Читать онлайн «Месяц в демократической Германии». Страница 9

— Они замалчивают мою книгу. Впрочем, в Гамбурге в одном профсоюзном журнале и в социал-демократической газете «Новая политика» появились заметки в общем положительного тона.

— А от читателей вы получаете письма?

— Великое множество и изо всех стран, в том числе и из Советского Союза. Есть письма, адресованные так: ГДР. Коменданту «Мятежной совести». И, представьте себе, доходят.

Он смеется добрым, простодушным стариковским смехом.

— Что вам известно о судьбе офицеров вашего полка?

— Большинство погибло под Сталинградом. Остался в живых мой адъютант, он живет на Западе, но мы с ним поддерживаем переписку. Несколько моих фельдфебелей живут тут, в Грейсфвальде.

— Вы довольны фильмом?

— В общем, доволен, хотя, конечно, кинофильм — и это естественно — неполно передал содержание книги. Мне пришлось пойти и на купюры и на дополнения, учитывая специфику кино. Я доволен, как решена вся линия главного героя Ёберсхагена, Гешоннек его играет великолепно. А вот Штиллер — помните, солдат-коммунист? — получился несколько схематичным и искусственным. Тема Штиллера — это особая тема самостоятельного фильма, где он мог бы стать главным героем.

— Над чем вы работаете сейчас?

— Я написал книгу о немецкой молодежи в дни войны. Но это уже не документальная книга, а полностью беллетристическая. Герой моей повести — юнец, фанатик из гитлерюгенда. Я рассказываю о его мучительном душевном кризисе, к которому он пришел постепенно, по мере разложения всей политической и военной системы фашизма.

— А еще какие у вас замыслы?

— Хочу написать роман о буржуазной семье времен Веймарской республики. Уже начал подбирать материалы. Я знаю это время и эту среду. А ведь литератор должен писать только о том, что он хорошо знает. Я хоть и молодой писатель, но эту истину усвоил твердо. Вот разгружусь от своих общественных дел и сяду за письменный стол.

— А у вас много общественного дела?

— Хватает! Я часто бываю в соединениях нашей демократической армии, встречаюсь с офицерами и солдатами, рассказываю им о своем пути.

— Вам понравился Грейсфвальд? — спросил он меня, когда разговор наш подходил к концу.

— Очень! — сказал я. — Прекрасный город! В 1945 году вы могли бы сказать, как Генрих IV, что этот город «стоит мессы»!

Он смеется, принимая шутку, и, прощаясь, мы крепко пожимаем руки друг другу.

Мы приехали в Лейпциг накануне празднования 150-летия битвы народов — исторического сражения армий европейской коалиции держав с императором Наполеоном.

Сражение на равнине под Лейпцигом кипело, как известно, три дня — 16, 18 и 19 октября 1813 года.

Потери с обеих сторон были огромные.

Наполеон потерял 65 тысяч человек, союзники — около 60 тысяч.

С армиями европейского диктатора сражались русские, австрийцы, пруссаки и шведы.

Кутузова уже не было в живых. Русскими корпусами командовали Бенингсен, герцог Евгений Вюртембергскии, Барклай де Толли и Горчаков.

Русские войска понесли самый большой урон, приняв на себя главный удар гренадеров и кавалерии императора.

Наполеону пришлось отступить от Лейпцига.

17 октября утром он объезжал вместе с Мюратом поле сражения, заваленное трупами убитых солдат, и Мюрат сказал Наполеону, что только Бородино по количеству жертв может соперничать с Лейпцигом. Император был мрачен и ничего не ответил. В глубине души он, наверно, понимал, что закат его империи, начавшийся под Москвой, приближается неумолимо.

150-летие битвы народов праздновали в Лейпциге 19 октября 1963 года. С писателем Максом Вальтером Шульцем, автором романа «Мы не пыль на ветру» (этот роман будет напечатан в русском переводе в «Иностранной литературе» в 1964 году), мы поехали сначала посмотреть самое поле исторического сражения.

Приближался вечер. Знобящий осенний ветерок обдувал огромную плоскую равнину — идеальное место для развертывания пехотных колонн и конных атак. Воображение рисовало картины битвы: пение труб, бой барабанов, клочья знамен в пороховом дыму, тяжелый скок кирасирских коней, стоны и вопли раненых солдат, взывавших к своим французским, немецким, австрийским, шведским, итальянским и русским матерям и умиравших на этой изжелта-зеленой плоскости.

Мы осмотрели мемориальные памятники, разбросанные тут повсюду (объяснения давал Макс Шульц, оказавшийся большим эрудитом в области истории), и поспешили туда, где были назначены торжества, — в Лейпциг, к подножию памятника в честь битвы народов. Памятник этот представляет собой этакий грандиозный колокол, увенчанный фигурами разноплеменных солдат.

У меня было такое впечатление, что на праздник явился буквально весь Лейпциг. Тем не менее царил образцовый порядок. Его поддерживали рабочие-дружинники. Нас с Шульцем они пропустили через свою цепь, и мы сели на скамью для гостей вблизи ораторской трибуны. Праздник был пышным и блистательным, с фанфарами, с выступлением самодеятельного хора из 800 человек (Макс Шульц, всматриваясь, обнаружил наконец среди этих 800 поющих женщин, мужчин и детей и свою дочь-школьницу), с докладом и приветствиями.

Профессор Норден, один из руководителей Социалистической единой партии Германии, темпераментно и обстоятельно говорил о народных массах как о главной движущей силе истории и проводил интересные параллели между 1813 и 1963 годами.

— Германская Демократическая Республика — будущее Германии, — сказал он в заключение. — Мы говорим «нет» альянсу боннских и парижских империалистов, который так же реакционен, как и альянс французского императора и немецких князей начала XIX века. Мы говорим «да» демократическому союзу борьбы за мир народов Германии и Франции.

Потом играли военные оркестры, наш и немецкий, потом церемониальным маршем с зажженными факелами в руках четко прошли у подножия памятника солдаты немецкой демократической армии, — их встретили овациями и бурей аплодисментов. И, наконец, начался фейерверк. Это была такая пиротехника, какой я лично за всю свою жизнь еще не видел! Прожекторы погасли, и весь памятник в наступающей темноте окутался багровым дымом и пламенем. Казалось, что лейпцигская битва разыгрывается заново вот тут, перед нашими глазами. Гремели залпы. Бенгальские звезды и медузы всех цветов взлетали к небу, и черные холодные хлопья падали нам на головы.

Мальчишки свистели и визжали от наслаждения.

На следующий день мы поехали посмотреть русскую церковь, сооруженную в 1913 году в честь русских солдат и офицеров, погибших в сражении при Лейпциге.

Церковь воздвигли в 1913 году в основном на деньги донских казаков, почтивших память своих дедов, павших под Лейпцигом. Донские казачьи полки понесли в битве народов очень тяжелые потери.

Церковка восхитительна по своим архитектурным формам и пропорциям — высокая, стройная, узкая, похожая на одинокую березку. Построил ее профессор Покровский, знаменитый русский архитектор, работавший и в советское время.

Среди мемориальных досок в честь русских казачьих, гусарских, драгунских, егерских, гренадерских полков и отдельных батальонов, принимавших участие в лейпцигском сражении, я увидел доску пехотного Тенгинского полка — того самого, в котором впоследствии служил на Кавказе опальный поручик Лермонтов.

Среди венков в церкви на самом почетном и видном месте лежит венок от советских воинов.

Гитлер не любил Лейпцига. Он его настолько не любил, что ни разу за все время своего владычества не осчастливил город своим посещением. И не потому, конечно, что Лейпциг ему не нравился. Лейпциг не может не нравиться: это был (и есть!) один из самых красивых, самых оживленных и самых эффектных городов Германии. Здесь шумели (и шумят!) знаменитые ярмарки. Леипцигская химия, пушное дело и книгопечатание известны всему миру. Прекрасны светло-зеленые сады и парки Лейпцига, его широко распахнутые площади, его дивная готика, выраженная щедро и ярко в таких исторических памятниках, как старая городская ратуша, как церковь, в которой играл на органе сам Иоганн Себастьян Бах и пел созданный им прославленный хор мальчиков, как величественная Петерскирхе…

Гитлер, бывший маляр, несостоявшийся художник, мог бы, наверное, оценить красоты Лейпцига, но не захотел: уж очень претили ему революционные традиции этого города. Сильная коммунистическая организация рабочего Лейпцига была бельмом на глазу у фашистского диктатора. Не случайно именно Лейпциг фашисты избрали местом, где был разыгран судебный фарс, вошедший в историю под названием процесса о поджоге рейхстага.

И как же жестоко посмеялась жизнь над бесноватым фюрером! В том самом Лейпциге, который он так не любил, в том самом здании, где происходил фашистский суд над Георгием Димитровым и его товарищами, открыт музей памяти мужественного болгарского революционера-коммуниста! Та же дубовая скамья, где сидели подсудимые, стоит в зале, вернее, в комнате, где происходил суд, те же портреты императоров и королей в мундирах с лентами через плечо висят на стенах. Все уцелело, все оставлено так, как было тогда, при Гитлере. Но тут же висит и знаменитый сатирический антифашистский фотомонтаж: великан Димитров как бы нависает угрожающе-неотвратимо над широкозадым карликом Герингом в лакированных крагах.