Читать онлайн «Всемирный следопыт, 1929 № 11». Страница 26

Пристыженный Владимир весь день старательно помогал мне в обследовании островка. Мы нашли еще кое-какие следы доисторического человека: насыпи из камней — повидимому над могилами, — затем непонятные сооружения из крупных валунов, тянувшиеся в один ряд, и круглые чашеобразные кучи правильной формы. По моей указке оба мои приятели тщательно обмеривали памятники и по очереди нажимали грушу у наставленного мною фотоаппарата. Весь день прошел в научной регистрации следов доисторического человека.

Вечером вернулись в деревню. Таинственный зверь, так сильно испугавший детей нашей хозяйки и трагически окончивший существование по вине Владимира, оказался деревенским котом. Как-то летом один из крестьян вместе с ребятами поехал на Кузькин остров за черникой. Дети захватили и кота, а потом он убежал вглубь острова и не вернулся обратно. Все окончилось благополучно — Владимир уплатил тридцать рублей и приобрел кличку (правда, заглазно) Кузькин Охотник.

На-днях Владимир в одной из научных организаций Ленинграда делал обстоятельный доклад о своих геологических изысканиях. По окончании доклада посыпались вопросы. Я не утерпел и ехидно спросил: не приходилось ли ему встречать между прочим каких-либо хищников? Парень побагровел от смущения, но на вопрос почему-то не ответил.

Среди современных английских писателей, пользующихся мировой славой, Уэллс занимает исключительное место, благодаря своеобразию своих тем и особенностям их разработки. Интерес к жизни общества составляет главную двигательную силу всех произведений Уэллса, независимо от того, делает ли автор предметом своих наблюдений современность или переносит действие в прошлое и будущее. Неизменно исходит он от социальных форм жизни и выдвигает на первый план не личности героев, а группы, коллективы и организации. Жилка публициста и социального реформатора бьется в этих произведениях и своеобразно окрашивает жанр утопического романа.

В самом деле, каждая из утопий Уэллса говорит не просто о том, каков будет грядущий социальный строй, а главным образом о том, каким он должен быть на основании воззрений автора, недовольного отдельными сторонами современной действительности. Однако взгляды Уэллса отражают его классовую принадлежность, а потому его социалистическая концепция сильно отдает буржуазным реформизмом.

Происходя из мелкобуржуазной среды, Уэллс прожил много лет в упорной борьбе за существование, — побывал и аптекарским учеником, и приказчиком, и младшим учителем провинциальной школы, пока не добился стипендии для завершения образования в Лондонском университете. Там он изучил естественные науки и упорным чтением пополнил пробелы своих знаний. Деятельность журналиста и сотрудника газет связала его с живой действительностью и наложила печать на его творчество.

Уэллс практически изучил все стороны жизни мелкой лондонской буржуазии и вплотную подошел к кругу социально-политических идей, волновавших этот класс английского общества. В начале девяностых годов прошлого века английская буржуазия видела выход для либерализма в фабианстве, принципы которого усвоил и Уэллс, считавший себя одним из самых левых либералов Англии. Фабианцы проповедывали весьма умеренный социализм и полагали, что изменение некоторых пунктов английской конституции в демократическом духе явится спасением для общества, приведенного капиталистическим строем в тупик социально-политических противоречий. Характерной чертой фабианцев было отрицание решающей роли классовой борьбы в истории эволюции социальных форм. Уэллс, постепенно преодолевший многие из принципов фабианства и в противоположность Б. Шоу позднее пришедший к более четкому представлению о социализме, все же не сдвинулся до сих пор с мертвой точки фабианцев в вопросе о значении классовой борьбы.

Все эти элементы миросозерцания Уэллса нашли яркое отражение в его творчестве, которое можно разделить на два жанровых плана: романы из современной жизни и романы утопические и фантастические. В первых Уэллс рисует в реалистических тонах, не лишенных известной карикатурной окраски, картины жизни Англии в эпоху кризиса капиталистической системы, очевидцем которого он был. Поэтому он вплетает в традицию диккенсовского реализма современные ему социальные мотивы. На этом фоне он пытается дать зарисовки наиболее характерных фигур современников, из которых многие сделались каноническими литературными типами: Льюишэм, Пандерево,

Бритлинг, Клиссольд, а из женщин Анна-Вероника и Христина-Альберта. Однако классовая узость автора полагает известный предел значимости этих персонажей: они годятся для характеристики весьма небольшого периода истории английского общества и вряд ли проложат путь себе к бессмертию.

Гораздо интереснее другой тип романов Уэллса. Утопический роман дал автору возможность использовать все силы его поистине беспримерной фантазии и ярко выявить способность реалистически точно рисовать детали неведомого будущего на основе современных научных данных, как бы продолжая линию сегодня без перерывов в таинственное завтра. Уэллс с необычайно художественной убедительностью умеет рассказывать о таких технически законченных и научно допустимых достижениях в области точных знаний, которые современниками могут быть подвергнуты критическому анализу. У него эти научно-художественные предпосылки основываются не на каком-нибудь логическом скачке, как у Жюля Верна, а на глубоко продуманных выводах из современных научных достижений. Вот почему некоторые научно-художественные фантазии Уэллса оплодотворяли труды ученых. Подобно Эдгару По, делавшему всего одну едва заметную натяжку, чтобы обставить выводы из нее сотнями реальных подробностей, Уэллс свое утопическое допущение подкрепляет таким множеством убедительных конкретных данных, что не возбуждает сомнений в правильности первоначальной предпосылки. Этим он и отличается от всех своих многочисленных предшественников-утопистов, из которых далеко не многие являются его литературными предками.

Утопические и фантастические романы с очень давних пор неизменно вращались вокруг двух главных тем: общественно-политический строй будущего Земли и сношения с другими планетами, на которых жизнь протекает совсем в иных формах, рисуемых или с целью осмеяния земных или как повод к изображению идеалов автора. Здесь возможны бесчисленные варианты. Если Томас Мор в XVI веке нарисовал основанный на всеобщем труде идеальный коммунистический строй острова Утопии, находящегося где-то на Земле, то Сирано де-Бержерак, Фонтенель и другие уносились фантазией на Солнце и Луну, чтобы с высоты их осудить непорядки земной жизни. Если оптимистические «Вести ниоткуда» Вильяма Морриса переносят читателя в кажущийся автору идеальным социалистический строй будущего Земли, то сатиры Самуэля Бэтлера «Гудибрас» бичуют современные автору социальные нелепости в фантастических, извращающих действительность до гротеска, формах.

Таким образом в фантастико-утопическом английском романе можно усмотреть два направления. От Свифта до Бэтлера идет линия беспощадного осмеяния цивилизации — линия социальной сатиры, от Т. Мора до В. Морриса тянется линия осуществления положительных социалистических идеалов. В вопросе о роли машин и процессов механизирующей техники лежит основное расхождение между авторами. Моррис уничтожает машины и железные дороги в будущем строе социализма. Беллами («Через сто лет») строит свою утопию на торжестве техники.

Уэллс занял центральное место на стыке всех традиций фантастико-утопического романа. Неутомимую изобретательность Свифта он сочетает с проницательностью В. Морриса, красочность описаний французской традиции от Раблэ до Жюля Верна — с четкостью и уверенностью позитивных конструкций Мора, Литтона и американца Беллами. Но больше всего он обязан С. Бэтлеру, указавшему ему путь к использованию научных данных в фантастическом романе.

Иногда Уэллс прибегает к приемам, разработанным авторами уголовно-детективных романов, построенных на мотивах злоупотребления научно-техническими достижениями. Но от банальности этого уклона Уэллса спасает его огромная действенная фантазия, которой тесно в рамках типично детективного жанра и которая просится на космический простор. Отсюда и та тематика мирового масштаба, которая так выгодно отличает Уэллса от Конан-Дойлей всех типов, калибров и направлений.

Первым романом Уэллса была «Машина времени» (1895), сразу же выявившая все положительные и отрицательные стороны его таланта. В этом произведении налицо весь арсенал приемов и воззрений Уэллса. Необычайное научно-техническое изобретение в виде машины времени позволяет уноситься в прошлое и будущее, а настоящее обрисовано лишь беглыми штрихами. Фабианство Уэллса этого периода прозрачно сказывается в социальной характеристике потомков буржуазии и пролетариата и в обрисовке отношений, существующих между элоями и морлоками. Критика общественного строя, лишь намеченная в этом произведении, широко развертывается в духе того же фабианства в следующих произведениях этой линии — в романе «Остров доктора Моро» (1896), рисующем результаты биологических экспериментов ученого, и в романе «Человек-невидимка» (1897), повествующем об ученом химике, сумевшем придать своему телу прозрачность и сделать его невидимым для окружающих.