Читать онлайн «Журнал Наш Современник №7 (2003)». Страница 25

Так о чем бишь я? А вот о чем. Когда пыль “Карибского кризиса” улеглась, мы в сети марксистско-ленинской подготовки по указанию из ЦК штудировали работу Ленина “О компромиссах”. А время тогда было “игривое”: после XXII съезда партии откуда-то “выполз” короткий период импровизации для всех “вольтерьянцев”. И мы — в атаку: какой же это “компромисс”, если это был несмываемый для государства позор? А наши “политрабочие” (плюй в глаза...) рубили жестко (вот так бы там — в океане) в соответствии с самым высоким указанием: “Творческое применение марксизма-ленинизма на практике!”. Мы, тогда молодые лейтенанты, уже стали догадываться, как можно, оказывается, искусно применять положение классиков не как догму (“законы”), а как “руководящую нить при историческом исследовании”, или, проще сказать, по-нашему, по-армейски, — напяливать одно гуттаперчевое изделие на все, что объясняет и оправдывает.

Но тогда мы были молоды и наивны. Мы полагали, что даже у гуттапер­чевости есть предел. А жизнь шлифовала, делая невероятное — очевидным. Уже позже, когда в той же сети политпросвещения нас заставляли конспекти­ровать (!) книги “Малая земля” и “Целина”, мы тоже недоумевали, но тише и глуше: “Так это же мемуары! Мы конспектируем классиков марксизма-ленинизма, важные речи на съездах и пленумах партии. Это понятно (странно, но тогда многое, включая абсурдное, было понятно). Но зачем же конспекти­ровать мемуары?”.

И нам те же холуи, что сначала пели осанну, а затем источали проклятия Сталину, затем Хрущеву, затем Брежневу, ответствовали все той же, от инстан­ции идущей, установкой: “Эти книги являют собой творческое применение марксизма-ленинизма на практике, творческое развитие этого всепобеждающего учения”.

Так работал “метод” (Маркса, Грамши, С. Кара-Мурзы) в той нашей реальной жизни.

(Я далек от мысли, что такими политработниками и идеологами были ВСЕ на “фронте” идеологии. Нет, конечно! Были и другие — потомки “рыцарей без страха и упрека”. Но на рубеже 70—80-х они были уже в значительном меньшинстве. А по мере приближения к краху их ряды все таяли и таяли…

Я уже слышу резкие возражения Сергея Георгиевича — грубое искажение “метода”, не то и не так применяли (спрашивается: а как? мы всегда умны задним числом), ну, и так далее в том же духе . Опережая гнев и автора, и читателей, изначально соглашаюсь с возражениями подобного рода. Ибо сути дела они не меняют.

Замена “вульгарного истмата” на “метод” в нашей жизни неизбежно привела бы к “вульгарному методу”, потому что в тоталитарном обществе и МЕТОД, и ДОГМАТ применяют живые и бесконтрольные люди — вожди на всех уровнях. А им все одно — что “метод”, что “вульгарный истмат”.

Сам С. Кара-Мурза, между прочим, приводит хороший пример “твор­ческого применения марксизма”: “Сталин при коллективизации шел напролом и не смотрел ни на какой марксизм”. Что ж, действия вождя и понятны, и оправданы историей: государственные интересы тогда были определяю­щими. А далее автор как бы вскользь замечает: “...потом академик Ойзерман докажет, что именно это решение и вытекало из объективных законов общественного развития”. Это потому, надо полагать, что в теории господст­вовал “вульгарный истмат”? А если бы в теории господствовали “метод” и “руководящая нить”? Сталин бы поступил иначе? Разумеется, нет (он тогда “не смотрел ни на какой марксизм”). А что бы написал позже Ойзерман? Догадаться несложно: что именно в этом решении вождя особенно наглядно проявила себя “руководящая нить” марксизма при историческом исследо­вании. Или нечто в этом роде.

Критический пафос первой же главки об истмате в книге С. Кара-Мурзы под названием “Исторический материализм: превращение научного метода в идеологическую доктрину” кажется мне ошибочным . Ибо, как я пытался показать, ни во что иное, кроме как в “догмат”, исторический материа­лизм в том советском обществе превратиться не мог .

Подводя таким образом черту под полемикой с третьим, базисным тезисом С. Кара-мурзы — “модель-догмат”, я имею все основания сказать о коренной ошибке автора в оценке советского истмата .

В книге С. Кара-Мурзы есть еще двенадцать (!) главок-обвинений “вульгарному истмату”: “Устранение дисциплины истмата и деградация логики”; “Истмат: отход от норм научности”; “Внеисторичность вульгарного истмата” и так далее. Читать их интересно, оценивать бессмысленно, поскольку все они — прямое следствие главной, коренной ошибки: это нежелание автора видеть в догмате естественный продукт любой “модели” в тоталитарном обществе .

Ведь догмат, коль скоро он не является религиозным, то есть метафизическим, каноном и не претендует на строгость “точных” наук, сохраняет все признаки догматизма. А это значит, что такой догмат в конечном счете совершенно естественно “отходит” и от логики, и от норм научности, становится внеисторичным и так далее, и тому подобное.

Но если истмат в советское время неизбежно становился догматом, иначе говоря, не объяснял движение противоречивой жизни, не отвечал, как нынче принято выражаться, “на вызов времени”, то возникает вполне резонный вопрос: а какова же тогда была его роль в общественном развитии?

Попробуем разобраться.

“Революция, — резонно замечает С. Кара-Мурза, — происходила не по истмату”. Этот ответственный тезис автор аргументирует весомо и пространно в своем двухтомнике “Советская цивилизация”, выпущенном практически одновременно с книгой “Истмат и проблема Восток — Запад”.

В другом месте книги автор не менее справедливо подчеркивает: “в послевоенный период мы скорее отходили от марксизма”. Получается, стало быть, что по истмату мы жили от постреволюционного времени до военного. Так? Прикинем...

Нэп — это по истмату? Ничего близкого. Ввели со скрипом, чтобы, простите, “не сдохнуть с голоду”. Индустриализация — это истмат? Ничего общего. Исключительно государственная и архинасущная задача (“иначе нас сомнут”. — И. Сталин ). Коллективизация? О ней уже речь шла: Сталин при коллективизации “шел напролом и не смотрел ни на какой марксизм”. 37-й год. Вадим Кожинов весьма обстоятельно и доказательно убедил нас в том, что это был год “переломный” — государство “побеждало” партийную идеологию. И, наконец, война, к истмату отношения не имеющая.

И что мы имеем в “сухом остатке”?

А то, что по сути, а не по декларациям, мы 70 лет жили и развивались сами по себе, а рядом, подогреваемый армией дармоедов (еще раз прошу прощения — такое “звание” носили не все), жил своей самодостаточной жизнью истмат в виде студенческих, аспирантских и профессорских штудий, ничего не дающих ни для жизни, ни для профессии.

Так что же получается в итоге? Выходит, что классики марксизма-ленинизма, великий Сталин сочиняли какие-то пылкие фантазии, придумы­вали мифологемы, вели миллионы на “последний и решительный” вот так, ЗАЗРЯ, ни за понюх табаку?

Нет, не зря! История великого созидания есть великое оправдание истории.

Попробуем задуматься, почему же Маркс, “обкладывая” “законы” различными оговорками, сочинив малоизвестный “Formen” об альтернативных путях общественного развития, написав три (четыре?) письма Вере Засулич об особом пути России к коммунизму через крестьянскую общину, почему же все-таки Маркс, как великий ученый, видимо, понимая всю зыбкость “законов”, упорно от них не отказывался и, более того, возлагал на них большие надежды?

В обилии слов о Марксе-ученом С. Кара-Мурза в одном только месте с видимой неохотой, словно извиняясь за “промашку” классика, пишет: “...создавая идеологию пролетарской революции, марксизм пошел по пути создания простой и убедительной модели истории”.

Маркс, без сомнения, был великим ученым, он гордился (порой с избытком тщеславия) своими открытиями. Но он напрочь отрицал философию как “науку наук” и все свои открытия делал во имя одной, но пламенной страсти — пролетарской революции. И он был революционером, возможно, не меньше, чем ученым и, видимо, не без основания полагал, что для рево­люции важнее “законы”, а не научные изыски. И в этом был свой величайший резон — “законы” творят ИДЕАЛ. Не будем всуе поминать сакральное слово “религия”, но скажем со всей определенностью: без ИДЕАЛА не совершается ни одна революция, а уж тем более не побеждает.

Именно такого Маркса и восприняли большевики. Такой его револю­ционный истмат и заложили они в советскую идеологию. И, право же, зачем усложнять в сущности простую истину: абсолютное большинство советских людей либо не имели понятия, либо весьма поверхностно представляли себе, что такое “истмат”, но всем своим отзывчивым сердцем вобрали в себя его духовный завет — ИДЕАЛ (ВЕРУ В КОММУНИЗМ).