Читать онлайн «Матрица бунта». Страница 100

В последних книгах Ерофеева немало серьезных опечаток и стилистических погрешностей. Корректор ли это виноват, или сам автор не дружит с орфографией, но в текстах его постоянно возникает путаница в употреблении не и ни, мягкого знака в третьем лице глаголов на — ся, возникают ошибки в падежных окончаниях существительных. Вот самое примечательное: «загнанная в проскрутово ложе святости» (БХ), «они хотят от меня не поступки, а завоевания» (РО), «в вновь…» и «во невкусном салате», «шопотом» (5РЕК), «кашелот» (БХ), «даостская» (БХ). И — в копилку стилистических жемчужин: «глубинное залегание неведения о нормативах людского общения» (Э), «историческая дестабилизация как следствие снижения пассионарного напряжения этнической системы» (Э), «сирень машет зелеными ветками с гроздьями сирени», «он не встретил больше ни одной встречной машины», «с маленькими аристократическими ручками плебея», «враги не обращали на Жукова никакого пристального внимания» (СС), «ход российской цивилизации от власти казенной власти к власти свободных денег» (БХ) — виртуознейше!

Наконец, нельзя не отметить лексические, тематические и образные повторы как излюбленный прием Ерофеева. То ли он хочет таким образом вбить в читателя свои истины, то ли боится, что никто не заметит однажды сказанной находки, а сам он в другой раз так ловко выдумать не сможет, — неизвестно. Однако единообразие произведений Ерофеева очевидно — скажем, для О. Славниковой: «Вообще “Энциклопедия русской души” как-то очень похожа на другие книги Виктора Ерофеева — больше, чем это обыкновенно бывает между детищами одного и того же автора. “Энциклопедию” можно, например, принять за свежую порцию книги “Мужчины”…» (статья та же). Дошло до того, что, открыв по ошибке книгу «Бог Х» вместо «Энциклопедии…» (обе книги изданы в «Зебре Е»), я обнаружила, что рассуждения о сходстве России и Африки помещены в них на одних и тех же — по нумерации — страницах!

Ерофеев поднимает одни и те же темы (скажем, Россия и Европа, страдание как судьба России, русский народ против роскоши, новая религия, тема женской измены). Тиражирует слова и фразы, так что научная «энтропия» по частоте употребления конкурирует с площадным «ох. ительно», а сисинское «Между нами нет менструации!» не только повторено, но даже занесено в реестр мирового уровня писательских достижений: «Что остается от писателя? Три фразы. Шагреневая кожа. Красота спасет мир. Между нами нет менструации» (СС). Наконец, и сам Сисин скопирован из раннего рассказа «Болдинская осень».

Как литературовед, Виктор Ерофеев как будто четко представляет себе границу между качественной, перспективной литературой и массовым чтивом — знает, что в искусстве хорошо и что плохо. Но самые правильные рассуждения оказываются скомпрометированы его литературной практикой как голословные. В книге «Бог Х» он много говорит о «беде наших писателей», о «каждый настоящий писатель знает», о «литература требует от человека», с иронией упоминает о «массовом, антиинтеллигентском сознании» и, наконец, заключает с оптимизмом: «Маскультуре надо указать на ее подлое место. С ней лучше не церемониться. Дуракам надо сказать, что они — дураки» (БХ).

Не поймать ли его на слове?..

… Ерофеев, создавший образ колдовского врага России, не раз проводил мысль о том, что в русских несчастьях виновата не метафизическая сила, не «Серый», а сами русские: «Зачем вступила ты в преступный сговор? зачем хотела ворошить эту жизнь? Не нужно никого спасать, потому что от кого! от самих себя?» (РКрас).

Вернувшись к началу и сопоставив Ерофеева с Серым, я так же спрошу: от кого спасать нашу литературу? От Ерофеева — или от нее самой? Выход — не в уничтожении Серого (Ерофеева) как враждебного феномена русской жизни (литературы), а в созидании новой жизни (словесности). Ерофеев существует, пока никто ничего лучшего не пишет, пока Жуков менее талантлив, чем Сисин. Ерофеев словно подмигивает нам и говорит: мол, если я настолько плохой, то почему мне не могут предложить ничего равносильно-хорошего? Указав ему на его «подлое место» в искусстве, мы повысили донельзя упавшую планку творческого мастерства.

Перепрыгнете?..

(Опубликовано в журнале «Континент». 2004. № 121)

Небо вылакали. Подброшенный в воздух чепчик — воздуха не обнаружил. На земле его, кокетливый символ лояльности и консерватизма, уже угрюмо поджидал вольнодумец булыжник, которым прогрессивно мыслящая толпа погоняла историю. «Ура» в лентах и неотесанное «ужо тебе» таким образом примирились, подрезанные силой тяжести. Кликуши и радетели, монархисты и народовольцы сошлись вдруг в одном: Россия застряла.

Исчерпали ли мы бездарной междоусобной тяжбой отпущенный нам ресурс Исторических Свершений, а может, через тернии революций и пятиконечные звезды диктатур только-только пробрались к нераспакованным, ждущим своего часа коробам с ветрами перемен?.. Стоящие произведения о судьбе России, пожалуй, сегодня можно отличить именно по прикосновению к этой глубочайшей тайне русской жизни: писатели ставят вопрос не о существе нашего будущего, а о самом его существовании. Те, кто до сих пор увлеченно кидает кости то за коммунизм, то за монархию, то за мировую империю, то за компактный нефтяной эмират, уже не художники, а политиканы, уводящие читателя прочь от сути исторической проблемы России.

Авантюрные, сказочные, гротескные — произведения-фантазии о будущем России стоит различать не по рецептам счастья и политическим убеждениям авторов, а по их взгляду на возможность для нашей страны всамделишного, неподдельного, не запаянного в цикл, одним словом — небывалого будущего. Надежда, тупик, катастрофа — три литературные идеологии, из которых вдруг да сложатся истины искомой национальной идеи?

Плюс-проект: «ЖД» — «2017» — «Спаситель Петрограда». Объемные романы Ольги Славниковой «2017» и Дмитрия Быкова «ЖД» (оба — М., «Вагриус», 2006) поражают близостью высказанных в них ключевых интуиций. Разница взятых масштабов и найденных исторических решений, противоположность стилей забываются, как только понимаешь, что оба писателя предъявляют одно и то же требование к одной и той же по сути, сходно понятой России.

Оба романа сильны требованием будущего, коренного переустройства российской жизни — на глубинном, мистическом уровне. Неподлинность, театральность, кажимость России Славниковой соответствует занятой самораспадом, убаюканной гнилью, отравленной всеобщим согласием на полужизнь России Быкова. Псевдожизни государственной в обоих романах противостоит личная жизнь главных героев: их любовь подана как опасная для мира гнили и театральности, а потому неугодная подлинность существования. Для обоих писателей важно несовпадение глубинного мира России с ее поверхностным образом, навязанным лжепатриотической (Славникова) или даже впрямую вражеской, оккупантской (Быков) властью. Мистическое бытие России выражено в двух взаимосвязанных образах — «земли» и, возьмем формулировку Быкова, «коренного населения», коренного в точном смысле укорененности в «земле», умения к ней прислушиваться, жить в рамках ее велений. Подобно тому как «коренное население» Быкова умеет «договариваться» с землей о всходах и плодах, так и «рифейские» хитники, подпольные добыватели драгоценных ископаемых, учатся прислушиваться к земле, уславливаться с ней о камнях. Не случайно одна из героинь Славниковой отмечает ключевое и для романа Быкова противопоставление «аборигенов» — «колонизаторам»: «Вы (рифейцы-хитники. — В. П.) — аборигены, все остальные колонизаторы. Прекрасная местность каким-то образом сама вас воспроизводит — для собственных, совершенно не человеческих нужд».

Именно непроявленность глубинной, не официозной жизни России, подпольное положение ее «коренного населения» — признак и причина «необратимой порчи истории», «глобальной консервации новизны» (Славникова). История в России «прекратилась» (Славникова) или, радикальнее, «до сих пор не началась» (Быков).

Задачу своего нового романа сам Дмитрий Быков определяет внелитературно нагруженным словом «истина». В предисловии к фрагментам романа, опубликованным в журнале «Октябрь» (2006. № 8), он открещивается от выполнения любых литературных, эстетических ожиданий читателя: «Литература и не обязана быть хорошей, более того — в иные времена ей это вредно. Мне хотелось написать не хороший роман, а такой, какой мерещился». «ЖД» — роман-миссия, призванный стать толчком к запоздавшему началу русской истории. «ЖД» — роман-поэма, восходящий, по словам автора, к Гомеру и Гоголю, цель которого — объяснить нацию и «выдумать страну заново».