Читать онлайн «Наши соседи за Памирами». Страница 6

Из виденных д-ром Робертсоном племен кафиров наименее смуглыми он считает веев, наиболее же темнокожими – презунов и катиров. В Пшовере, селении катиров, жители цветом лица напоминают негров, но они этим будто бы обязаны дыму от дров, употребляемых ими в топливо, и врожденному отвращению в омовению. Вообще, по мнению Робертсона. Кафиров белыми назвать нельзя, хотя они не могут быть причислены и в темным расам. Кафиры, во всяком случае, темнее жителей Бадахшана и Читраля[10], – их цвет лица такой же, как у обитателей Пенджаба.

Как цвет лица темнее, так и черты его значительно грубее у кафиров низших классов, но, в общем, несомненно арийский тип – красив, в особенности правилен нос. Рыжие и альбиносы встречаются у кафиров, но не составляют более 1 %. Типы смешанной расы значительно отличаются от чистой: носы, как нередко встречается это у невольников, сплюснуты, лба нет почти, волосы начинают рости у бровей, и все это производит отталкивающее впечатление, совершенно противоположное тому, которое получается при взгляде на мужчин высших классов Кафиристана, головы которых замечательно правильно сложены, – так и кажется, что эти полудикари могли бы, без особого напряжения стать и учеными, и государственными людьми.

Женщины по большей части некрасивы; девушки же могли бы быть привлекательными и бывают иногда такими, но тяжелые работы на воздухе делают их лица слишком смуглыми и грубыми, грязь же их зачастую отвратительна. Вид этих несчастных, почти без исключений, забитый, – они представляют в Кафиристане единственную рабочую силу, работа же их чрезвычайно тяжела, а потому неудивительна и ранняя старость женщин этой страны.

Сложены кафиры всегда прекрасно, – и видно, что они охотно предаются всевозможным физическим упражнениям; людей толстых здесь нельзя встретить; кафирами даже трудно усвоивается понятие о человеческой полноте…

Когда Робертсон заговорил однажды о полноте человеческой, его не могли понять, и лишь главный жрец заметил, что он понял, о чем путешественник речь ведет, он – жрец, однажды, на Асмарской границе убил такого упитанного мусульманина…

Средний рост кафиров – пять футов и шесть дюймов; кафиры же племени камов достигают нередко 6 футов и одного дюйма; но самые выносливые и сильные, лучшие скороходы по горам и борцы – это люди среднего роста.

Женщины, за некоторыми исключениями, малы ростом, слабы на вид, но на самом деле чрезвычайно выносливы и делают громадные переходы с большими тяжестями на голове и плечах. Обыкновенный костюм cia-пошей состоит из невыделанной козлиной кожи, стянутой у пояса ремнем, на котором держится неизбежный кинжал. Этот костюм наиболее распространен в стране, ибо носится бедняками, составляющими большинство населения; но надо заметить, что женщины его не носят никогда. Любимый костюм достаточного кафира из восточных долин состоит из рубахи и панталон грубой шерсти, коричневого читралийского или черного минджанийского халата, мягких кожаных черных сапог и шерстяных чулок (без носков), но национальный костюм, носимый всеми, без исключения, женщинами и почти всеми мужчинами – это туника, из сукна темно-коричневого цвета, падающая до колен, оставляющая открытою, на спине и груди, часть тела в форме клина (как обыкновенный халат на груди). Туника эта, не имеющая рукавов, стягивается женщинами у пояса широким, красного цвета, шарфом с кистями на концах; красными же шнурами отделаны борты туники. Мужчины носят тунику эту в накидку, как и презуны свои серые обширные покрывала, заменяющие им туники. Яркие цвета в большой чести только у веев.

Женщины cia-пошей, замужния, носят на затылках род четыреугольных беретов; девушки же двойным кольцом стягивают волосы вокруг головы, ничем не покрытой. В торжественных случаях женщины надевают высокий, рогатый, головной убор, среди украшений которого главную роль играют металлические наперстки; на одной из этих драгоценностей д-р Робертсон прочел выбитыми слова: «for а good girl», единственные следы печатного искусства, виденные путешественником в Кафиристане. Впрочем, красные и белые бусы у женщин Кафиристана, как украшения, в большом ходу.

Дети в Кафиристане не появляются на Божий свет под кровлей родительского дома; для этого за оградой каждого селения имеется специальный дом, куда и отправляются заблаговременно роженицы. Оригинален выбор имени для новорожденного: как только ребенок появляется на свет, специально выбранная для этой церемонии старуха древняя скороговоркой начинает перечислять имена всех предков новорожденного, и чтение синодика этого продолжается до тех пор, пока ребенок не потянется в груди матери: имя, произнесенное старухой в тот момент, когда ребенок возьмет грудь, дается ему; благодаря такой случайности, в одной семье нередки дети, носящие одно и то же имя и отличающиеся прилагательным: старший, второй, младший.

Кафиры, мужчины и женщины, носят кроме имен – и отчество; так например, Чанглу-Астан – значит Астан, сын Чанглу; если же и имя, и отчество, слишком популярны, то для отличия прибавляется и имя деда: например, Лёткам-Чанглу-Мерив, значит – Мерив, сын Чанглу, внук Лёткама. Иногда к имени отца прибавляется и имя матери: так, например, Башив-Сумри-Шиак, значит – Шиак, сын Башика и Сумри. Вообще на востоке сыновья никогда не носят имен отцов своих, но в Кафиристане очень часто встречается: Мерик-Мерива, Чанглу-Чанглу и т. д.

«Характернейшие черты кафиров – это их алчность, чрезвычайная друг в другу зависть и постоянство ненависти одного племени в другому», – говорит доктор Робертсон, выводя заключение об алчности и зависти из ссор кафиров по поводу его подарков, но не объясняя, какая цель была и какую цель видели в этих дарах кафиры, у которых, по выражению Робертсона, «исключительные понятия о независимости» (равенстве?) таковы, что дары должны делиться поровну между всеми, что уже если не исключает, то ослабляет понятие об алчности и зависти. «Ненависть племенная у кафиров такова, – продолжает Робертсон, – что, одно из враждующих племен всегда готово призвать на свою территорию соседей мусульман, дабы уничтожить другое ненавистное», но… фактов, подтверждающих это положение, британский агент не приводит, и решив, что «кафиры вообще страдают излишней веротерпимостью», далее говорит, что «вся история кафиров состоит из борьбы с исламом»; что «между племенами кафиров не существует той смертельной вражды, которая наблюдается у соседей их афганцев». Наказание за убийство соотечественника у кафиров чрезвычайно строго. Вследствие живого темперамента, кафиры очень часто ссорятся, причем жены их и дети всегда готовы броситься разнимать дерущихся, считая такое вмешательство добродетелью. Чаще всего удары кинжалов и достаются не противникам, а желающим водворить мир женам и дочерям.

Кафир-убийца изгоняется из родного селения на всю жизнь, дом его сжигается кланом или семьей убитого, а имущество его конфискуется мстителями, перед которыми убийца никогда не смеет показаться. Из таких убийц-изгнанников составляются целые селения в Кафиристане, но кафир может, однако, избежать изгнания, заплатив родным убитого вознаграждение; последнее бывает обыкновенно так велико, что такие случаи весьма редки.

Убийство, совершенное при самообороне, кафирами не оправдывается: «человек должен защищать свою жизнь, не убивая другого», говорят кафиры.

Вступая в страну кафиров, д-р Робертсон думал, что будет иметь дело с «дьяволами», но затем убедился, что если чистосердечие и откровенность не составляют характерных черт кафиров, то во всяком случае они много справедливее и честнее, чем их ненавистные соседи афганцы (упомянуто это д-ром Робертсоном, конечно, не в оффициальном рапорте). Привязанность к семье у кафиров очень развита, как развиты воинская доблесть и самопожертвование; высокие акты преданности родине, патриотизма, не удивляют кафиров.

Д-р Робертсон утверждает, однако, что все кафиры – жестокие хвастуны и любят пустить пыль в глаза иностранцу, но все эти недостатки бледнеют перед их достоинствами, перед храбростью, любовью к семье и независимости, перед доблестями великолепных воинов, девиз которых – «лучше смерть, чем вражеское иго».

Все это не мешает кафирам, по словам д-ра Робертсона, быть «интриганами и заговорщиками замечательно тонкими и хитрыми». В доказательство этого, автор приводит пространную историю, из которой видна лишь смертельная вражда кафиров к магометанам. Хорошо еще, что доктор-дипломат не отрицает смышлености у кафиров, весьма недюжинной, но о примере, им приводимом, он мог бы и умолчать.

Рассчитывая слугу своего, кафира, «особенной смышленостью не выдававшегося», д-р Робертсон уплатил ему по курсу индийскими рупиями, вместо рупий кабульских (более высоких). Произошел спор, – Робертсон доказывал верность своего рассчета вычислением на бумаге, «кафир считал по пальцам и рук и ног», и доказал, что британский дипломат ошибся. Другой пример лучше, – дипломат «долго практиковался» над производством какого-то фокуса, которым хотел подействовать на воображение полудиких кафиров, и когда, набив руку, фокус свой показал, немедленно один из присутствующих жрецов, с «обычными им приемами мистификации», сделал то же самое…