, чем в любой другой столице мира.

Это было очевидно уже на саммите G20 в Вашингтоне, а на состоявшейся практически сразу после этого встрече лидеров стран АТЭС в Лиме исчезли любые сомнения. Центром притяжения всех политиков на этих форумах был не президент США Джордж Буш-младший, и без того уходящий в отставку, а председатель КНР Ху Цзиньтао.

И дело не только в том, что именно от его позиции сегодня зависит судьба доллара и мировых фондовых рынков, а в том, что Китай, если использовать терминологию соответствующей отрасли знания, "занял место на верхушке пищевой цепи данной экосистемы".

Сегодня именно КНР получает наибольшие прибыли от международной торговли, сосредоточив в своих руках грандиозные золотовалютные запасы, размер которых приближается к 2 трлн. долл. При этом, как мудро заявил премьер Госсовета Китайской Народной Республики Вэнь Цзябао, самым большим вкладом его страны в преодоление глобального финансово-экономического кризиса может стать сохранение и умножение мощи своей экономики.

Народный банк Китая нынешней осенью трижды снижал учетную ставку, а правительство заявило о выделении 4 трлн. юаней (580 млрд. долл.) на масштабные инвестиционные проекты, которые призваны снизить зависимость от импорта и еще более укрепить доминирующий характер экономической модели современной КНР.

Всё это свидетельствует о том, что системную модернизацию китайского общества можно считать свершившимся фактом.

В наших праволиберальных кругах весьма распространена - можно даже сказать, господствует - и, во всяком случае, активно транслируется скептически-негативная оценка "китайского пути", которая не просто проводит аналогии со "сталинским рывком" СССР 30-х годов, но и ставит между ними фактический знак равенства: мол, и в том, и в другом случае модернизация шла "с низкого старта", а потому имеет встроенные "пределы роста", и, следовательно, КНР в самое ближайшее время должна столкнуться с теми же проблемами, с которыми Советский Союз столкнулся в 80-е годы - разумеется, с необходимой поправкой на особенности места и времени. Уже в конце 90-х годов, сразу же после российского дефолта, эту, без сомнения, концептуальную и политически значимую идею впервые и очень жестко озвучил известный праволиберальный экономист, профессор Высшей школы экономики Владимир Мау.

Однако, поскольку Китай на протяжении последнего десятилетия продолжал демонстрировать весьма впечатляющие темпы социально-экономического развития, в одной из последних, уже менее радикальных, вариаций на тему "китайского пути" Мау теперь делает весьма характерные оговорки: "Социально-экономическая структура китайского общества близка к советскому, однако не 80-х годов, а периода нэпа. Соотношение городского и сельского населения, структура ВНП и занятости, уровень грамотности, система социального обеспечения населения и, соответственно, корреспондирующие со всем этим среднедушевой ВНП и бюджетная нагрузка на экономику (доля бюджета в ВНП) в СССР 1920-1930-х годов и в КНР 1980-1990-х годов в значительной мере совпадают. Не вдаваясь здесь в более подробное рассмотрение этого вопроса, отметим лишь, что китайская трансформация является свидетельством в пользу принципиальной возможности "мягкой" индустриализации нэповской России. В лучшем случае китайский опыт служит лишь подтверждением обоснованности экономической программы развития нэпа Н. Бухарина в его полемике с И. Сталиным (движение по пути постепенной индустриализации, через развитие крестьянских хозяйств, легкой и пищевой промышленности в советской истории связано с именем Н. Бухарина, выдвинувшего в связи с индустриализацией лозунг "Обогащайтесь!" Точнее, воспользовавшегося лозунгом, выдвинутым примерно на сто лет раньше Ф.Гизо). Предложенная Бухариным модель индустриализации была заклеймена Сталиным как "правый уклон", а её приверженцы поплатились жизнью. На протяжении последующих десятилетий вопрос о жизнеспособности бухаринской модели, о ее совместимости с коммунистическим тоталитаризмом являлся предметом теоретических дискуссий. Китай продемонстрировал, что эта модель является реальной, практической альтернативой. Правда, здесь следует особо оговориться, что речь идет о принципиальной экономической возможности такого развития, но не о его политической реализуемости в конкретных советских условиях 1920-1930-х годов".

Однако метод исторических аналогий, использованный Владимиром Мау и его единомышленниками, вряд ли можно считать адекватным для описания социально-экономических процессов, происходящих в современной КНР, поскольку особенности китайской модернизации не позволяют согласиться с предлагаемой ими трактовкой.

Если попытаться кратко сформулировать эти особенности, то они могут выглядеть примерно следующим образом.

Первое. Системная модернизация Китая впервые в истории осуществляется к "постидустриальному" и глобализационному уровню общественного развития.

Второе. Системная модернизация Китая впервые в истории затрагивает настолько масштабную человеческую общность - более полутора миллиардов человек (включая жителей Тайваня и "хуацяо").

Третье. Системная модернизация Китая проводится впервые в истории самого Китая и, похоже, представляет собой единый, растянутый более чем на столетие процесс.

Четвертое. Истинные цели и движущие силы системной модернизации Китая, в соответствии с традиционными стратагемами его культуры, не только не декларируются, но и тщательно скрыты (или просто непонятны и потому "невидимы") для "непосвященных": как "внешних варваров", так и подавляющего большинства собственного населения.

Здесь в полной мере проявляется древняя - даже не конфуцианская, а, скорее, даосская - максима о "невидимости мастера": человека, постигшего "дао", невозможно разглядеть в этом качестве, поскольку он предстает перед "непосвященными" либо как отражающее их зеркало, либо как прозрачное для них окно. Исходя из этого, можно даже предположить, что так называемая "победа конфуцианства над даосизмом" в традиционной китайской культуре явилась не столько уничтожением даосского миропонимания как такового, сколько его "закрытием" для масс простонародья - в целях упрочения стабильности общества и власти военно-политической элиты страны.

Однако все эти особенности китайской модернизации указывают, скорее, не на отсутствие у данного процесса каких-то серьёзных трудностей и проблем, а на то, что данные трудности и проблемы расположены вовсе не там, где их обычно ищут.

В частности, уже в ближайшее время Китай, самая населенная страна мира, парадоксальным образом может столкнуться с нехваткой трудовых ресурсов - причиной тому станет проводимая на протяжении последних десятилетий политика ограничения рождаемости под девизом "одна семья - один ребёнок", связанное с ней старение населения и резкое увеличение количества пенсионеров. Уже сейчас лица в возрасте старше 60 лет составляют около 10% китайского населения, то есть 130-160 миллионов человек. К 2015 году, согласно прогнозам Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), пожилых людей в КНР будет 200 миллионов, а к 2050 году - 430 миллионов, то есть там будет проживать более половины пенсионеров всего мира. Если сегодня средняя продолжительность жизни в Китае достигает 72 лет, а средний возраст жителя КНР - 32,9 года, то к 2040 году средняя продолжительность жизни должна подняться до 77 лет, а средний возраст - до 42 лет (для сравнения - это показатель современной Японии, а первенство держит княжество Монако, в котором средний возраст жителя составляет 45 лет). В результате в Китае сформируется "перевёрнутая демографическая (семейная) пирамида" с формулой 4:2:1, то есть когда на четверых родителей приходится двое детей и всего один внук. Понятно, что это грозит обрушением всего китайского социума, и власти в самое ближайшее время будут вынуждены смягчить свою демографическую политику с тем, чтобы сохранить население страны на максимально допустимом для Китая уровне - около 1,4 млрд. человек.