Читать онлайн «Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897‑1905 гг.». Страница 8

В следующую роту в этом году мы переводились без экзамена, по среднему баллу. В половине апреля нам объявили, кто прошел беспрепятственно, и отпустили в отпуск. Этим летом предстояло совершить первое плавание или, вернее, пройти первые уроки несения морской службы на кораблях и с жизнью на них. Ввиду этого все «плавание» ограничивалось пребыванием на корабле, который стоял на якоре, на закрытом рейде.

С этой целью для кадет 3‑й роты были приспособлены – парусный клипер[25], или, как его теперь называли, учебное судно «Моряк» и блокшив «Невка», какой‑то бывший пароход со снятыми котлами и машинами. Половина роты жила на «Моряке», а другая на «Невке», и в середине лета происходила смена.

Уход воспитанников Морского корпуса в плавание обычно происходил в начале мая. Рано утром, в назначенный день, все роты приводились фронтом к пристаням Морского министерства, находящегося напротив Корпуса, на другом берегу Невы. Под звуки оркестра мы шли через Николаевский мост, имея на руках различные мелкие пожитки вроде: фотографических аппаратов, биноклей, книжек и т. п.

У пристаней уже собиралась большая толпа народа, среди которой были и наши родственники и знакомые, которые приходили проститься. Кадет рассаживали по мелким пароходикам, которые должны были их доставить на корабли, находившиеся в кронштадтских гаванях. Когда все оказывались на своих местах, начинала играть музыка, и под крики «ура», напутствия родственников и махания платками отваливали от пристаней.

Хотя мы уходили в плавание всего лишь на три месяца, но для тех, кто совершенно не знал моря, уже один факт жизни на кораблях казался опасным, и оттого родители сыновей не из морских семей боялись за них.

Наша рота попала на старенький колесный пароход «Ижора», замечательный тем, что по временам машина одного колеса работала сильнее машины другого, и оттого пароход внезапно бросался то в одну, то в другую сторону, и казалось, неизбежно должна была произойти катастрофа, но рулевые уже так привыкли к этой особенности, что вовремя умели остановить эти шалости машин.

Скоро мы прошли Неву и вышли в море или, как установилось за ним название, «Маркизову лужу», и понемногу стали вырисовываться Кронштадтский собор, форты и город. Во время пути мы получили чай и пятикопеечную французскую булочку с колбасой. Сильно проголодавшиеся на свежем воздухе, мы с аппетитом все съели, и некоторым этого было мало. Вначале путешествие нас очень занимало, в особенности тех, которые его совершали в первый раз. Но пароход шел невероятно медленно, и, приближаясь к Кронштадту, мы с нетерпением уже ждали, когда же пароход подойдет к военной гавани. И вот «Ижора» стала огибать стенки гаваней и пошла в Среднюю гавань, путь был окончен.

Я первый раз в жизни видел военную гавань и военные корабли. Все мое внимание было напряжено. У стенок гавани стояло несколько новых броненосцев, которые заканчивали постройку и готовились к выходу на Дальний Восток. Они показались мне такими грозными гигантами, что я не мог от них оторвать взора. Вскоре увидели мы лес мачт отряда Морского корпуса. Какими архаическими показались, по сравнению с броненосцами и крейсерами, корабли нашего отряда, точно сохранившиеся как красивая и интересная достопримечательность прежних времен.

«Ижора» подошла к «Моряку» и высадила смену, которая должна была плавать на нем в первую половину лета. Затем «Ижора» подошла к «Невке», и на нее погрузились остальные.

На «Невке» нас встретил ее командир лейтенант К. (вероятно, Китаев Сергей Николаевич. – Примеч. ред.)[26]. Так как «Невка» находилась под общим командованием командира «Моряка», то нас тоже переправили туда для общего представления. На «Моряке» всех поставили во фронт на «шканцах». Вышел командир капитан 2‑го ранга А. (Арнаутов Константин Петрович. – Примеч. ред.)[27], поздоровался с нами и напомнил, что мы теперь находимся на палубе военного корабля и этого не должны забывать, так как никаких поблажек делать не будут. Очевидно, он был невысокого о нас мнения и сразу же решил «поставить на точку».

После этого всех распустили, и мы разбрелись по внутренним помещениям и с любопытством все осматривали. В особенности нас привлекали мачты с вантами, марсами и салингами. Казалось таким заманчивым полезть до самой верхушки, где виднелся клотик. Но пока туда не разрешали соваться, и мы побаивались вахтенного начальника, который важно разгуливал по палубе. Около 6 часов наша смена вернулась на «Невку». Предстояло получить первый обед на корабле, причем, по правилам, кормящим был избран один из кадет, который назывался артельщиком.

Каждый получил шкапчик, место для сна на рундуке или для подвешивания койки и место за столом. Раздали парусиновые койки, пробковые матрацы, подушки и одеяла и стали учить их связывать. Поначалу это давалось совсем нелегко, так как все койки должны были быть строго одного размера и толщины, чтобы поместиться в коечные сетки и представлять совершенно ровный, красивый ряд. К тому же на все связывание полагалось всего пять минут, и нам пришлось много потрудиться, пока мы научились мало‑мальски прилично это делать. Впрочем для некоторых связывали койки дневальные, которым за это и за чистку верхнего платья платили кадеты маленькое жалование.

Затем нас распределили по вахтам, а по отделениям, по традиции, нам разрешали распределяться по взаимному соглашению. В каждой вахте было по два отделения, и каждому отделению, в зависимости от того, имело ли оно четный или нечетный номер, отводилось место в жилой палубе – с правого или левого борта.

На следующий день, с рассветом, «Моряка» и «Невку», да и весь остальной отряд, буксиры вывели на Малый рейд, где они стали на якорь. На завтра, перед началом кампании, предполагался смотр отряда главным командиром Кронштадтского порта вице‑адмиралом С.О. Макаровым[28]. Этот смотр был простой формальностью и ограничивался тем, что адмирал обходил фронт кадетов и команды. Но все же на нас, маленьких кадет, он произвел большое впечатление, потому что это было совершенно ново для нас, и, кроме того, мы уже много слышали об адмирале Макарове как об одном из самых выдающихся морских офицеров, и нам хотелось его увидеть.

Вечером того же дня к «Моряку» подошел «Верный» и взял его на буксир. «Невку» взял на буксир «Воин», так как боялись, что, если ветер во время перехода засвежеет, буксиры могут лопнуть и «Невка», не имеющая машин, окажется в опасном положении. Но погода стояла чудная и продержалась такой до следующего дня, когда мы уже стали подходить к рейду Лангекоски у г. Котки. Утром командир «Воина» приказал устроить леерное сообщение между бизань‑мачтой «Воина» и фок‑мачтой «Невки», и кадет переправили этим способом. Нам это доставило огромное удовольствие, хотя мы с опаской посматривали вниз, когда, сидя в спасательном буйке, тащились по воздуху между движущимися судами.

Как только мы пришли в назначенное для стоянки место, было установлено расписание занятий, и с 8 с половиною до 10 с половиною утром и с 2 часов до 5 с половиною после полудня нас заставляли заниматься различными морскими предметами и практикой морского дела. Одним из главных занятий являлось обучение гребле и управлению парусами на шестерках. Этому посвящалось каждый день по несколько часов, не говоря уже о том, что в виде гимнастики, сейчас же после подъема флага, мы должны были обходить под веслами «Моряка» и «Невку», причем все старались прийти первыми к своему кораблю, так что выходило что‑то вроде гонок. Затем мы учили рангоут, лазание по вантам, спуск и подъем брам‑стеньги, брам‑реи, постановку и уборку парусов. Все эти учения происходили на бизань‑мачте «Моряка». Также нас учили такелажным работам и основам штурманского, артиллерийского и машинного дел.

В этих занятиях время проходило незаметно, и мы не успевали скучать. По вечерам и воскресным дням отпускали гулять на берег, и мы компаниями рыскали по прилегающим островам или забирались в кофейную маленького городка Котки и там наедались пирожными. Запомнился мороженщик – высокий толстый старик, с огромной седой бородой, точно пряничный дед. Он специально приезжал из Кронштадта в Котку со своим сыном, чтобы каждый день, в часы отдыха, с 12 до 2 часов дня, продавать мороженое, пряники и другие сласти. Так что мы все свои небольшие карманные деньги спускали ему. Должно быть, торг шел успешно, так как говорили, что он имел несколько приличных домов в Кронштадте и скопил солидный капитал.

Я очень любил ездить на берег и совершать длинные прогулки со своими друзьями. Помню, как‑то раз, в воскресенье, мы пошли гулять втроем, и так как погода была теплая, решили выкупаться. Двое из нас, и в том числе я, умели плавать, а третий не умел. Первым разделся и бросился в воду не умевший плавать и храбро пошел от берега, так как вначале было мелко. Вдруг мы увидели, что он то окунается, то выскакивает из воды и как‑то странно машет руками. Сначала мы подумали, не шалит ли он, и стали ему кричать, чтобы он был осторожнее, но потом заметили, что с ним происходит что‑то неладное. Мы с берега бросились на выручку. Первым доплыл до утопающего не я, а другой кадет, умевший хорошо плавать. Но утопающий схватил его за шею и стал судорожно сжимать, чем лишил всякой возможности двигать руками. Чем больше первый старался освободиться от этих объятий, тем крепче второй сжимал его, и между ними завязалась борьба. В это время подоспел я и увидел, что они погружаются в воду и что в этом месте очень глубоко. Тогда я схватил умевшего плавать за руку и потащил его к берегу. Тонущий держался за него и почти потерял сознание, так как выбился из сил и наглотался воды.