Читать онлайн «Георгий Иванов». Страница 2

Статья Г. Иванова "Стихи в журналах 1912 г." появилась в том же номере "Аполлона", в котором опубликованы были акмеистические манифесты Гумилева и Городецкого. Она явилась фактически первым образцом акмеистической статьи. Гумилев и Городецкий опубликовали именно манифесты. А ранее в "Гиперборее" и "Аполлоне" акмеистическая критика была представлена лишь лаконичными рецензиями. Статья Г. Иванова по существу относится к традиционному в русской журналистике жанру - обзору журналов. Такие статьи во множестве писал, например, Садовской для "Весов". Нового в статье Г. Иванова - только новая художест-венная ориентация, но самый этот факт придает статье историческое значение.

Г. Иванов становится постоянным сотрудником "Аполлона" - для начинающего автора, пожалуй, наилучшая в тех условиях школа. К этому времени он заканчивает кадетский корпус и поступает вольнослушателем в Петербургский университет. "Там в 1912-1913 гг.. - писал поэт В. Злобин,его часто можно было встретить в знаменитом университетском коридоре в обществе Г. Адамовича, О. Мандельштама и сына Бальмонта". По словам Адамовича, "романо-германское отделение университета стало чем-то вроде штаб-квартиры молодого, недавно народившегося акмеизма". Предвоенные годы были самыми счастливыми в творческой судьбе Г. Иванова. Этот мотив беззаботности, юности, свежести чувств и веселья звучит в стихотворении Мандельштама "Царское село", посвященном Г. Иванову. Тот же мотив слышится в стихах еще одного поэта-петербуржца В. Сумбатова, вспоминающего "особенный свет" эпохи:

Ахматова, Иванов, Мандельштам

Забытая тетрадь "Гиперборея"

Приют прохожим молодым стихам,

Счастливых лет счастливая затея.

Особенность счастливых лет - быстрое творческое развитие. Между "Отплытьем на о. Цитеру" и второй книгой - "Горницей" - дистанция поистине огромного размера. А в критике? Он регулярно пишет обзоры о новых стихах, продолжая работать в том же жанре и после революции. Эти обзоры и рецензии, взятые вместе, представляют своеобразную историю русской поэзии. Но по сравнению с любой систематической историей поэзии, в статьях Г. Иванова ощущается дыхание современности, чувствуется живой литературный процесс с его пристрастиями и предпочтениями, хотя по тону своему это по-прежнему объективная критика в традициях Гумилева. Это главным образом критика акмеиста даже в своих негативных эпитетах. Если он отмечает, что стихи Поликсены Соловьевой "бесцветны", то за этим стоит акмеистическое требование сбалансированной яркости, живописности, ибо акмеизм пытался освоить приемы живописи в той же мере, как символизм - приемы музыки. А по части владения живописными приемами Г. Иванов превзошел других акмеистов и разработал, например, приемы светописи, особенно зримые в его прелестной книжке "Вереск", отпечатанной в конце 1915 г. (хотя на титульном листе значится: 1916).

С другой стороны, цитирование И. Анненского как авторитетного критика - опять же приз-нак акмеистической критики, ибо для этой школы Анненский предтеча и учитель. Чувствуется присутствие и другого авторитета Гумилева. Так, говоря об известном в свое время сборнике Садовского "Самовар", Г. Иванов пишет: "Один критик сравнил Б. Садовского с человеком, неспособным к завоеваниям, но полезным в качестве колониста в завоеванных уже областях". Этот критик - никто иной как Гумилев, писавший: "В роли конквистадоров, завоевателей, наполняющих сокровищницу поэзии золотыми слитками и алмазными диадемами, Борис Садовской, конечно, не годится, но из него вышел недурной колонист в уже покоренных и расчищенных областях" ("Аполлон", №1,1909).

Концепция вкуса остается в статьях Г. Иванова важнейшей, но она углубляется. Так, говоря о стихах Блока, он употребил выражение "провидение вкуса", связав это понятие не только со школой, которую прошел поэт, не только с историко-литературным окружением, но и с "тайной гармонического творчества". Эта тайна скрыта в самой природе лиризма. Она постигается только избранными. Иное имя для лиризма - божественная грусть. "Веселенькой" лирики не бывает,- пишет Г. Иванов. В лиризме все настоящее "пронизано лучами некой грусти". Таким образом, результатом "провидения вкуса" является "просветленная простота". Эти утверждения близки поэтике символизма, тем более что возникли они в результате размышления над стихами Блока. Но "провидение вкуса" - последняя инстанция в этом анализе. Следующий шаг повел бы к метафизике, а это для акмеиста почти табу. Поэтому критик идет не к таинственному источнику "провидения", а к его результату. Результатом такого провидения является "просветленная простота". И здесь критик опять на твердой почве, ибо это определение есть лишь парафраз знакомого "кларизма", в свое время декларированного протоакмеистом Кузминым, а затем подхваченного акмеистами.

Достаточно этих высказываний, чтобы понять, что акмеизм переживал кризис. В феврале 1914 г. закрылся "Гиперборей". Затем по предложению Ахматовой и Мандельштама приостановлен был Цех поэтов. Гумилев ушел добровольцем в армию. Еще существеннее, что сам литературный процесс начинает принимать иной облик. Как всякий подлинный критик, Г. Иванов оказался одаренным интуицией исторического времени. В его статьях намечается историко-культурный подход. Его отзывы о конкретных книгах деликатно инкрустированы историческими обобщени-ями. В одной из статей, например, он замечает: наше время, хотя и эстетическое, но порядком безвкусное. А говоря о Блоке, наблюдая в его стихах "в веках теряющуюся духовную генеалогию", он делает выпад против "синдика" Гумилева: "Когда читаешь такие стихи, ясным становится, как, в конце концов, не нужны истинным поэтам все школы и "измы", их правила и поэтические "обя-зательные постановления". Впрочем, Г. Иванов, несмотря на подобные отступления, свидетельст-вующие только о самостоятельности его пути, остался до конца верен многим заветам акмеизма.

Природа поэтического творчества не исчерпывается для Г. Иванова ни мастерством (как одно время для Брюсова: поэзия - ремесло не хуже любого другого), ни цеховыми "экзерсисами". Лирический подъем и "настоящая любовь поэта к своим трудам" не могут быть смоделированы. Отсюда, впоследствии, неприятие формализма как критического метода, а еще ранее - не игровое, как у кубо-футуристов, и не игривое, как у эго-футуристов, а серьезное, как у Блока и Гумилева, отношение к поэзии. Говоря о новой книге В. Курдюмова, в качестве главного достиже-ния поэта Г. Иванов отмечает его "серьезное отношение к поэзии". Подлинное стихотворение есть эстетический микрокосм. Без серьезного отношения к поэзии, т. е. без связи с иррациональным началом, которое одушевляет стихотворение, поэт производит только восковые куклы, манекены. Мертвое мастерство модернистов, жеманные выверты последователей Северянина, надуманный "неумный пафос" Городецкого, его же народничанье - все это остается только в области литера-турных приемов. Отличить имитацию (восковую куклу) от стихотворения-микрокосма - одна из задач критики. Она тем более ответственная, что в эпоху модернизма "мы все привыкли быть ценителями великолепных фальсификаций". Другие требования к стихотворению основаны либо на богатой к тому вермени акмеистической традиции, либо на субъективных предпочтениях. "Чувство языка" связывается с акмеистическим понятием вкуса и интенсивной природой слова, в отличие от экстенсивной у символистов. Акмеистическим является и взгляд на книгу стихотворе-ний скорее как на "изборник", чем сборник. Изборник - это не просто коллекция стихотворений, а поэтическая книга, в которой каждое стихотворение есть звено целого. Что же касается требования "звонкого" энергичного стихотворения, то в этом сказалось временное предпочтение самого Г. Иванова, писавшего именно в это время "звонкие" стихи:

Опять на площади Дворцовой

Блестит колонна серебром.

На гулкой мостовой торцовой

Морозный иней лег ковром.

* * *

К 1916 г. Г. Иванов - автор четырех книг. Имя его хорошо известно. Весь тираж "Отплытия" и "Горницы" разошелся. Третья книга - "Памятник славы" - хотя и содержала отличные стихо-творения петербургского цикла, в целом оказалась единственной неудачной из всех написанных им книг. Зато четвертая - "Вереск" - была подлинным достижением и осталась в нашей поэзии, как и другие лучшие книги акмеистов: "Чужое небо", "Колчан", "Четки", "Камень", "Цветущий посох" и другие. К 1916 г. он не только постоянный сотрудник "Аполлона", но и "маститый лукоморец", т. е. один из основных сотрудников еженедельника "Лукоморье". Еженедельники становятся характерной частью литературного процесса. Г. Иванов писал в "Аполлоне": Перелистывая толстые журналы за последние годы, мы не найдем столько блестящих имен, сколько их появилось только за один месяц в еженедельниках. "Ремизов, Сологуб, Брюсов, Кузмин, почти все наши выдающиеся поэты постоянные сотрудники всех этих бойких и ходких еженедельников". В бойком и ходком "Лукоморье" мы находим не только стихи Г. Иванова (многие из них не попали ни в один из его сборников), но и раннюю художественную прозу. Более ранние публикации его рассказов неизвестны.