Читать онлайн «Газета Троицкий Вариант # 44 (22_12_2009)». Страница 16

Думается, проблема заимствования зарубежных исследований отечественными исследователями не сводится только к определению заимствования как плагиата, технологии распознавания плагиата и правовой оценки этого явления. Эта проблема соотносится с трудностями встраивания российской гуманитарной науки в мировую науку. Позволю высказать несколько предположений, скорее даже интерпретаций, относительно отношений между отечественной психолого-педагогической наукой и зарубежными исследованиями по соответствующей тематике.

Несомненно, практика латентного заимствования зарубежных теорий и методологических подходов в сфере гуманитарных наук в России началась еще во времена СССР, когда те, кто владел иностранным языком и имел выход на зарубежные источники, могли использовать материалы исследователей других стран. Это заимствование привело к деформации отечественного подхода к зарубежным теориям и изысканиям. Во-первых, в советское время все зарубежное в первую очередь было предметом критики, далеко не всегда выдержанной в традиции активизирующей академической дискуссии. Западный опыт не принято было уважать, с ним не было принято считаться, но им можно было пользоваться, только «исподтишка». Возможно, это стало источником достаточно масштабного присвоения зарубежных идей в том или ином объеме без оглядки на академическую порядочность.

Во-вторых, в силу невозможности заимствовать теорию целиком (например, базовые принципы все той же гуманистической психологии или психоанализа противоречили традиционному советскому подходу в психологии) по большей части заимствовались технологии исследований и практик. Позже практика частичного заимствования уже больше согласовывалась со стремлением «украсить» свое исследование чем-то оригинальным.

В-третьих, заимствование отдельных исследований не позволяло понять общий «ландшафт» зарубежной исследовательской деятельности, увидеть возможные связи между разными подходами. «Подводное» знакомство с западным опытом, сложившееся в поздний советский период, в постсоветское время трансформировалось в неограниченное и неконтролируемое заимствование западного опыта.

Это явление привело и к тому, что встроить отечественные гуманитарные исследования в зарубежные не представляется возможным: с одной стороны, многие российские исследовательские школы развивались вне мирового контекста; с другой — мировой контекст «торчит» то из теории отечественного автора, то из методики, то из выводов. Но, наверное, самым значимым последствием остается качество российских исследований, которые отличаются размытостью позиций, совмещением подходов, которые не стоит совмещать, описательностью, преобладающей над аналитичностью.

Российская наука нуждается в определенных критериях оценки оригинальности проводимых исследований. Несомненно, отношения между отечественной и зарубежной наукой не сводятся к тому чтобы знакомство с западными источниками сводилось исключительно к цели выявления заимствования. Однако думается, пока состояние отношений между российской гуманитарной наукой и западными исследованиями таково, следовало бы начать с ревизии тех адаптаций, которые делаются российскими учеными.

1. Н.Н.Малофеев. «Специальное образование в России и за рубежом», 1996.

2. M.Winzer. «The history of special education. From isolation to integration», 1993.

3. Г.Батыгин. «Лекции по методологии социологических исследований». М.: Аспект-пресс, 1995

Виктория Шмидт,

докторант университета Masaryk, Брно, Чехия,

кандидат психологических наук

В настоящее время много говорится и пишется о защите интеллектуальной собственности в России. Это отражает проблемную ситуацию, но... не меняет ее. Конечно, плагиат был, есть и будет всегда и во всех обществах. Социальная проблема возникает тогда, когда то или иное нежелательное, негативное социальное явление (преступность, пьянство, наркотизм, коррупция и др.) превышает обычный для данного общества уровень, «норму» (в дюркгеймовском понимании) и становится массовым, влияющим на экономическую, и/или политическую и/или социальную жизнь. По Дюркгейму, это бывает тогда, когда общество находится в состоянии аномии [1]. Последняя характеризуется, в частности, тем, что старые социальные нормы уже не действуют, новые — еще не действуют; существует рассогласование (противоречие требований) различных видов социальных норм (правовых и — моральных, правовых и — обычных или традиционных и т.п.); возникает «нормативный вакуум» в некоторых сферах социальной жизни. Россия последних десятилетий — типично аномичное общество, так что не удивительны зашкаливающие масштабы насильственной преступности, алкоголизации населения, самоубийств, коррупции. «Падение нравов», аморализация российского общества, затрагивает все сферы жизни (образование, здравоохранение, «правоохрану», искусство, науку). Не удивительно поэтому, хотя и весьма печально, массовое распространение плагиата, который и за порок-то не считается (почти как присвоение взятой «почитать» чужой книги).

Отдавая себе отчет в «ненаучности» представленного ниже текста, позволю себе все же обратить внимание научной общественности на эту хорошо известную и часто проговариваемую, но не очень «публикабельную» проблему.

Начнем с некоторых аксиом (как результата эмпирически данной реальности).

Аксиома 1: не менее 80–90% студентов скачивают курсовые работы и рефераты из Интернета (где также процветает плагиат) или переписывают из нескольких книг-учебников.

Аксиома 2: не менее 50–60% студентов скачивают дипломные работы из Интернета или переписывают из нескольких книг-учебников.

Аксиома 3: порядка 40% кандидатских диссертаций и 30% докторских диссертаций содержат плагиат из опубликованных монографий-статей-диссертаций. 20–30% диссертаций куплены, а их фактические сочинители не стесняются плагиата.

Немного статистики. За последние годы было зарегистрировано только уголовно наказуемых случаев плагиата и иных нарушений авторского права («незаконное использование объектов авторского права или смежных прав, а равно присвоение авторства, если эти деяния причинили крупный ущерб» — ст. 146 УК РФ): 1999 г. — 836; 2000 г. — 1117; 2001 г. — 810; 2002 г. — 949; 2003 г. — 1229; 2004 г. — 1917.

Разумеется, это капля в море тотального плагиата.

А теперь о «большой науке» — на собственном опыте.

1. В 1977 г. в ленинградском Доме книги я пролистывал книгу В. Чурбанова «Непризнанные гении» (М.: Молодая гвардия, 1977). И вдруг читаю до боли знакомый текст. На с.106–107 книги Чурбанова воспроизведен большой отрывок из моей статьи 1971 г. «"Отклоняющееся поведение" как социальное явление» (Человек и общество. Вып. VIII. ЛГУ, 1971. С.113–118). Самое обидное было то, что до двух моих статей 1971 г. никто в России об отклоняющемся поведении вообще не писал (если не считать тезисов А.Г. Здравомыслова, изданных в Ереване и явно недоступных широкой публике), а господин Чурбанов мой текст сопровождал своими восклицаниями: «Известно, что...», «Понятно, что...». К моей радости Чурбанов переврал ленинскую цитату из моего текста. Видимо это сыграло роль в том, что ВАОАП, куда я обратился с жалобой на плагиат, признало сей факт и сообщило мне, что «в последующем издании» будет ссылка на мое авторство соответствующего текста, а товарищ Чурбанов лично принесет мне извинения. Надо ли говорить, что ни извинений, ни «последующего» издания не последовало...

2. В 1981 г. солидная московская академия издала сборник научных трудов. Автор одной из статей этого сборника активно ссылалась на мои публикации, когда не была согласна с моей позицией, и заимствовала мой текст без ссылок, когда, надо полагать, разделяла ее.

3. В 1985 г. я получил с дарственной надписью монографию Х. под его докторскую диссертацию по криминологии. В тексте я обнаружил, как уже догадывается читатель, куски своего текста без соответствующих ссылок. Через некоторое время автор смущенно признался мне: «Извините, я использовал некоторые Ваши определения, т.к. лучше не мог сказать». Чистосердечное признание автора плюс наши личные хорошие отношения не позволяют мне раскрыть имя Х.

4. В 1990-х годах, проглядывая монографию З. под его докторскую диссертацию по криминологии, обнаруживаю значительные куски моего текста с многочисленными статистическими данными, сведенными в таблицы, и мои комментарии к ним, разумеется, без какого бы то ни было упоминания о моем авторстве. Текст мой — не опубликованный, но переданный в виде рукописи в правительство Санкт-Петербурга для разработки очередной программы «борьбы с преступностью». Хотя у меня оставалась копия моего текста, ясно, что я не мог отстаивать свое «соавторство» в монографии, да это было бы и неправильно понято научным сообществом: подумаешь, качать права задумал, все так поступают! Более того, у меня есть подозрение, что «автор» монографии сам ее не читал, а «референтам» было не до морали.