Читать онлайн «Топографии популярной культуры». Страница 76

Следующий за этим эпизод рассказывает о борьбе предков населения Татарстана за свою независимость, и там же в репликах комментаторов единственный раз звучит слово «враг». Однако этот эпизод рассказывает историю взятия Биляра – города Волжской Булгарии, который был завоеван войсками хана Батыя за 300 лет до предыдущей картины. Эта притча оказывается финальной сценой блока церемонии, посвященной истории Казани и Татарстана.

Беатрис Гарсия, анализируя культурные форматы спортивных мегасобытий, отмечает ограниченность церемоний открытия и закрытия в представлении разнообразия культурных практик и говорит о том, что в этом смысле гораздо большей свободой отличаются локальные культурные программы (Garcia 2008: 366). Наши информанты, среди которых были как участники церемонии открытия Универсиады‐2013, так и организаторы и артисты Культурной универсиады[95], на вопрос о том, насколько разнообразно и правдиво была представлена идентичность Казани и Татарстана в церемонии открытия, отмечали прежде всего ее зрелищную сторону, встраивание в общенациональный российский нарратив и фольклорную составляющую. Последняя, сводившаяся в итоге к репрезентации традиционных татарских мелодий и танцев, была воспринята ими с разной долей критичности, однако в целом оценки культурных производителей были положительны и формулировались в категориях конкурентоспособной идентичности («нужно пиарить Казань», «Казань – сердце России», «хорошо, что звучал татарский язык»[96], «даже про взятие Казани рассказали», «Казань – толерантный город» и т.д.).

Исследователи постсоветской культурной политики Татарстана и России показывают, что, в отличие от 1990-х, когда вектор политических притязаний Казани был высок, а национальная политика республики была направлена на активную поддержку татарской этнической культуры, в 2000-е годы постепенно появляется тенденция к формированию общероссийской идентичности и проведению политики поликультурности, также с долей поддержки татарской культуры (Макарова 2010: 211–222; Макарова 2009: 192–233). В русле ориентации на проведение мегапроектов этот тренд выглядит как менее политизированная и более прагматическая стратегия выстраивания региональной идентичности, основанная на идее «консенсусных отличий».

Программа Культурной универсиады хорошо иллюстрирует эту тенденцию. С одной стороны, в нее были включены мероприятия, репрезентирующие культуру многочисленных этнических групп Татарстана, в которых участвовали как профессиональные коллективы, так и любители (театральный фестиваль тюркских народов «Науруз», фестиваль русского фольклора «Каравон», выступление кряшенского ансамбля «Бермянчек», площадка для выступления групп в Культурном парке Универсиады, опера на татарском языке «Ак буре» («Белый волк»), концерты татарстанской филармонии и т.д.). В программу также входили «брендовые» фестивали города, которые специально ради этой цели совместили в одно мероприятие (оперный фестиваль имени Федора Шаляпина и балетный имени Рудольфа Нуриева), и многочисленные мероприятия международного уровня (фестиваль классической музыки «Белая сирень», опера «Порги и Бесс», выступление цирка дю Солей в варке Универсиады и др.).

С другой стороны, традиционная фольклорная составляющая татарской культуры пользовалась определенным протекционизмом местных властей. Так, народный праздник «Сабантуй» был объявлен одной из главных культурных достопримечательностей Татарстана и «изюминкой» Культурной универсиады (Департамент медиа АНО «Исполнительная дирекция “Казань‐2013”» 2013). Сроки его проведения также были специально перенесены на время проведения Игр.

В целом на региональном уровне в формате Культурной универсиады местными властями скорее использовались стратегии культурного включения, нежели исключения. Наши информанты на вопрос о том, как формировалась программа культурных мероприятий Универсиады, отмечали, что иногда распоряжения участвовать «спускались сверху», иногда это была инициатива их самих, однако сам культурный контент выступлений не цензурировался. Программами мероприятий в рамках деятельности того или иного института занимались руководители, артисты, кураторы выставок, руководители ансамблей, режиссеры театров. Более того, некоторые коллективы, исполнявшие прежде в большинстве своем, например, татарские танцы или песни, по своему желанию формировали новый репертуар, в который входили русские народные композиции.

В некотором смысле эти стратегии конструирования культурного ландшафта созвучны с политикой диснеизации, о которых упоминает Алан Брайман. Отталкиваясь от анализа классических тематических парков развлечении, он говорит о том, что современные культурные потребительские ландшафты организованы вокруг четырех базовых концептов: тематизации, гибридного потребления, мерчендайзинга и перформативного труда (Bryman 2004). Первый их них предполагает фокус на определенной идее (например, персонажи Диснея), вокруг которой разворачивается разнообразная потребительная активность (развлечение, шопинг, места питания и т.п.). Кроме того, в рамках этого пространства присутствует продукция, которая рекламирует само место и все, что к нему относится, в форме значков, логотипов, одежды и т.д. Идея перформативного труда означает необходимость особых усилий со стороны обслуживающего персонала, который бы привлекал посетителей данного парка, создавая у них ощущения комфорта, праздника и безопасности. Особенное значение в этой связи автор отводит практикам контроля и надзора за этим пространством и около него, однако сами культурные практики считаются им скорее постмодернистскими и дедифференцированными, нежели упрощающими и стандартизирующими, как их склонны воспринимать некоторые критики (Bryman 2004: 8–13).

На мой взгляд, политика диснеизации, которая также сочеталась со стратегиями коммодицифированной этничности и конкурентоспособной идентичности, нашла свое воплощение в конструировании ландшафта Культурного парка Универсиады – территории, расположенной около стен Кремля и считавшейся главной культурной площадкой Универсиады‐2013. Региональная идентичность была репрезентирована здесь как фольклорными коллективами, традиционными сувенирами и едой, так и современными группами, играющими в разных музыкальных стилях, а также «высоким искусством» – оперой на татарском языке и даже выступлением цирка дю Солей, артистами которого были некоторые местные акробаты.

Культурная стратегия консенсусного отличия, использовавшаяся для репрезентации региональной идентичности Татарстана, также может быть проиллюстрирована выбором песен для хедлайнеров музыкального сопровождения Студенческих игр. В первом случае им стала казанская рок-группа «Прогульщики», чья композиция была признана победительницей народного конкурса песен про Универсиаду. По мнению менеджера группы, одним из критериев ее победы в конкурсе, помимо качественного музыкального исполнения, стали простые, доступные слова, раскрывавшие принципы Универсиады, и то, что она имела дублирование на английском. В то же время специально для церемонии закрытия Универсиады песню финалистки Евровидения‐2013, уроженки Татарстана Дины Гариповой, написанную первоначально на английском, переложили на татарский язык.

Культурный формат спортивного мегасобытия, основанный на неолиберальных логиках спектакля, фестивализации, глурбанизации и безопасности, является доминирующей системой культурных значений для принимающих на своей территории Игры стран. Между тем, как показывает вариативная интерпретация этих принципов на уровне национальных нарративов, эти значения – в большей степени плавающие означающие, нежели жесткие конструкты. В случае с бaзовыми идеями национального российского дискурса мегапроектов – единством, модернизацией, нормальностью и безопасностью (Макарычев 2013) – их интерпретации осуществляются скорее с процессуальных, нежели с ценностных позиций, сводя три последние к «техническим» характеристикам безопасного пространства, которое понимается как пространство очищенное и стерилизованное. В этом случае ключевой стратегией производства как физических, так и символических ландшафтов мегасобытия становится стратегия исключения. Принцип разнообразия в этой связи интерпретируется как «единство в разнообразии», сводя идею политического плюрализма к карнавалу коммодифицированных этничностей и шествию народов.

Региональные нарративы, сконструированные в культурном формате спортивных мегапроектов, в свою очередь, встраиваются в общенациональный дискурс, используя стратегии построения конкурентоспособной идентичности как консенсусных отличий или слияний (с национальным дискурсом). И в том, и в другом случае культурными логиками являются логики неолиберальные, или постполитические, исключающие дискурсивную борьбу за смыслы. Однако достигнутый в рамках этой логики консенсус в конечном итоге оказывается навязанным, поскольку формат конкурентоспособной идентичности, или бренда, лишь фиксирует границы дискурса, но не оспаривает его содержание.