Читать онлайн «Эксперт № 01 (2013)». Страница 32

Конечно, и до Ахмадинежада образцом веротерпимости Иран все же не был: власти иногда сами толкали своих граждан в руки саудовских проповедников. «В Тегеране из 14 миллионов населения 2 миллиона суннитов и ни одной суннитской мечети. Они есть лишь в посольствах Саудовской Аравии, Катара, Эмиратов. И каждую пятницу десятки тысяч людей стоят в очереди к иностранным посольствам, чтобы помолиться», — говорит Севак Саруханян. Однако на национальных окраинах проводилась весьма грамотная политика. «Например, в Курдистане вице-губернатором был назначен курд-суннит, а губернатором — курд-шиит. В Белуджистане власти выделяли деньги на реставрацию суннитских мечетей», — рассказывает Саруханян.

При Ахмадинежаде все это было прекращено. Более того, власти стали подавлять любые признаки национального и конфессионального самосознания не за счет предоставления более привлекательного наднационального проекта, а с помощью обычной грубой силы, которой сопутствовали унижения и оскорбления. «Так, Ахмадинежад назначил главой Белуджистана (региона, где 90 процентов населения сунниты) человека, который в радиоэфире на вопрос о том, почему он не выделяет деньги на ремонт суннитских мечетей, ответил, что суннитские мечети вообще не нужны и что население должно ходить в шиитские. И добавил, что суннизм вообще не имеет никакого отношения к реальному исламу», — говорит Севак Саруханян. А так как любое действие рождает противодействие, то аналитики не исключают, что жесткая политика властей по отношению к национальным окраинам приведет к резкому всплеску националистических настроений — и тут уже тридцатью ударами палок проблему решить не удастся.

Исламский пример

Дальнейшее развитие исламского проекта в Иране будет зависеть прежде всего от трех моментов: нового рахбара, нового президента, а также от статуса отношений Ирана с Западом.

«Что будет после смерти Хаменеи — вот ключевой вопрос для нынешнего Ирана. Сейчас очень многие группировки будут бороться за право назначить наследника. Хашеми Рафсанджани со своей старой гвардией, радикальные аятоллы, либеральные аятоллы, группировки внутри КСИР, считающие необходимым вообще упразднить все это религиозное правление и поставить у власти настоящий исламский милитаристский режим», — говорит Севак Саруханян. Если верховным аятоллой Ирана будет избран Рафсанджани, то не исключено, что страна пойдет по пути частичной экономической и политической либерализации. Если же новым рахбаром станет радикал наподобие духовного наставника Ахмадинежада аятоллы Язди, то Иран станет еще более закрытой страной. Если же верховным аятоллой станет какая-нибудь фигура, аффилированная с КСИР, либо если выборы нового аятоллы вызовут серьезный политический кризис в стране, то не исключено, что военным все-таки удастся отобрать власть у аятолл и превратить Иран в обычную ближневосточную военную диктатуру.

«Многое будет зависеть и от того, кто станет президентом страны по итогам выборов в 2013 году, — продолжает Севак Саруханян. — Несмотря на всевластье рахбара, от личности президента тоже многое зависит. Хаттами показал, что он может внести либеральные нотки в общественную жизнь, а Ахмадинежад — закрутить в ней гайки, в частности вывесить в парикмахерских картины причесок, которые делать нельзя. Последние два года фаворитом президентской гонки считается Мухаммед Багир Галибаф — мэр Тегерана. Он пользуется поддержкой аятолл, но, с другой стороны, считается сторонником широких экономических реформ при сохранении нынешней системы управления. Галибаф популярен и среди населения — как не симпатизировать мэру, который, не желая стоять в пробках, иногда едет на работу на мотоцикле или велосипеде? Или, имея лицензию летчика, раз или два в год управляет гражданским рейсом Тегеран—Тебриз, чтобы ее не потерять?» — говорит Севак Саруханян.

Однако даже если рахбаром и президентом станут либеральные лидеры, очень многое будет зависеть от позиции Соединенных Штатов. Если Иран возьмет курс на либерализацию режима (частичное ограничение полномочий аятолл, демократизация политического процесса, большая открытость внешнему миру), то в процессе этой модернизации он будет весьма уязвим. Высока вероятность того, что демократизация породит в Иране национальные проекты — азербайджанский, персидский, арабский. Если Запад будет на тот момент враждебным Ирану, то он может бросить все силы на поддержку иранских меньшинств, проспонсирует создание ими национальных проектов, которые смогут разорвать Иран изнутри.

Именно поэтому для Ирана сейчас так важно успешно завершить процесс переговоров и заключить с США пакетную сделку, которая ликвидирует все основания для негативного вмешательства США в иранские дела. Более того, если Иран поставит в определенные рамки свою ядерную программу и прекратит угрозы превратить Израиль в «море огня», то не исключено, что США даже поддержат Иран в его стремлении к модернизации режима Исламской Республики. И не только потому, что он станет серьезным противовесом излишне усилившимся в процессе «арабской весны» монархиям Залива и Турции. При всей своей шиитской сущности и отличиях между суннизмом и шиизмом, Иран, с его сочетанием концепции наднациональной исламской республики и демократизации общественно-политических процессов, может стать одним из примеров развития для стран «арабской весны». Уже сейчас всем очевидно, что там не будет ни либерально-демократической, ни турецкой модели. Ряд государств уже окунулся (Ливия), либо готов окунуться (Сирия, Йемен, отчасти Ливан) в омут межклановых конфликтов. Учитывая исламизацию тамошнего населения, понятно, что любая эффективная модель государства может быть построена исключительно на исламских ценностях. И уж лучше примером этой модели станет иранская, нежели пакистанская.     

Сергей Долмов

Президент Узбекистана Ислам Каримов — самый активный борец с исламом на всем пространстве Средней Азии. Для него это вопрос не столько религиозный, сколько политический

Рисунок: Ольга Зинагирова

На фоне нестабильности в Киргизии, Таджикистане и волнений в исламском мире в целом Узбекистан выглядит неким островком спокойствия. Крупнейшее по численности населения государство Средней Азии спокойно развивается — без бунтов, революций и погромов. Некоторые аналитики объясняют это тем, что президент страны Ислам Каримов изначально занял крайне жесткую позицию в отношении исламистов, чья деятельность разъедает государственные институты всех стран региона. Узбекские спецслужбы отлавливают и пачками сажают представителей всех исламистских организаций — от террористов из Исламского движения Узбекистана (ИДУ) до подпольных агитаторов из «Хизб ут-Тахрира», предотвращают теракты. При этом сам Каримов называет себя мусульманином, защитником «настоящего» ислама. В 2007 году Организация Исламская конференция (ОИК) объявила Узбекистан центром исламской культуры, и в Ташкенте было построено несколько новых и отреставрировано старых мечетей.

Правда, мало кто знает, что под это дело Каримов получил от внешних спонсоров почти полмиллиарда долларов — вполне разумная компенсация за объекты, построенные на скорую руку и уже, по сути, разваливающиеся. В реальности взаимоотношения государства и ислама в Узбекистане весьма сложные. Борьба против исламизма там давно превратилась в борьбу против любого проявления исламского самосознания. Каримов боится не столько бунта исламистов, сколько канализации через исламские институты всего протеста, который накопился в обществе, уставшем от авторитаризма Каримова и жадности его дочерей. Каримов позиционирует нынешний Узбекистан — с его коррупцией, пытками, авторитаризмом — как демократическое правовое государство. На этом фоне у молодежи возникает отторжение этих понятий, набирает популярность исламская альтернатива с ее концепцией справедливости.

Зеленое вместо красного

После распада любого наднационального проекта возникший вакуум в сознании масс обычно заполняется самой простой и близкой населению идеей. Узбекистан не стал исключением — после распада СССР место коммунизма быстро занял ислам.

Нельзя сказать, что исламская духовная реконкиста произошла в Узбекистане на пустом месте. Даже во времена СССР, превратившего узбекское общество из феодального в индустриальное, значительная часть сельского населения продолжала придерживаться традиционных взглядов. Помимо «государственных» мечетей по всей республике существовали подпольные, где имамы-самоучки обучали людей основам Корана. По мере деградации советской идеологии в 1980-е все больше молодежи приходило в мечети.