Читать онлайн «Сталин, Гитлер и мы». Страница 44

Домой вернулись мы с Лидой Лаврентьевой, тоже из нашей школы. Еще через несколько месяцев вернулись моя сестра и подружка. И это все от 600 комсомольцев. Не вернулись и учителя нашей школы… Кто мы — дети войны? Участники ее? Жертвы? Наверное, и то и другое.

Перечитала, извините за исправления, но переписывать не стала, когда кончила письмо, мне стало худо. Пережить еще раз все? Не могу. Извините».

Итак, осталось в живых четверо из шестисот (может, все же на несколько человек больше, чем четверо?). Числятся эти погибшие в жертвах войны? Конечно, нет! Кто и куда сообщал о них? Это все жертвы как раз из тех многих миллионов, каких вполне могло и не быть, если бы нами руководил не «гениальный товарищ Сталин». Ясно, что в то время он был абсолютно не готов к такому развитию событий, не мог понять, почему мы, во много раз превосходя немцев, бежим от них.

В первые дни войны Сталин так растерялся, что впал в отчаяние и скрылся на даче. Хрущев в своих мемуарах вспоминает о том, как ближайшие сподвижники вождя все же набрались духу приехать к своему грозному хозяину, бросившему их. Когда они вошли к Сталину, тот, как пишет Хрущев, явно испугался, по-видимому, решив, что его пришли арестовать. Но тут же убедился в своей ошибке и начал приходить в себя. Через несколько дней собрался с силами и третьего июля впервые во время войны выступил по радио, причем остался верен себе и перед лицом наших катастрофических поражений заявил: «Лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты». Тем самым вождь показал, как надо вести пропаганду в ходе войны, а уж Совинформбюро сумело этот его тезис развить как надо. Если сложить все потери немцев, «подсчитанные» в кабинетах Совинформбюро, то, думаю, и населения тогдашней Германии не хватит, чтобы их покрыть. Уже в октябре 1941 года начальник Совинформбюро А. Щербаков писал в своей статье, что немцы потеряли на нашем фронте более трех миллионов убитыми, ранеными и пленными. Сталину и этого показалось мало, и он в своем докладе 6 ноября 1941 года заявил, что немцы потеряли к тому времени более четырех с половиной миллионов человек! Столько их к нам и не вторгалось. Просто «гениальный вождь» мыслил категориями наших собственных потерь, запамятовав при этом, что Германия в несколько раз уступала нам по населению. И он, и Щербаков приписывали немцам примерное количество наших потерь в первые месяцы войны! Достаточно вспомнить, что тогда в немецкой армии насчитывалось всего 3,8 миллиона человек, из них 3,2 миллиона было на нашем фронте. А вот Гитлеру тогда врать было не нужно. Он так подвел итоги начала войны: «Если я хочу обрисовать в общих чертах успех этой войны, то мне достаточно назвать число пленных, которое менее чем за полгода достигло 3,6 миллиона человек». Да, так оно и было. То и дело гитлеровские бронетанковые силы прорезали клиньями линию фронта, потом клинья эти смыкались, образуя гигантские «котлы», в которые попадали сотни тысяч человек зараз.

Недавние страхи Сталина перед возможным упреждающим ударом фюрера сменились еще большим страхом — перед надвигавшимся концом его империи. В этой ситуации он, конечно же, не мог не вспомнить 1918 год, когда в таком же катастрофическом положении оказалась молодая Советская республика. И тогда немецкие войска могли вот-вот захватить всю европейскую часть России, включая Москву и Петроград. Тогда наш Западный фронт, державшийся четыре года первой мировой войны, был развален изнутри, в стране царил хаос, большевики едва удерживали только центральные районы. В этих условиях Ленин пошел на позорнейший Брестский мир с немцами, по которому новая Россия была поставлена на колени и просто-напросто ограблена, но Ленин сохранил власть над тем, что осталось от великой когда-то Российской державы. Брестский мир был настолько унизительным и тяжким, что даже ближайшие сподвижники Ленина взбунтовались против его подписания, но их сопротивление удалось сломить. От губительных последствий этого мира нас спасла разразившаяся в Германии революция. К мировой революции она не привела, хотя наши большевики тогда очень на это рассчитывали, но помогла Ленину выжить.

Летом 1941 года Сталин не увидел для себя иного выхода, как пойти с немцами на свой «брестский мир». Он хотел предложить его Гитлеру примерно на тех же условиях, на которые пошел Ленин в 1918 году. В этом направлении были предприняты конкретные шаги, через зарубежных посредников Гитлеру дали понять, что Сталин готов на такое замирение. Но фюрер был непреклонен, фантастические успехи первых месяцев войны не могли не вскружить ему голову, и он не пошел на переговоры со Сталиным. Как и Сталин, он считал себя непобедимым и, главное, непогрешимым. Это их общее свойство определяло всю их жизнь и деятельность. Многие их поступки и высказывания в ходе войны, как, разумеется, и до нее, сделаны словно под копирку. Так, Гитлер заявил: «Кто угодно может выполнить небольшую работу по руководству операциями на войне. Задача главнокомандующего — воспитать армию в национал-социалистическом духе. Я не знаю ни одного армейского генерала, который может делать это так, как я хочу. Поэтому я решил взять на себя командование армией». Если в этой цитате заменить «национал-социалистический дух» на «коммунистический», то ее вполне можно приписать и Сталину.

При таком самомнении Гитлера и Сталина их руководство военными действиями дорого обошлось как Германии, так и Советскому Союзу. Маршал Василевский пишет в своих мемуарах: «Действия Сталина страдали просчетами, порой весьма серьезными. Он был неоправданно самоуверен, упрям и не желал никого слушать. Он переоценил свои знания и способность руководить непосредственно ведением войны. Он очень мало полагался на Генеральный штаб, мало использовал умение и опыт его сотрудников. Часто без всякой причины он мог произвести поспешные замены в высшем военном руководстве». Примерно в таких же словах оценивали немецкие генералы Гитлера. Надо признать, что у обоих диктаторов были способные полководцы, но они недостаточно ценили их, мешали зачастую им проявить себя, поскольку видели в них соперников своей славы. Наш генералиссимус, например, в конце своей жизни больше всего гордился созданным им самим мифом о «Сталине — величайшем полководце всех времен и народов».

Если в ходе войны Сталин чему-то и обучился, то он обязан этим нескольким военачальникам из своего ближайшего окружения. Примечательно, что ни один из них не приобрел широкой известности (как скажем, Жуков или Рокоссовский) и всенародного признания, поскольку это нисколько не устраивало самого Сталина, наводило бы тень на мифические заслуги «величайшего полководца». Имена немецких генералов, выполнявших при фюрере ту же роль учителей и наставников, широко известны благодаря богатой исторической литературе, издаваемой на Западе о второй мировой войне. У нас же и через полвека после нее таких источников мало, поэтому несколько слов на эту тему.

Самым главным наставником Сталина в военных делах был маршал Б. Шапошников, бывший царский полковник, большой знаток военного искусства, которого Сталин постоянно держал при себе. Именно этот маршал был генератором многих идей, которые потом воплощались в жизнь как планы Сталина. Маршал Жуков вспоминает, как Сталин относился к Шапошникову: «Он называл его только по имени и отчеству и в разговоре с ним никогда не повышал голоса, даже если не был согласен с его докладом. Шапошников был единственным человеком, которому Сталин разрешал курить в своем рабочем кабинете».

Также постоянно находился при Сталине и генерал А. Антонов. Как и Шапошников, он был человеком высокой культуры, выдающимся штабным работником. Даже при таком непростом, капризном и своенравном человеке, как Сталин, ему удалось наладить четкую службу высшего руководства нашей огромной армии (за всю военную историю человечества таких армий еще не было!). Несомненно, Антонов, также как и Шапошников, сыграл решающую роль в нашей победе. Не случайно его судьба схожа с судьбой Шапошникова: оба были по-настоящему оценены только в своем узком профессиональном кругу. К концу войны Шапошников был уже старым и болезненным человеком и тихо отошел в тень, когда главное дело было уже сделано — наши войска бесповоротно шли на Запад. То же самое произошло и с Антоновым. Показательно, что он даже не стал маршалом (при их изобилии у нас в конце войны), остался генералом армии. Правда, он оказался единственным из всех генералов армии, кого Сталин наградил орденом Победы. Нет, Сталин ни с кем не хотел делиться славой! Даже с теми, кто того действительно заслуживал. Слава Богу, что он их вообще не уничтожил. Выше уже упоминалось о судьбе философа Яна Стэна, который долго обучал Сталина этой науке и имел представление о необразованности вождя, за что и был расстрелян.

Выше всех советских военачальников при Сталине поднялся маршал Жуков. Сталин заметил его еще в 1939 году во время боев с японцами на Халхин-Голе в Монголии. Там японцы были разбиты нашими войсками под руководством Жукова. Тогда он привлек внимание вождя беспощадностью и жестокостью не только к врагу, но и к своим подчиненным. С жертвами он никогда не считался, что не раз подтверждалось в ходе Великой Отечественной войны. После Монголии Сталин вызвал его в Москву и приблизил к себе, назначив начальником Генерального штаба. Жуков был типичным для того времени боевым командиром. В отличие от таких профессионалов, какими были Шапошников и Антонов, он не имел никакого отношения ни к военной науке, ни к штабной работе и на своем новом посту наломал немало дров. За плечами у него были… курсы кавалерийских унтер-офицеров еще при царском режиме. Многие специалисты считают, что именно Жуков (вместе со Сталиным, разумеется) повинен в нашей военной катастрофе в начале войны, поскольку лично отвечал тогда за мозг армии — ее Генеральный штаб. Похоже, Сталин понял его непригодность к штабной работе и затем использовал на фронте. Поскольку настоящая история Великой Отечественной войны у нас еще не создана, то и подлинная роль Жукова в ней тоже еще не обрисована. Это не входит в нашу задачу ни в малейшей степени, но все же можно вспомнить только два факта из его биографии, которые к тому же говорят и о его непосредственном начальнике — Сталине.