Читать онлайн «Газета День Литературы # 157 (2009 9)». Страница 11

Кроме художественной литературы, Михалков много работал в публицистике, литературной критике, писал сценарии кино- и мультипликационных фильмов. По его сценариям сняты такие известные фильмы, как "Большое космическое путешествие", "Три плюс два", "Новые похождения Кота в Сапогах". Сценарий к фильму "Фронтовые подруги" был отмечен Государственной премией СССР. Во время Великой Отечественной Войны он становится корреспондентом газет "Во славу Родины" и "Сталинский сокол", пишет репортажи с мест боевых действий. Михалкову в качестве военкора довелось побывать во многих сражениях, в том числе отступать вместе с советскими войсками под Сталинградом. Был контужен, по окончании войны получил несколько боевых орденов и медалей.

В 1962 на советском телевидении появляется программа "Фитиль" – сатирический киножурнал, автором идеи которого выступил Михалков. "Фитиль" продержался в эфире 45 лет. Мало кто знает, скольким деятелям культуры он помог за десятилетия своей работы. В 1973 году, например, когда Товстоногов поставил в "Современнике" пьесу "Балалайкин и Ко" и после генеральной репетиции в зале повисла зловещая тишина (стало понятно, что чиновники из министерства культуры не пропустят спектакль). Сергей Владимирович первым прервал тишину: "Давно царизм не получал такой пощёчины", – сказал он…

В субботу утром церемония прощания с Михалковым прошла в Храме Христа Спасителя. Она началась ещё в пятницу вечером, чтобы с поэтом смогли попрощаться его поклонники. Попрощаться с Сергеем Михалковым успели около 1,5 тысяч человек. Людской поток шёл с вечера и всю ночь. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл после завершения отпевания, которое провёл епископ Зарайский Меркурий (он же отпевал Людмилу Зыки- ну), сказал у гроба почившего прощальное слово. А 27 августа, в субботу, Михалков был похоронен на Новодевичьем кладбище. Могила его нахо- дится рядом с могилами балерины Галины Улановой и певицы Людмилы Зыкиной.

Классика отечественной литературы предали земле с соответствующими его высокому статусу военными почестями. Когда гроб под звуки гимна России опускали в могилу, тишину нарушили залпы артиллерийских орудий, на Центральной аллее кладбища выстроился почётный караул и Военный образцовый оркестр. Перед гробом, который был накрыт российским флагом, несли крест с датами рождения и смерти поэта, венки от первых лиц государства и творческих организаций, следом – подушечки с многочисленными наградами усопшего.

Он всегда считал себя советским писателем, и всегда верил в Бога. Даже президенту В.Путину он ответил: "17-й год я встретил, мне было 4 года. А когда распался СССР – 80 лет. Я человек той эпохи..." Сергей Владимирович Михалков и книгу своих мемуаров назвал "Я был советским писателем"…

Нам в редакции всегда будет не хватать его. Его шуток, его доброты, его державности…

Редакции газет "Завтра" и "День литературы"

Александр Потёмкин. Кабала. Роман. Изд-во "ПоРог", 2009.

Писатель Александр Потёмкин испытывает человека в крайних приграничных ситуациях, когда человек добровольно, или под внешним воздейст- вием – отменяется.

Это может быть мир разнообразного садомазохистского порока ("Мания"), мир игры ("Игрок"), мир жестокого чиновного бизнеса ("Стол"). В романе "Кабала" благополучный человек, бизнесмен средней руки, погружается в мир наркотиков, дабы и раствориться полностью в нём, умереть в его райском аду.

Написано это погружение в наркотические состояния так подробно, убедительно, что поневоле приходит в голову мысль: может быть, Александр Потёмкин, бывший сухумский беспризорник, сам когда-то проходил через все подобные состояния. Это не описания снаружи, не описания врача, который, к примеру, подробно рассказал писателю все внешние преображения погружающегося в наркотические видения человека, его страшную ломку – но со стороны.

В романе "Кабала" превосходно и с пугающей подробностью описано всё внутреннее преображение человека, порабощенного (или облагодетельствованного?) наркотиками. Я бы посоветовал прочитать этот роман всем врачам-наркологам, а заодно и всем наркоманам.

Это не сатира и не социальное изучение человеческого дна – никто не осуждается. Может быть, вот так и суждено погибнуть безропотно всему человечеству от того или иного вида социального, музыкального или пищевого наркотика; может, это наше будущее? Но Александр Потёмкин не пишет утопию или антиутопию, он всерьез, как Путин на дно Байкала, погружается со своим героем за пределы самой жизни. Это явно экзистенциалистский роман, как и всё, что пишет Алексан6др Потёмкин. В любом обществе его всегда интересует конкретный герой. И чаще всего – герой из бездны. Вот и в романе "Кабала" не надо искать признаков "Каббалы", некоего зазеркалья, оккультных глубин. Это скорее сверхпсихологический роман, исследующий закрома души современного русского человека. Может быть, этим самым он и становится – русским романом. Ибо психология-то исследуется западными методами, но человек-то русский, и выход из этой психологии может возникнуть самый неожиданный. Если это исповедальный роман отпетого наркома- на, то зачем он? Он же ничему не учит, ни от чего не отталкивает. Да и наркоман наш, любезнейший Петр Петрович Парфенчиков, ни в чём не раскаивается и ни к чему ни призывает. Он наслаждается свой агонией умирающего. Собственно, всё действие романа – это бурное умирание некоего наркомана на фоне необъятных просторов Сибири. Впрочем, и эти необъятные просторы вымирают вместе с Парфенчиковым. Парфенчиков – как столичный сталкер из фильма Андрея Тарковского. По всей Сибири какая-то имитация жизни, сплошная нелепица, ни людей, ни дорог, ни домов… Вернее, всё это есть, но тоже в состоянии затянувшейся агонии. Или в ожидании некоего прихода кого-то другого: китайцев ли, мусульман, инопланетян, американцев.

Может быть, весь роман написан в том состоянии, в которое погружает очередная маковая доза? Но автор уверяет, что сам никогда наркотики не употреблял. И наркотическое состояние Парфенчикова ли, Сибири всей, перегруженной Москвы при самом стройном, логически достоверном, психологически точном описании всего этого процесса скорее напоминает романы Франца Кафки, где тоже по законам логики жили самые странные существа. Так мог бы описать процесс внимательный врач-нарколог, ежедневно следящий за своим пациентом, но и он вряд ли смог бы заглянуть в душу самого Петра Петровича Парфенчикова. А если и заглянул бы, то удивился, никаких бесовских видений, никакого кошмара. Спокойное обывательское умирание с наслаждением. Человека ли, нации ли, государства.

Даже элемент фэнтэзи Александр Потёмкин вносит в роман всего лишь как дополнительный сюжет, мол, вот внесём в каждого человека чуточку грузинской или еврейской крови, немецкой или китайской, и человек преобразуется. Появится новый глобальный человек. То, что проделывают в небольшом сибирском городке два наркомана, экспериментируя с добавками крови в человеческий организм, плавно превращается в глобальный итог романа, преобразовывает его весь. Ибо в эпилоге из московской гостиницы "Националь" выходит молодая красивая женщина, когда-то сдобренная добавками чужой крови нашими наркоманами, и это – уже женщина из высшей элиты общества, а никакая не Катерина Лоскутова. Обычные люди вымирают от наркотизации всего общества, а новая элита с новой космополитической кровью определяет развитие опустевших сибирских просторов.

Вроде бы нет в романе никакого глобализма, описана судьба московского опустившегося наркомана, но кто-то же, какой-то доктор, появляющийся после определённого приёма опийных доз, меняет национальный состав крови, добавляя к русской ещё и китайскую, еврейскую, немецкую, грузинскую… Что это – бредовая фантазия наркомана? Я бы так и сказал, если бы не абсолютно просчитанный и ясный финал всего романа. "Сказка – ложь, но в ней намёк…"

Скажу откровенно, мне немного мешали экономические рассуждения не столько героев романа, сколько самого автора. Парадокс в том, что сами по себе эти экономические фантазии были настолько неожиданны и привлекательны, что, выйди они отдельной книгой, быстро стали бы бестселлером. Но, вторгаясь в повествование, они замедляют его, как клипы во время фильма, сколь бы хороши они ни были. Все романы Александра Потёмкина явно провокационны. Но все его провокации литературные критики стараются не замечать.

Я бы не прочь поразмышлять и о литературной судьбе самого писателя, явной жертвы своих героев, всех сразу. Я как-то сказал ему: "Саша, если бы ты был бедным, опустившимся полуспившимся литератором полулиберального толка, то, как минимум, пяток из твоих книг стали бы бестселлерами. Тебя раскручивали бы Андрей Немзер и Слава Курицын, Павел Басинский и Лев Данилкин. Ты – явно талантливый и явно независимый ни от кого писатель. И потому тебя не впускают к себе наши филологические грамотеи".