Читать онлайн «Огненный крест». Страница 24

Моя Россия – это самая красивая женщина в мире, самая нежная, самая любящая мать-страдалица. Нет, не говорите, что моей России нет... Я верю, что моя Россия – это спящая красавица, которая спит уже более семидесяти лет крепким сном. Но я верю, что настанет день, когда придёт Иван-царевич и разбудит её нежным поцелуем. И встанет она еще краше и милей. И широко открытыми свободными руками призовёт и прижмёт к своей груди нас, верных, не утративших в неё веру, детишек. И материнская ласка её охватит нас, и слезы радости и умиления смоют скорбь сиротскую с наших, верующих в неё, лиц. Когда это будет, не знаю. Когда? Не знаю... Но это будет.

Вы не должны со мной соглашаться, дорогие друзья. Я этого не прошу и не ожидаю. Но только не спорьте со мной.

Это моя Россия. Это моя Россия. Это моя Россия!»

«Отчет» мой, или пресс-конференция, о которой несколько последних дней мимоходно вспоминал Георгий Григорьевич, про исходил сегодня глубоко пополудни, в доме моих ровесников Рудневых. Я уже знаком с этой семьей – потомками славного российского героя, командира крейсера «Варяг» Всеволода Федоровича Руднева. Хозяин дома, внук варяжца Георгий Георгиевич, служит крупным инженером в венесуэльской нефтяной компании, много бывает в заграничных командировках, решая представительские дела своей фирмы. Лидия Артуровна, жена и родительница двух детей, тоже дворянских кровей, мать её, кажется, была фрейлиной царского двора, а дочь теперь – президент русского дамского комитета в Каракасе, занимается благотворительной деятельностью, организует православные праздники, встречи с соотечественниками, выставки народного искусства. Дети, сын Всеволод и дочка Ксения – отроки школьного возраста, учатся музыке, помогают отцу Павлу в церковной службе в храме Святого Николая. Словом, говоря советским языком, семья активных общественников.

В доме Рудневых, точнее сказать, обширной квартире в многоэтажной башне (только один балкон лоджия в сорок квадратных метров равен моей трёхкомнатной тюменской «квартирке», как называл её Волков) хранится несколько реликвий, которые удалось вывезти в эмиграцию родителям Георгия и Лидии: дворянские грамоты, семейные старинные сервизы, царские награды, в том числе офицерский Георгиевский крест командира «Варяга», полученный капитаном первого ранга Рудневым после возвращения на родину, когда героев морского боя при Чемульпо чествовала вся Россия. Держал я в руках и золоченое блюдо, которое подарили Рудневу земляки-туляки, встречая его хлебом-солью на вокзале в Туле, когда поезд с матросами и офицерами-варяжцами следовал из Севастополя в Петербург. То есть в венесуэльском доме Рудневых сохранилось «самое дорогое, что удалось взять с собой при бегстве от красных в 18-м году». Реликвии эти не упрятаны в сундуки, а выставлены на обозрение, укреплены и в простенке «красного угла»: можно потрогать, полюбоваться, сфотографировать...

С утра думал я о предстоящем «отчете» в этом доме Рудневых, а в мыслях властвовал не «отчет», а вольно-невольно возникали слова песен варяжских, которые в своем глубинном сибирском селе знал я с детских лет.

Возникали они в памяти. И не могло быть иначе.

Обширный холл первого этажа в доме Рудневых, с баром и колоннами, такого же типа холл этот и в доме Оли Волковой, поджидал нас чинной и нарядной эмигрантской публикой, заняв шей стулья вокруг стола импровизированного «президиума». Всё это – и изготовившаяся к «поглощению» поэтических строк публика, и прически дам, и галстуки мужчин – свидетельствовало о торжественности встречи, от которой я ощутил поначалу некоторую тревогу и холодок в груди. Да, это не та привычная литературная встреча в каком-нибудь северном рабочем общежитии тюменских буровиков или строителей, где много раз всё испробовано, известно – какие строки надо выдать «на гора», чтоб быть понятым и воспринятым, какую мимоходную шутку отпустить, какую ввернуть байку...

Но я, как уж установилось за дни гостевания с первого моего шага на венесуэльской земле, и здесь был под непременным водительством и опёкой Георгия Григорьевича, а уж он всегда находит разумный выход в любой ситуации.

И мы прошли в этот «президиум» с настольной скатертью, с графином водички и стаканом при нём, где «гость из России» в накануне отстиранных белых штанах и наглаженной бабой Катей светлой рубашке тотчас был представлен чинной публике, встретившей нас вежливыми – «профсоюзного собрания» – аплодисментами.

Волков продолжительно говорил о своей не столь давней поездке в Россию: о Москве говорил, о сибирских встречах в Тобольске и Тюмени, о переменах, которые радуют и «вселяют надежды на возрождение Родины». О том, что теперь советские «не отека кивают, не убегают поспешно, услышав от иностранного туриста вопрос на чистом русском языке», как, мол, было совсем в недавние годы... Говорил, что теперь появилась надежда – передать соотечественникам в России реликвии, знамена полков, сохранившиеся документы, старинные книги, что должны достойно вернуться на Родину, к собратьям кадет – в суворовские и Нахимовские училища, как свидетельство исторического пути русского государства, его героических и трагических времён. И еще о том сказал, что русская эмиграция всегда любила и любит родное Отечество, много лет ждала благих в нем перемен. И сегодня они наступают. О том «свидетельствует и приезд нашего гостя», который понимает чувства и чаяния русских эмигрантов, отражает их в своих стихотворениях и на страницах своей патриотической газеты, с которой успели, мол, познакомиться многие в Каракасе и других городах, где живут русские...

Затем к столу вышла представительная дама и прочитала несколько лирических стихотворений о русской земле. Автор стихов не был назван, потому я склонен был считать их стихами «собственного сочинения». Волков тем временем шептал мне на ухо, что это артистка Наталья Александровна Сива. В прежнее время работала она в театрах Германии, ставила любительские спектакли в Каракасе. А теперь уступила сцену своей дочери – популярной на Латиноамериканском континенте драматической актрисе, что выступает под псевдонимом Алонсо Америка.

Какие звуки!

Погруженный в них, очарованный и все ещё не согласовавший с самим собой перечень стихов, с которыми надо предстать перед эмигрантским народом, я в неком тумане этих звуков прослушал еще пару романсов, не запомнив имен исполнительниц. Затем прозвучала ударная речь редактора кадетского «Бюллетеня» Бориса Евгеньевича Плотникова, из которой, будто горячий осколок, застряли в сознании слова о том, что в Венесуэле живет дочь знаменитого эмигрантского писателя Ивана Лукаша. И дочь хранит не только библиотеку отца, но и неизданные рукописи писателя.

Да, какие звуки!

Дали мне слово. Волнение спадало по мере «движения вперёд». И, кажется, «отчет» мой к завершению своему получился на должном уровне. Вначале я ринулся было выдавать стихи, отражающие, как я посчитал, текущий «политический момент» в далекой России, но вызвал лишь уважительные хлопки при непроницаемых взорах. Странно: «политику» не воспринимают! И тотчас поменял «пластинку» на лирику «сердечных чувств, берез и синего русского неба». И – диво! Как внезапно посветлели и потеплели лица строгих дам и господ при пиджаках и надраенных штиблетах. Как запунцовел румянец на щеках моих еще не «древних», крепеньких сорокалетних ровесниц. И как воспрянул сам я собственной душой, уловив в душах слушателей и слушательниц то, что живы мы и близки одними мироощущениями. Несмотря ни на что, одними!

А потом:

И далее:

Плыли, стелились луга, пустоши, лесостепные перелески моих сибирских палестин. Пахли чабрецом, тмином, богородской травой солончаковые мои приозерные полянки. Кричали чайки наших озер. Июльское солнышко катилось большим остывающим колесом к закату. Звенела уже предвечерняя мошкара. И околица села расцветала ситцевыми платочками деревенских девчонок, загодя изготовившихся встречать из лугов деревенское стадо. Они, девчонки, гомонили, бегали, играли в «пятнашки», задирали нас, мальчишек, носившихся поблизости в своих более важных и мужественных ребячьих играх, забавах... Всем этим и расцветали строки мои. Потом другие – с ностальгическими нотками грусти по Родине, что рождались вот в такой же дали от Русской земли – у берегов Таиланда, Индии или Аргентины...