Читать онлайн «Эксперт № 38 (2013)». Страница 10

Окопная стадия

Есть последствия для власти худшие, чем просто плохой закон. Это последствия политические. Известно, что планы по радикальной реформе РАН появились еще в конце 1990-х во времена Бориса Ельцина . Обосновывались они, в частности, нелояльностью академии к власти. И это было действительно так: трудно рассчитывать на лояльность людей, еще вчера относившихся к цвету нации и во многом к привилегированному сословию, а теперь отодвинутых на задворки государственного интереса и получающих нищенскую зарплату. Но в 2000-е годы по мере увеличения финансирования науки и роста зарплат научное сообщество успокаивалось и деполитизировалось. И вот на ровном месте власти своей, прямо скажем, оскорбительной по форме и бессмысленной по содержанию реформой сформировали сплоченный отряд оппозиции, принадлежащий к интеллектуальному цвету нации, пользующийся широким доверием российского общества и мирового научного сообщества. И бесспорно имеющий возможность влиять на отношение к России и ее руководству мировой общественности и способный мобилизовывать общественное мнение в свою поддержку. Причем академическая общественность оказалась пока единственной социальной стратой, продемонстрировавшей высокую способность и к самоорганизации, и к мобилизации, а ее профсоюз — единственным профсоюзом в ФНПР, активно организующим протестные акции. Власть рискует: пример может оказаться заразительным. И это не белоленточники и не сторонники Навального: у этих людей колоссальный интеллектуальный багаж во всех областях знания, высокий уровень мотивации и, как мы уже отмечали, к ним очень высоко доверие общества.

В целом, как сказал директор Института проблем передачи информации РАН, академик РАН Александр Кулешов : «Произошедшее показало удивившую всех способность научного сообщества к самоорганизации. Мы справимся с этой напастью, все только началось. Первый раунд мы проиграли, переходим к “окопной стадии”».         

Что предлагали академики: вариант Фортова

Надо сказать, что хотя и с опозданием, Академия наук сразу после выборов своего президента в мае этого года начала разработку собственной программы реформ, которую планировалось принять на Общем собрании в ноябре. В этой программе президент академии Владимир Фортов предполагал реализовать основные положения своей предвыборной программы, которая, к слову, во многом совпадала с программами двух других кандидатов - Некипелова и Алферова. Среди ее положений можно отметить несколько пунктов:

[?] разработать стратегию развития страны, основанную на максимальном использовании современных научных и технических достижений;

[?] развить инновационную инфраструктуру для полноценного вовлечения в хозяйственный оборот результатов научно-технической деятельности;

[?] создать систему международных институтов в России;

[?] провести радикальную дебюрократизацию РАН;

[?] расширять конкурсные начала в финансировании, развивать целевые научные программы РАН и отделений;

[?] использовать итоги оценки результативности научных институтов для совершенствования структуры академии;

[?] обеспечить развитие демократических принципов академической жизни путем введения прямых выборов президента, вице-президентов, членов президиума, при их безусловной ротации.

Однако реформаторские планы академиков были прерваны неожиданным вмешательством "высших сил", и теперь неясно, в каком направлении пойдет развитие и самой академии, и ее институтов, которыми будут управлять другие люди.

Ольга Власова

Одной из основных причин деградации института политического лидера на Западе стало размывание и ослабление там самого института государства

Рисунок: Сергей Жегло

Поведение американского президента Барака Обамы в отношении сирийского кризиса поразило многих беспомощностью. Придя во власть как убежденный противник американских ближневосточных войн, Обама был готов начать очередную американскую военную операцию…

Очевидно, что такое его поведение определило не изменение собственных политических взглядов, а давление американской политической системы (нефтяники и ВПК переиграли Обаму, одержав тактическую победу). В это трудно поверить, однако президент самого могущественного в мире государства до такой степени несамостоятелен в принятии решений, что не может не начинать войну, даже если вся имеющаяся у него информация говорит о том, что эта война будет не только разрушительной для его репутации, но и негативно скажется на безопасности вверенной ему страны.

Впрочем, в этой своей слабости Обама не одинок. Резкое падение качества политического лидерства характерно не только для США, но и для других стран Запада.

Трансформация элиты

Уже практически неважно, из правых они или из левых партий. Британский премьер Дэвид Кэмерон , будучи консерватором, фактически проводит ту же политику, что и его французский коллега социалист Франсуа Олланд . Несмотря на то что социалисты до выборов были ярыми противниками американских военных кампаний на Ближнем Востоке, Олланд, придя к власти, вдруг заявил, что Франция готова воевать с Сирией даже в одиночку, без Америки. Может показаться, что подобное единообразие поведения лидеров разного партийного бэкграунда объясняется требованием выживать в условиях жесткого экономического спада, в котором оказалась Европа (монархии Залива готовы на щедрые вливания во французскую и британскую экономику в обмен на их вклад в уничтожение Сирии). Однако при детальном рассмотрении оказывается, что слабость западного политического лидерства имеет и более глубокие корни.

Слабость западных политиков — это последствие неолиберальной экономики и ее кризиса. На потоке финансовых спекуляций вырос слой элиты, существенно менее укорененный в национальном хозяйстве и не обладающий стратегическими интересами в его развитии. С некоторых пор политические элиты западных государств лишены ярких идейных противоречий и озабочены исключительно приростом (во времена роста) и сохранением (во времена спада) своих активов. Подобная озабоченность была свойственна данному классу во все времена, но раньше необходимость достигать роста капиталов, осуществляя реальные хозяйственно-экономические проекты, делала этот класс носителем реальных идей и стратегий развития — финансово-спекулятивный характер роста последнего десятилетия существенно ограничил горизонты интересов элиты.

Утрата западным миром векторов развития, базирующегося на значимых идеях и проектах, привела к тому, что глава государства им теперь стал нужен только как управляющий менеджер. Он не должен, упаси бог, обладать собственным планом преобразования мира, он должен удовлетворять требованиям разных групп истеблишмента. В таком контексте измельчания института западного лидерства Рональд Рейган, Жак Ширак и даже Герхард Шредер выглядят настоящими политическими тяжеловесами.

Некоторые политологи называют чрезмерно консенсусный выбор лидера следствием так называемой избыточной демократии внутри элит. Подобная избыточная демократия вызвана, как это ни парадоксально, схлопыванием класса владетельных семей. Исследования известного географа и социолога Дэвида Харви доказывают: за последние десятилетия в западных странах произошло сокращение круга лиц, которому принадлежит наибольшая часть национального достояния. А согласно недавно обнародованным данным исследований Калифорнийского университета и Парижской школы экономики, в 2012 году почти 20% общего дохода американских домохозяйств оказалось сосредоточено в руках 1%, это самый высокий уровень концентрации богатства с 1928 года. Иначе говоря, западные элиты стали более малочисленны и однородны. Исключение лишних элементов элиты, обычно скрытое от посторонних глаз, в последнее время можно было наблюдать в европейских властных кругах.

Пожалуй, наиболее ярким примером был загадочный скандал с главой МВФ Домиником Стросс- Каном , в результате которого политик в рекордно короткий срок лишился абсолютно всего (как выяснилось позднее, Стросс-Кан имел все шансы стать новым президентом Франции). Ряд экспертов пытался объяснить мутную историю исключительно предвыборной борьбой. Между тем многое указывает на то, что Стросс-Кан был столь жестко наказан за желание начать пересмотр доктрины «вашингтонского консенсуса», что, в частности, предполагало совершенно иную свободу экономической политики для единой Европы.