Читать онлайн «История Русской армии. Часть 2. От взятия Парижа до покорения Средней Азии». Страница 11

Предпринятая в 1832 году по 1840 год кодификация всех законов Российской Империи привела к изданию в 1839 году Свода военных постановлений – собрания всех законов и распоряжений, касающихся российских вооруженных сил. Этот Свод (как и последующий 1859 года) состоял из 5 частей:

I. Об образовании военных учреждений (военное министерство, управления войск, военные учебные заведения);

II. О прохождении службы и наградах;

III. Наказ войскам (уставы);

IV. О заготовлении снабжений;

V. Устав военно-уголовный.

В 1846 году составлено новое Положение о полевом управлении войск (в духе прежнего Положения 1812 года).

Император Николай Павлович был противник жестоких телесных наказаний[38]. В 1839 году он отменил фухтели и ограничил применение шпицрутенов рядом негласных распоряжений, втрое уменьшив количество ударов. Строжайше запрещено производить экзекуции без врача. Этот последний имел право запретить экзекуцию слабосильного или прекратить ее в любой момент. Прежние драконовские положения продолжали, однако, оставаться в тексте для острастки.

Преобразования начала 30-х годов отразились и на внешнем виде армии. В 1833 году введена была новая форма обмундирования, подобно прежней преследовавшая лишь парадный эффект. Войска получили однобортные темно-зеленые мундиры, несколько длиннее прежних двубортных с цветной грудью, и сине-серые панталоны (белые оставлены летом). В кавалерии – рейтузы того же цвета. Упразднены постылые штиблеты, и в пехоте введены высокие сапоги. Тяжелые и неудобные кивера с султанами заменены остроконечными касками на прусский образец. Каски продержались в нашей армии 30 лет – в них она проделала Венгерский поход и начало Восточной войны. Они были красивы, но очень неудобны на походе, и войска, где могли, заменяли их фуражками, а на Кавказе перенятыми у горцев папахами. Переняв у пруссаков каску, мы забыли перенять их чехол на каску[39]. Кожа от жары ссыхалась, и каска держалась на макушке головы. Чешуйчатый ремень всегда рассыпался.

Воинским чинам с 1832 года разрешено было носить усы и баки, до тех пор запрещенные в пехоте, с обязательством, однако, для нижних чинов непременно фабрить их в черный цвет (в 1855 году Александр II предписал производить это лишь при несении караулов и на парадах, а в 1859 году этот последний пережиток гатчинской косметики был отменен).

Санитарное состояние войск было очень плохим. Снаряжение, весившее 77 фунтов, было тяжелым и неудобным; одежда рассчитана лишь на парад и плохо защищала от непогоды; муштра была сурова и изнурительна, а условия расквартирования войск – антисанитарные – казармы имели немногим более трети, большинство же, особенно кавалерия, ютились постоем в грязнейших местечках и деревушках Западного края. Император Николай I стремился в начале своего царствования соорудить казармы для всей армии. Однако учрежденный им комитет нашел, что для этого необходимо миллиард рублей. Пришлось сооружение казарм рассрочить на несколько десятилетий. Работа эта завершилась лишь в 90-х годах при Александре III. Заболеваемость и смертность вдвое превосходили таковые западноевропейских армий и втрое соответственные возрасты гражданского населения. С 1841-го по 1850 год, например, средняя годовая заболеваемость доходила до 70 процентов штата состава, смертность – до 4 процентов. Новобранец, поступавший на 20 лет, имел таким образом, 80 шансов из 100 умереть на службе, даже без войны. Военные лазареты могли вместить лишь треть больных.

Регулярная армия достигала к началу Восточной войны на бумаге внушительной цифры: 2 7 745 офицеров и 1 123 583 нижних чинов. Император Николай, которому 30 лет докладывали лишь одно приятное, искренне верил в совершенство заведенной им военной системы. У меня миллион штыков, – говорил он, – прикажу моему министру – и будет два, попрошу мой народ – будет три. Увы, миллион на бумаге дал на деле еле полмиллиона бойцов… Некомплект вообще против штатов достигал 20 процентов, а в миллионную цифру входили инвалиды, кантонисты, войска внутренней стражи, пестрая мозаика местных, гарнизонных, караульных команд… В полевых войсках пятую часть составляли разного рода нестроевые. Армию нельзя было мобилизовать, ничтожные кадры резервных частей не могли справиться с обучением призванной рекрутской массы. Ополчение же ни в коем случае не могло считаться боеспособным. Огорчение Государя, всю свою жизнь стремившегося лишь к одной цели – благу России, было безмерным. Он видел, что все огромные труды оказались бесполезными, вся тридцатилетняя работа неплодотворной – и эти терзания сломили его железную натуру.

Крупнейшим организационным мероприятием этого царствования явилось преобразование Свиты Его Величества по квартирмейстерской части в Генеральный штаб. Уже в 1826 году было запрещено выпускать в Свиту молодых офицеров непосредственно из корпусов. По окончании же Турецкой войны была назначена под председательством генерала Жомини комиссия по выработке штатов Генерального штаба и учреждению высшего военно-научного заведения. Труды этой комиссии привели к разработке в 1832 году штатов Генерального штаба (17 генералов, 80 штаб– и 200 обер-офицеров) и учреждению Императорской военной академии, первым начальником которой стал Жомини.

Швейцарский военный мыслитель пожал плоды многолетней и планомерной работы князя П. М. Волконского. Отцом российского Генерального штаба был Волконский Жомини был лишь швейцарцем-гувернером, причем нельзя сказать, чтоб гувернером особенно удачным. Он мыслил Генеральный штаб герметически замкнутой, наглухо изолированной от армии корпорацией. Армия, войска – сами по себе. Генеральный штаб – сам по себе. Колонновожатые Волконского знали и понимали войска академики Жомини обратились в каких-то военных институток, совершенно незнакомых с военными возможностями и строевой жизнью. С этого времени пошел отрыв Генерального штаба от войск – жесточайший промах российской военной организации, который так никогда и не удалось исправить… Переход из Генерального штаба в другие ведомства и в строй был невозможен – долгое время считалось неуместной даже преподавательская деятельность в военно-учебных заведениях. Иными словами – Генеральный штаб стал существовать только для Генерального штаба…

Академия была храмом отвлеченной военной науки, с уходом Жомини став храмом военной схоластики. Когда в 1834 году Жомини ушел на покой, начальником академии был назначен генерал Сухозанет 1-й, пробывший на этой должности все царствование Николая I. Плохо разбираясь в вопросах военной науки, он обращал внимание лишь на строевую часть, внешнее благоустройство. Учебной частью стал заведывать генерал Шуберт, начальник Генерального штаба, бывший в то же время директором военно-топографического депо и сведший все преподавание к одностороннему увлечению математическими дисциплинами при почти что полном пренебрежении стратегией и тактикой. Академия стала выпускать превосходных чертежников, недурных астрономов, лихих наездников, но весьма посредственных квартирмейстеров.

Служба офицера Генерального штаба была неблагодарной. Производство было лишь на открывающиеся в самой корпорации вакансии, а таковые были очень редки. Получить генеральский чин было гораздо труднее, чем в строю, тем более что офицерам Генерального штаба полков не давали. По производстве в генерал-майоры они могли получить бригаду, но это случалось чрезвычайно редко. В 1843 году офицерам Генерального штаба было разрешено возвращаться в строй, но исключительно на вакансии в той части, где они прежде служили. Обычным завершением карьеры здесь был чин полковника. Все это имело результатом сокращение числа кандидатов в Генеральный штаб. Источник его пополнения начал быстро иссякать – и в 1851 году из всей миллионной русской армии изъявило желание поступить в академию всего 7 офицеров!

Это обстоятельство сильно встревожило Государя, оказавшего академии ряд милостей: офицерам Генерального штаба дано усиленное содержание, обеспечено движение по службе и предоставлено право возвращаться в строй без всяких ограничений. Ряд старших начальников определился слушателями академии, и престиж ее сразу возрос: с 1852-го по 1856 год, несмотря на войну, ежегодно поступало по 35–40 человек.

Важнейшим военным деятелем царствования Императора Николая I был фельдмаршал Паскевич, граф Эриванский, светлейший князь Варшавский.

Паскевич пользовался неограниченным доверием Императора. В продолжение четверти столетия – с Польской кампании до Восточной войны включительно – он являлся полным хозяином российской вооруженной силы.

Человек безусловно одаренный, умный, честолюбивый и в высшей степени властный, Паскевич имел счастье с самой молодости обратить на себя внимание всех крупных военачальников великого века и составить себе блестящую карьеру. Он покрыл себя славой под Смоленском во главе 26-й дивизии, а после войны получил 1-ю гвардейскую дивизию, где имел подчиненными великих князей Николая Павловича, командира 2-й бригады, и Михаила Павловича, командира Петровской бригады. Император Николай всю жизнь звал его своим отцом-командиром – и мнение Ивана Федоровича в его глазах являлось непогрешимым.