Читать онлайн «Газета День Литературы # 124 (2006 12)». Страница 15

Матушка, Мария Андриановна, русская дворянка, родилась в Ревеле (Таллин) у холодного Балтийского моря, и посему была много сдержанней и строже отца; одно слово – северянка. Соединил их Ленинград, где в молодости отец работал репортером в молодежной "Смене", а мать училась в фототехникуме.

...И родители мои, и я за ними – провинциалы, что отношу скорее к достоинствам. У нас, провинциалов, за вычетом жизненной рутины оставалось больше времени для себя, нежели у жителей столиц. При соответствующем настрое можно было с немалой пользой распорядиться досугом.

Провинция во времена Советского Союза, как, впрочем, и теперь, начиналась сразу же за московской кольцевой дорогой – унылая, задушенная дефицитами провинция. Однако столицы союзных республик имели немало преференций. Снабжались несравненно лучше даже крупных промышленных городов России, а, главное, обладали всем "джентльменским" набором заведений культуры: национальным и русским драматическими театрами, театром оперы и балета, киностудией, филармонией, своим телевидением с объединением телефильмов, консерваторией, художественной академией или, на крайний случай, училищем, широким спектром музеев, галерей и т.д. и т.п.

Помимо родителей, их друзей, книг, музыки и живописи воспитывал меня еще и Отчий Дом. Сам по себе он был скромным, скорее сельским жилищем, нежели городским особняком; его наспех сложили по упрощенным чертежам из подручных средств саперы Советской Армии после освобождения города от фашистских войск, но вот приусадебный участок очаровал родителей и решил выбор нашего места жительства в Кишиневе.

Сам по себе небольшой – 30 на 30 метров – участок у дома включал палисад, который матушка засадила разного рода цветами, отдавая предпочтение своим любимцам-георгинам, сад старых абрикосовых деревьев уникального ананасового сорта, два огромных дерева грецкого ореха, в кронах которых я, не видимый с земли, мог подолгу играть в свои одинокие игры, заросли отдаленно похожего на бамбук канадского клена, живописную кучу бутового камня, густо заросшую травой и кустарником. А еще на задворках помещался дощатый сарай, в котором хранили дрова и уголь, каменное подсобное здание о трех комнатах с островерхим односкатным чердаком.

Дом и относящееся к нему пространство приучили меня к одиночеству, воспитали благое чувство самодостаточности, развили основу художественного творчества – воображение. С детских пор мне никогда не скучно с самим собой, особенно если есть достойная книга.

Виктор Васильевич Шевелов – дядя Витя – из кишиневцев был самым близким другом родителей. Бездетный холостяк, ко мне питал почти отеческую нежность. Издав книжицу прозы для юношества, не только подарил ее с трогательной надписью, но не поленился при дарении с выражением прочесть центральный, давший название всей книге, рассказ. Написан он был в романтическом, в подражание раннему Горькому, ключе, и живописал схватку в открытом море некоего молодого рыбака с напавшей на его баркас с уловом стаей дельфинов. Ситуация, как я узнал впоследствии, совершенно нереальная: дельфины, особенно черноморские малыши-катраны, напрочь лишены агрессивности. Но для дяди Вити, как истинного соцреалиста, в творчестве не столь важно было жизнеподобие, как верная идейная установка.

Это, кстати, справедливо и в отношении большинства других знакомых мне творческих людей поколения моего отца. Они могли быть весьма критично и даже скептически настроенными к реальной власти, но основополагающей идее, как правило, хранили устойчивую верность. Верность по убеждениям…

В начале шестидесятых годов Шевелов отпросился у министра культуры республики, у которого состоял в замах, на киностудию "Молдова-филм", и за короткий срок добился ее феерического взлета. Не в одиночку, естественно, добился, а вкупе с талантливыми, молодыми тогда режиссерами Михаилом Каликом, Валериу Гажиу, Николаем Лысенко, Владом Йовицей, Эмилем Лотяну, кинооператорами Вадимом Дербеневым, Дмитрием Моторным, Леонидом Калашниковым, композитором Эдуардом Лазаревым и другими такими же дерзкими кинематографическими дарованиями. Кинофильмы "Атаман Кодр", "Человек идет за солнцем", "Колыбельная", "Горькие зерна", "Рыцарь мечты", "Последний месяц осени", "Привратник рая", "Любить", "Ждите нас на рассвете", "Лэутары" и т.д. не только принесли молдавскому кинематографу международное признание, но и стали со временем национальной, а то и общесоветской киноклассикой.

Мы же с дядей Витей договорились, что после восьми классов я поступаю работать на киностудию, а он уж позаботится, чтобы я попал в качестве ассистента к местному мэтру режиссуры Михаилу Калику. Учебу продолжу в школе рабочей молодежи, по окончанию которой – прямой путь во ВГИК. Так бы тому и быть, да умер дядя Витя. Не выдержало сердце фронтовика той травли, которая обрушилась на возглавляемую им киностудию со стороны партийных чинуш. Упокой, Господи, светлую душу его!

И о Маше… пардон, Марии Лукьяновне Биешу…

Знал я ее, как говорится, "с младых ногтей" как однокурсницу сестры по кишиневской консерватории. В этом качестве она не раз бывала у нас на улице Пирогова, так же, как иные сестрины приятели – Евгений Дога, Сергей Лункевич и другие молодые консерваторцы, ставшие впоследствии элитой молдавской музыки.

Врезалась в память отчаянно рыдающая Маша Биешу, трусящая от калитки нашего дома к его крыльцу. Оказалось, ее только что отчислили из консерватории по причине профнепригодности, и она бросилась искать защиты у своего депутата, который к тому же по счастливой случайности оказался отцом ее однокурсницы. (В те годы Александр Александрович был избран в Верховный Совет республики от Волонтировского района, откуда и прибыла на учебу в столицу молодой специалист лесного хозяйства Мария Биешу.)

Вскоре я стал свидетелем телефонного разговора отца с ректором консерватории Мануйловым, который был переведен на эту должность из прославленной на весь мир одесской консерватории. Ректор, скорее всего, ссылался на коллегиальность решения, а Александр Александрович в присущей ему ироничной манере убеждал его не быть формалистом и хорошо подумать о доверенной ему судьбе одаренной девушки из глубинки. "Ты что же хочешь, чтобы нас, пришлых людей, вспоминали потом как губителей национальных талантов?" – обострил вопрос отец. Мануйлов явно этого не хотел, пообещал "принять меры" и вскоре отменил приказ об отчислении. Маша Биешу вернулась в студенческую среду, но к другому педагогу, который и исправил ошибку предшественника. Оказалось, ей неверно определили специализацию, занизив ее до меццо-сопрано. Потому Мария и испытывала затруднения с явно не ее репертуаром. А виной тому был необычайно широкий от природы диапазон ее голоса...

Помню блестящий дебют Марии Биешу в "Тоске". Вскоре этот удачный спектакль посмотрел "весь город". С него и началась настоящая карьера молодой певицы: стажировка в Ла Скала, звание заслуженной артистки республики, победа на конкурсе Чио-Чио-Сан в Японии, принесшая ей мировую известность, звание народной артистки республики, выступления на ведущих оперных и концертных сценах Союза и мира, Государственная премия, звание народной артистки СССР, регулярные выступления по ЦТ, Ленинская премия, депутатство в Верховном Совете Союза ССР... От предложения работать в Большом Мария Лукьяновна отказалась и, скорее всего, поступила правильно; зачем становиться в ряд примадонн на чужбине, если можно до окончания творческой карьеры безраздельно властвовать в гордом одиночестве на Олимпе своей любимой Родины?..

На протяжении, наверное, десятилетия в Кишиневе существовала замечательная традиция последнего концерта года. Проводился он 31 декабря на лучшей концертной площадке города и собирал звездный состав исполнителей. Программа концерта год от года менялась, но неизменной оставались два ее пункта: выступление Марии Биешу и исполнение в финале Прощальной симфонии И.Гайдна – "Симфонии при свечах".

В концерте Мария Лукьяновна непременно исполняла свой коронный номер – "Аве, Мария!" Коччинни. Воистину ничего прекраснее мне не довелось услышать! Жена моя и вовсе ожидала этот номер, как манну небесную. Едва возникали в замершем зале первые звуки божественного сопрано, как крупные слезы начинали катиться из ее прекрасных хохлятских глаз. Пела Мария Лукьяновна номер без купюр, со всеми проведениями, и Вера, облегчая душу, успевала вдоволь, от души наплакаться. На весь грядущий год...

В определенной мере под воздействием последних концертов года я написал киносценарий рождественской киносказки для взрослых и назвал его "Симфония при свечах". Бдительная редактура родной киностудии "Молдова-филм" сразу разглядела в прообразе одной из героинь – трогательной своей одинокой фанаберией примы провинциального оперного театра, Марию Биешу, и благополучно "зарубила" сценарий; ну его, от греха подальше... Жаль. При добросовестной режиссуре могла получиться симпатичная история из мира смешно амбициозных, погруженных в беспрестанные и, в основном, бесцельные интриги печально одиноких людей театра.