Читать онлайн «Эксперт № 05 (2013)». Страница 14

Наконец, за офшорами стоят другие угольщики, металлурги. На сегодня это самая маловероятная версия. «Мечел» убирает грузы всех остальных угольщиков из подконтрольного ему Ванина. В ФАС уже жаловалась «дочка» «Сибуглемета» компания «Междуречье», которой в январе было отказано фактически во всех заявках на перевалку грузов. ФАС направила порту предупреждение, на которое он должен был ответить до 15 января, но вместо этого подал иск к ФАС в арбитражный суд. Глава «Сибуглемета» Александр Мелехов в интервью газете «Коммерсантъ» сказал, что с портом у них заключен контракт на перевалку грузов до конца 2015 года; за нарушение предусмотрены штрафы и компенсация убытков. «Сибуглемет» работает также с портами Восточный и Находка, но логистика строилась с учетом Ванина, и теперь возникают неудобства и издержки, и размер их еще не оценен. Если порт не откликнется на претензию, «Сибуглемет» обещает подать к нему иск.

Самая вероятная версия — первая: порт купили компании, которые связывают с Игорем Зюзиным. Но после известных слов Путина Зюзин вряд ли сам решился бы на столь откровенный увод активов в офшор. Кстати, офшорная схема позволила новому покупателю не выставлять оферту. Это можно предположить в связи с тем, что на все вопросы о выставлении обязательного предложения миноритариям «Мечел» отмалчивается. А ведь после покупки пакета Олега Дерипаски в рамках оферты «Мечел» вместе с консорциумом мог бы собрать 95% голосующих акций, а остальные выкупить принудительно.

Также дробление пакетов по офшорам показывает, что версия с азиатскими инвесторами окончательно лишается смысла. Неужели азиаты, если бы выкупили за 700 млн долларов большую часть акций Ванина у государства и Дерипаски, пожалели бы 35 млн для приобретения полного контроля над акционерным капиталом порта?

Кстати, миноритариями, владеющими 5% обыкновенных акций Ванина, в основном являются бывшие и нынешние работники порта. И вполне возможно, что представители контролирующего акционера будут скупать у них акции по сильно заниженным ценам, под угрозой увольнения, как это практиковалось в 1990-х.

Гипотеза со структурами, близкими к РЖД, стоящими за офшорами, тоже имеет право на жизнь.

Есть маленькая надежда, что истинный бенефициар, приобретший стратегическое российское предприятие, станет известен, так как ФАС направила запрос в «Мечел». «Закон не делает исключения — кипрская компания, американская или российская: при превышении 20-процентной доли надо подавать ходатайство [о покупке такой доли]. Мы никаких ходатайств по Ванину после его покупки “Мечелом” не получали», — сказал представитель ФАС. Ответ от «Мечела» по поводу новых акционеров порта ФАС ожидает к середине февраля.

31 января агентство «Прайм» сообщило, что комитет по вопросам собственности Госдумы в начале февраля также намерен рассмотреть вопрос о сделке по продаже морского порта Ванино. «Сделка по продаже акций Ванина должна стать предметом глубокого, всестороннего рассмотрения. Мы не должны допустить потери экономических и политических интересов Российской Федерации, а для этого нужно тщательно контролировать эффективность управления стратегическими предприятиями России», — сказал Антон Беляков , зампредседателя думского комитета по вопросам собственности. А первый вице-премьер Игорь Шувалов в этот же день заявил, что государство хотело бы «в будущем работать с потенциальными инвесторами, понимая, кто они реально, эти инвесторы, а не те, кто заявляется на сделку, а потом мы понимаем, что бенефициары другие. Это ничего хорошего для рынка не несет».

В подготовке материала принимал участие Евгений Огородников

Галина Костина

Рисунок: Костантин Батынков

«В моей компании работал сотрудник, у которого вдруг проявилось странное нарушение речи: он начинал говорить, затем замолкал, не в состоянии закончить предложение. Вновь говорить он начинал лишь через несколько минут, — рассказывает Томас Гроган , один из основателей диагностической компании Ventana, входящей в группу Roche. — Коллега обратился к врачу, стандартное обследование ничего не выявило, тот отправил его на компьютерную диагностику, в результате чего была обнаружена опухоль мозга. Хирурги ее удалили, однако биопсия показала, что такого рода опухоль неизлечима и вновь будет развиваться. Мы выяснили, что рост опухоли у него вызывает определенная мутация. Результат неутешительный: пациенты с таким диагнозом буквально получают черную метку.

Будь то любой другой пациент, а не сотрудник знаменитой компании, разрабатывающей диагностические системы для онкологии, ему наверняка оставалось бы только попрощаться с родными, утрясти свои дела и ждать неминуемого конца. Но Гроган знал, что в Университете Дьюка разработали программу иммунотерапии для лечения пациентов именно с таким вариантом мутации. Вместе с больным Гроган отправился университет, где тот прошел обследование, после чего его включили в клиническое исследование. С тех пор прошло более трех лет. До этого жизнь мужчины исчислялась днями. «Это важный урок, — говорит Гроган, — современная и доступная информация о новых технологиях сыграла огромное значение в жизни человека. И мы должны делать это не только для своих приятелей, но для каждого пациента».

Эту историю Томас Гроган рассказал на конференции по персонализированной медицине. Да, прокомментировали из зала, это поистине персональный подход — применить все новейшие знания и достижения, взять человека подмышку, полететь с ним в другой штат и договориться об участии в испытании новой технологии; это круто даже для среднестатистического американского или швейцарского пациента. Сам Гроган признал, что пока это скорее исключение, чем правило. Однако в последние годы персонализированная медицина стала одним из важнейших направлений развития здравоохранения и фарминдустрии.

Лечить человека, а не болезнь

В XXI веке человека наконец-то решили поставить в центр внимания. История гласит, что на заре медицины так оно и было. Еще Гиппократ замечал: важнее знать то, какой человек болен, чем то, чем он болен. Не будучи терапевтом, великий Александр Македонский применял персонализированный подход к тестированию своих новобранцев: он их пугал и наблюдал, покраснеют они или побледнеют. Выбирал пунцовых: у них нервная система крепче.

В XX веке место человека все больше занимали фармкомпании, аптечные сети, клиники, страховщики, министерства. В центре внимания оказались болезни, особенно те, что охватывают большие популяции. Для них можно было производить так называемые блокбастеры — препараты с объемом продаж более 1 млрд долларов. Самым популярным стал липитор — препарат для снижения уровня холестерина. Его продажи в 2008 году достигали 13 млрд долларов.

Однако клиницисты накапливали все больше информации о том, что универсальные препараты могут не действовать на треть, а то и на половину пациентов — к примеру, тот же липитор. По данным ВОЗ, в начале XXI века стандартная фармакотерапия не давала эффективного результата при лечении депрессий (20–40% больных), язвы (20–70%), бронхиальной астмы (40–75%), сахарного диабета (5–75%), онкологии (70–100%), мигрени (30–60%), артериальной гипертензии (10–75%), шизофрении (25–75%). И это при том, что такое неэффективное лечение постоянно дорожало.

С тех пор как ученые все глубже проникали на молекулярный уровень, становилось понятно, что, собственно, происходит в больной клетке, какие в ней работают механизмы и что может быть мишенью, а также биомаркером заболевания. В зависимости от этих особенностей болезни стали делиться на подболезни: в частности, рак молочной железы может иметь как минимум шесть вариантов. Стало быть, лечить его нужно по-разному. Цель современной персонализированной медицины — интегральный подход, включающий в себя всевозможное тестирование на предрасположенность к болезням, рекомендации по профилактике, подбор персонализированных препаратов и схемы лечения на основании индивидуальных особенностей пациента, мониторинг лечения.

В глазах фармацевтов персонализированный подход получил мощный стимул уже в XXI веке, после секвенирования генома. Собственно, о генах и мутациях в них знали и раньше. «К примеру, с 1954 года известно, что мутация в одном гене, ответственном за фермент, который занимается перевариванием лекарства, приводит к тому, что пациент принимает лекарство в нормальной дозе, а биохимический эффект такой, будто он съел целую упаковку, — рассказывает Виталий Пруцкий , глава центра биоинформатики и прогностической медицины компании AstraZeneca. — Сейчас от передозировки лекарств в США погибает более ста тысяч человек в год. Знания о молекулярных механизмах и мутациях в разных генах накапливались, а на практике ничего не происходило — не было технологий для эффективного клинического тестирования и понимания, к чему в практическом смысле это сможет привести».