Читать онлайн «Война, какой я ее знал». Страница 65

Мистер Макклой пожелал навестить в госпитале полковника Уотерса, и мы вместе посетили также несколько палат и операционных. Он остался доволен работой врачей и прочего медперсонала, а также тем, как содержатся раненые. После отъезда замминистра я вернулся в госпиталь и вручил Уотерсу Серебряную звезду и Дубовую ветвь. Он и не знал, бедняга, что давно награжден, поскольку выпал из жизни более чем на два года, находясь в плену еще со времени Тунисской кампании.

Все три корпуса, которые я посетил во второй половине дня, были готовы возобновить ограниченные наступательные действия, чтобы выйти на 20-ю линию сетки координат{223}. Я сказал командиру 20-го корпуса: если при выходе на линию они смогут продвинуться к Эрфурту, что чуть восточнее, то пусть возьмут его в клещи с юга с целью «умыть» высокопоставленных немцев, намекающих на возможность некоего «ответного удара», во что я лично не верил. 8-й корпус силами 89-й дивизии на севере и 87-й на юге должен был передвинуться на ту же самую линию координат с приказом взять Арнштатд. 12-й корпус уже шел к намеченному рубежу, но я считал, что продвижение его задержится везде, кроме правого фланга, где данное соединение получило приказ взять Эйсфельд и Кобург.

10 апреля ограниченное наступление, решение о котором мы приняли накануне, успешно развивалось, и мы перенесли штаб-квартиру армии из Франкфурта в Герсфельд, проехав автобаном. Когда мы впервые столкнулись с германскими автобанами, мы намеревались использовать их как главные магистрали для продвижения наших войск, но вскоре практика доказала, что для стремительных атак более подходят дороги второстепенного уровня, поскольку автобаны в некоторых точках пролегают выше последних и в подобных местах легко могут быть взорваны и приведены в полную негодность. Как-то мы поймали одного немецкого полковника, который гордился тем, что с помощью всего лишь одного пятисоткилограммового авиационного фугаса остановил продвижение Третьей армии не меньше чем на два дня.

Вполне возможно, он говорил правду. Однако через три дня после перехода в наши руки автобан стал исключительно полезной штучкой, поскольку этого времени инженерным войскам вполне хватило, чтобы привести его в порядок. Они сделались настоящими специалистами по починке автобанов, как показали себя мастерами, [245] выполняя все прочие задачи, которые вставали перед ними в силу военной необходимости. Дабы наглядно показать, как здорово немцы постарались, разрушая дороги, я скажу, что на одном участке в двадцать километров мы с Кодменом насчитали четырнадцать мест, где были взорваны фугасы.

По пути к новому командному пункту в Херсфельде мы сделали остановку в Висбадене и отобедали с генералом Брэдли. Место, где располагался командный пункт, прежде, по-видимому, служило тренировочным лагерем для бронетанковых или же интендантских войск. Все здесь было очень толково устроено; имелись кухня, офицерская и солдатская столовые, а также множество ангаров, один из которых был доверху завален запчастями для интендантских фур.

Во время долгого переезда я стал свидетелем величайшей бесхозяйственности наших солдат, бросавших бензиновые канистры по обочинам дороги, и издал приказ, чтобы помощник генерал-интенданта Третьей армии лично проехал по дороге в сопровождении двух грузовиков и проследил, чтобы все канистры были собраны.

Я также отметил, что едва ли не каждый рядовой медицинского корпуса, разжившись у гражданских лиц мотоциклом или автомобилем, раскатывал на нем повсюду, тратя немереное количество горючего и создавая пробки на дорогах. Кроме того, транспорт, на котором они разъезжали, позднее понадобится немцам для восстановления своей страны. Словом, мы издали приказ о конфискации всех добытых таким путем машин и мотоциклов.

И еще одно досадное обстоятельство – похоже, солдаты в нашей армии стали забывать, как должна выглядеть военная форма. Когда стояли холода, любые дополнения – все, что могло помочь солдату сохранить тепло, – имели право на существование, и потому можно было допустить послабления. Однако теперь, с приближением лета, надлежало вновь привести все в должный вид. Поэтому я издал соответствующий приказ.

Когда мы добрались на новый командный пункт в Герсфельде, там все пребывали в возбужденном состоянии, причиной которого стали слухи о том, будто бы немцы собиралась выслать посадочный десант{224} с целью убить меня. Я никогда не верил в возможность выброски подобного десанта, однако меры предосторожности принял, и каждую ночь, отправляясь спать в свой грузовик{225}, брал с собой карабин.

Генерал Эйзенхауэр и генерал Брэдли прибыли налетное поле, где стояли наши «Кабы» в 09.00 12 апреля, и мы немедленно отправились к генералу Эдди и полковнику Бернарду Д. Бернстайну в солевые рудники Меркерса. Мы взяли с собой представителей немцев [246] и спустились на подъемнике на глубину семидесяти метров. Рудник, обычно описываемый как соляной, вовсе не служил для добычи соли, скорее в нем добывали какие-то минералы вроде асбеста. Я бы сказал, что это вообще не рудник, а какой-то гигантский муравейник с сетью туннелей длиной пятьсот восемьдесят километров, от девяти до пятнадцати метров в высоту и примерно столько же в ширину.

Кроме бумажных денег и золотых слитков, там находились французские, американские и британские золотые монеты. Также множество сундуков, набитых драгоценными предметами, такими, как серебряные или золотые портсигары, наручные часы, ложки, вилки, чаши, зубные коронки, фиксы и прочее. Поскольку сундуки не имели никаких надписей или маркировки, думается, сюда просто ссыпали предметы из драгметаллов, добытые преступным путем. Генерал Эйзенхауэр пошутил в том духе, что разочарован отсутствием сундука, полного алмазов. Действительно, никаких драгоценных камней в хранилище нам обнаружить не удалось. Мы осмотрели кое-что из так называемых предметов искусства, некоторые из которых, по моему мнению, стоили примерно два с половиной доллара и висели в каждом втором баре в Америке.

После посещения рудника мы поехали в Эйсфельд, где располагалась штаб-квартира 12-го корпуса; там к нам присоединился генерал Уэйленд. После обеда мы, не дождавшись эскорта, который, как потом выяснилось, просто заблудился, полетели в штаб-квартиру 20-го корпуса в Готе, где нашли Мидлтона и Уокера. По совету последнего мы полетели в Ордруф и посетили лагерь устрашения, который никто из нас прежде не видел.

Там было на что посмотреть. Человек, назвавшийся одним из бывших узников, взял на себя роль гида и показал нам сначала виселицы, на которых вешали тех, кто пытался убежать. Вместо веревки использовалась рояльная струна, а планка находилась всего в полуметре от земли, так что, когда ее выбивали из под ног, человек касался почвы кончиками пальцев и мучался еще минут пятнадцать, прежде чем задохнуться, поскольку высота, с которой он падал, не предоставляла ему счастливой возможности сломать шею. Выбивать планку должны были следующие двое приговоренных к такой же казни. Один из присутствовавших во время нашей экскурсии немцев уверял, что генералы, обвиненные по делу о покушении на Гитлера, были казнены именно таким способом.

Далее наш гид отвел нас к столу для порки с углублением для тела и высотой примерно по причинное место среднего роста мужчины. Экзекуция проходила крайне просто: наказуемый просто нагибался, два охранника держали его, а один бил по спине и филейным частям. Палка, которой пользовались для таких процедур, была толщиной с рукоять кирки и еще сохранила на себе следы [247] крови. Наш экскурсовод уверял, что однажды получил двадцать пять ударов такой вот дубиной. Чуть позднее, правда, открылось, что он немного приврал, поскольку был не заключенным, а как раз экзекутором. Генерал Эйзенхауэр, кажется, уже тогда заподозрил его, поскольку поинтересовался, отчего же бывший узник выглядит столь упитанным. Утром был найден труп нашего гида, убитого кем-то из настоящих узников.

За столом для порки находилась гора из сорока мертвых тел, обнаженных или полуобнаженных. Всех людей убили выстрелами в упор в затылок совсем недавно, поскольку кровь еще виднелась на земле.

В находившемся рядом с той кучей ангаре нам показали еще одну – снова сорок человек, абсолютно голых и в последней стадии истощения. Трупы были присыпаны известью, но не вследствие попытки уничтожить их, а чтобы они не так воняли. Для борьбы с запахом подобное средство не очень-то годилось. По моим прикидкам, ангар мог вместить двести мертвых тел. Как нам сказали, когда ангар наполнялся, тела забирали и сжигали. По словам узников, с начала года в ангаре побывало примерно три тысячи трупов.

Когда наши войска начали приближаться, немцы задумали уничтожить свидетельства своих злодеяний. Они заставили заключенных выкопать из земли недавно захороненные тела, изготовить огромную решетку из железнодорожных рельсов, положить ее на кирпичный фундамент в огромной яме и, свалив тела сверху, попытались сжечь их. Попытка не удалась. Поневоле начинает казаться, что некое племя людоедов готовило здесь гигантскую трапезу. Из наполовину наполнявшей яму зеленой воды торчали руки, ноги и другие части полусгнивших тел.