Читать онлайн «Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль». Страница 7

Теперь о сорока букерах и ста политиках. Прежде всего, что такое «Букер»? «Букер» — унизительная колониальная премия, присуждаемая, кажется, каким-то английским гастрономом в поощрение русским туземцам: как бушменам или готтентотам или, кто там отсталый, безлитературный народ: папуасам? Так что я ее бы и не взял, не смог бы, пришлось бы отказаться. А почему меня нет среди названных в кандидаты, об этом следует спросить ИХ: устроителей, выдвигающих на премию журналы. Социальная группа, назовем ее по-научному «культурная элита», сознательно делает вид, что меня нет. Между тем я очень даже есть. Книгу Маканина «Лаз» издательство «Конец века» продает (вместе с книгой некоего Борева) в наборе — в качестве обязательного довеска к моему роману «Это я — Эдичка». Ибо «Конец века» затоварился Маканиным и

Аксеновым, а с отличным мясом моих романов можно продать все что угодно, мослы будущих «Букеров» (Маканин — кандидат) и даже археологические кости Аксенова. Пока они там кублятся в английском культурном центре или при германском консульстве (потому что Пушкинскую премию присуждают русским писателям германцы!), российские прилавки завалены иностранными авторами. А Лимонова всегда не купить. Находиться же вне литературного официоза мне привычно. Ведь я был вне его до 1989 года. Сейчас сложился из осколков старого новый литературный официоз, где для таких, как я, непредсказуемых и ярких, — места нет. Так что все хорошо. Я бы очень расстроился, если бы они меня приняли. Я бы заболел, решил бы, что лишился таланта.

Моего имени нет среди «ста политиков» по той же причине: и здесь официоз меня отвергает, профессионалы официоза. В предисловии к списку «НГ» от 4 августа разъясняет принцип отбора. «Меру влиятельности определяли 50 экспертов — руководители ведущих средств массовой информации, известные политобозреватели и политологи, директора политологических центров… Как нулевая расценивалась роль политиков, фамилии которых оказались вовсе не знакомы экспертам». (Я отказываюсь верить в то, что хоть один из пятидесяти экспертов не знает моей фамилии!) Список «ста» выглядит как иерархическое перечисление функционеров — высших должностных лиц государства.

Цитирую начало: 1. Ельцин, 2. Хасбулатов, 3. Черномырдин, 4. Шахрай, 5. Руцкой, 6. Козырев и т. д. Только 23-е место неожиданно занято красочным Джохаром Дудаевым, а 24-е Бабуриным; и опять пошли серыми рядами функционеры: Шейнисы, Бурбулисы и Степанковы.

Напрашивается сразу же несколько объяснений такому количеству функционеров: 1. Наше общество (в лице 50 экспертов) вымуштровано, как отличная армия, и на вопрос «Кто лучшие люди на свете?» без запинки шпарит, стоя по стойке смирно, имена командиров. Сверху вниз. 2. Эксперты страдают чинопочитанием. 3. Эксперты сами не решили, что есть политика.

В списке столько же депутатов, сколько министров. Трудно возразить против того, что депутат — политик. Однако на практике подавляющее большинство из более чем тысячи народных депутатов России каждодневно решают не политические задачи. С еще большим основанием то же самое можно сказать и о министрах. Можно ли определить как политика Черномырдина? Он — функционер, исполнитель чужой политики. Собственной — нет, или он тщательно прячет ее. Маршал Шапошников и генерал Грачев — профессиональные военные. Оба назначены на должности сверху. Некоторые словари определяют политику как борьбу за власть. Отказавшись штурмовать Белый дом, оба — Шапошников и Грачев — совершили выгодный маневр, выгодный карьеристский шаг. Но делает ли их этот единственный маневр, определивший их возвышение, политиками?

Если, конечно, называть всякие администраторские функции политикой, тогда да, политики и они. 50 мудрецов-экспертов считают, что политик только тот, кто имеет должность? Подобное понимание попахивает гоголевской комедией «Ревизор».

На 89-м месте Солженицын. У этого должности нет, очевидно, политической деятельностью признано его влияние на умы. Но мы все знаем, что еще три года назад исчезло это влияние в связи с публикацией архаического «Как нам обустроить Россию». Тогда, кто вежливо, кто равнодушно, мы поняли, что король-то голый, что история хищным прыжком перескочила через Александра Исаича и его вермонтский садик. Редактор «Известий» Голембиовский на 82-м месте. Получается, что Голембиовский больше влияет на умы, чем Солженицын? Будучи противником последнего, все же не могу согласиться с этим. И почему тогда, если уж речь зашла о тех, кто «глаголом жжет сердца людей», нет фамилий Зиновьева и Лимонова? Мы в последние несколько лет, и Зиновьев, и я, чрезвычайно популярны в России. И в первую очередь не как писатели, это наши политические идеи и взгляды вызывают бури эмоций и полемики.

Дудаев великолепный тип, кавказский Каддафи, но он что — русский политик? Он сам не согласится с этим, такое звание унизительно для него, я уверен. Дудаеву место среди популярных персоналити.

Алексию II — тоже.

Политик Явлинский? Он неудачливый эксперт в экономике, и только. Улыбку вызывает то обстоятельство, что его имя выделено жирным шрифтом. Явлинский — президент? Шутите, эксперты. «Съесть-то он съест, да кто ему.»

Последнее впечатление такое, что список и рейтинг составлен ОДНИМ чинопочитающим чиновником, куда он по блату и за взятки насовал случайных людей и даже своих родственников. Что касается меня, политикой я занимаюсь и буду заниматься. Я автор по меньшей мере трех политических книг (одна из них вышла, две на подходе: «Убийство часового» и «Дисциплинарный санаторий» выпускаются «Молодой гвардией»), я знаю, что влияю и на общественное мнение, и на мир идей. Это мне и в первом МБ (КГБ) ребята-генералы недавно сказали.

В качестве иллюстрации к сюжету вот тебе почти анекдот. 23 июня я присутствовал в Дзержинском райсовете Москвы на встрече кандидата в президенты Руцкого с народом. Началось с того, что при входе в зал охрана заставила меня расстегнуть куртку. Я показался им типом, способным на покушение? (Узнав, извинились.) Я сел себе тихо в первый ряд и слушал, записывал в блокнот. Должен был уйти, не дожидаясь конца, потому со своего первого ряда пошел мимо трибуны с Руцким на ней к выходу. Аплодисменты, крики «Лимонов! Эдик! Эдик!», половина зала встает, не обращая внимания на Руцкого. Так политик я или не политик? Я только гогочу, читая все эти их списки.

Если ты хочешь знать, в списках меня никогда не было. Ни в каких. В списках советских писателей меня тоже не было. Кто теперь помнит советских писателей? Скоро имена последних затянет илом речки Леты».

Здесь в хронологическом порядке представлены «нововзглядовские» колонки Эдуарда Лимонова, которые он публиковал у меня до создания своего сольного проекта — боевого листка партии «Лимонка» (то есть по ноябрь 1994 года включительно). Иногда под эти порой экстремально злобные «публицистические гранаты» отводилась стандартная широкая колонка (в четверть газетной полосы) на третьей странице «Нового Взгляда», иногда я считал необходимым отдать под опус целую полосу (как правило, восьмую, то есть последнюю). Некоторые из этих текстов, по мне, вполне актуальны и сегодня, иные же любопытны лишь как забавные документы ельцинской эпохи, в которых обозначены тенденции того непростого времени.

Режим у нас насильственный. Делает что хочет. Захотели — ввели «шоковую терапию», изъяли деньги, трудно нажитые гражданами страны. Захотели — расстреляли из танков парламент, выбранный гражданами. Захотели — и топчут сапогами пышный (ядовитый) цветок капитализма МММ. Кинули на нары главу МММ. Мало показалось трех дней на расследование, сунули еще десять дней тюряги Сергею Мавроди: «На, получай, капиталист!» Создали, по сути дела, корпус наемников «тонтон-макутов» — ОМОН. Якобы для борьбы с преступностью. Однако используют его для разгона и избиений политических противников. Преступность же именно после создания этих отрядов милиции особого назначения выросла вдвое, втрое, вчетверо, в десять раз. И растет.

Я раньше думал, что они, правители, ненавистный мне капитализм строят. Да нет же, сейчас понимаю: они и капитализму мешают появиться на свет. Нового социального строя ожидать не приходится, идет тупое изъятие собственности у большинства и приписывание этой собственности меньшинству. А по пути большая часть собственности уничтожается. Что есть знаменитый ваучер как не насилие над гражданином? «На тебе десять тысяч рублей и молчи, гад, — это твоя доля, понял!» Таков метод правительства, так урки в зоне издеваются над бытовиками. Между тем всерьез невозможно поверить, что труд, скажем, инженера на заводе в течение 25–30 лет в итоге оценивается в эти ничтожные десять тысяч рублей (кажется, тридцать доперестроечных рублей). Это шантаж, это вооруженное ограбление — ваучер.