Читать онлайн «Газета Завтра 203 (42 1997)». Страница 17

— Сейчас я вам врублю, — пообещал полковник, и к вечеру, переписав на кассету все пластинки своего нового друга, спустился на лестницу к этим подросткам с песней о Красной Армии на полную мощь.

Теперь на каждом митинге оппозиции в Новосибирске можно было видеть старый “москвич” с магнитофоном на крыше. Обычно Всеволод во всем своем ярко-русском облике и спортивности, одетый по случаю публичности в костюм из лавсана с расклешеными брюками, как носили в семидесятые годы, стоял, оперевшись локтем о верхний багажник агитмашины, и как бы охранял магнитофон на кабине, а заодно раздавал всем желающим листовки, в которых печатными буквами рукой опытного чертежника индивидуальных бомбоубежищ были написаны и отпечатаны на ксероксе городского общества Ветеранов программные призывы. А полковник Егоров, сидя в кабине, в перерывах между песнями, с помощью того же “Шарпа”, озвучивал эти лозунги:

— Долой предателей Родины! Да здравствует Фидель! Мы с вами, корейские братья!..

Понемногу сколачивалась организация. Первой прибилась к “вольным минерам” (так решили назваться Топольков с Егоровым) безымянная женщина, вся обвешанная советскими значками и рыболовными колокольчиками. Потом к ним пристала частушечница тетя Валя. Иногда полковник позволял ей сесть в кабину и покричать в микрофон. Был принят под роспись как мужчина и воин торговец газетой “Молния”, травмированный на производстве танковых орудий.

И еще много других замечательных людей Новосибирска всегда отирались возле командирского “москвича” на митингах. Они кричали, спорили, жаждали растерзать какую-нибудь контру.

Самый молодой из них, высокий и красивый Всеволод чувствовал себя в этом окружении негласно избранным на главную роль и был готов на все. Случай скоро представился. В город приехал Горбачев.

В тот день полковник Егоров, пыля колесами и скрипя тормозами, зарулил на своем “москвиче” в знакомый двор. Любимых песен было не слыхать. Он сразу кинулся по подведомственным подъездам. Нашел Всеволода при исполнении в кургузом тесном сатиновом халате уборщика на одной из лестничных клеток. Мужик сворачивал шею швабре — мощными десницами выкручивал тряпку. Вода лилась по ступенькам под наваксенные кирзачи полковника, который сдвинул фуражку на затылок и расстегнул верхние пуговицы кителя для освобождения дыхания.

— Кончай хозработы, ефрейтор! Слушай мою команду. За мной!

По двору он маршировал впереди, промокал платком пот на шее и задерживал руку у затылка, чтобы хоть немного унять тряску головы. А сзади с ведром грязной воды и со шваброй на плече печатал шаг желтокудрый Всеволод.

В штаб-квартире своего подчиненного полковник в изнеможении сел в кресло и приказал:

— Неси бутылку. Будем делать коктейль Молотова. В двенадцать Горби выступает на Станкостроительном. Кончим с этим Иудой одним решительным ударом. Вот ключи от машины. Шланг в багажнике. Подсоси бензина из бака. Остальные инструкции получишь по дороге на передний край. У нас полчаса. Рекогносцировку провести не успеем. Но расчет сил и средств есть. Рубеж выдвижения есть. Время “Ч” есть. Все по Уставу. Живо, живо, Топольков!

Через минуту подметала-ефрейтор уже отвинчивал крышку бака красного “москвича”. Что-то подозрительно звонко в нем отдавалось скольжение по резьбе, похоже, горючего было на нуле. И точно, когда Топольков, стоя на коленях, цедил из трубки в бутылку, — и поллитра не набралось.

С тревожной вестью он выметнулся через четыре ступеньки, широкими гимнастическими хватами за перила к себе на третий этаж, и они с полковником в мучительной спешке стали решать: или коктейль Молотова делать и пешком достичь Станкостроительного завода, или мчать на машине безоружными. Очень убедительным показалось командиру террористической группы движение сильных рук Всеволода, каким он только что выжимал половую тряпку.

— Я его и так, товарищ полковник!..

Вылили обратно в бак бензин из бутылки и помчались на машине по широким, зеленым улицам родного города. Полковник нервничал, рвал сцепленье, мотор чихал — на последних каплях подскочили к заводской проходной. Успели только-только.

Толпа человек в пятьдесят обступила белый “мерседес” губернатора, из которого вылезал всем известный человек с черной отметиной на лбу. При виде его женщина с колокольчиками запрыгала и вся зазвенела. Ее подруга выкрикнула хулиганскую частушку. А бывший специалист по расточке танковых стволов потупился и о чем-то крепко задумался.

Никто не заметил, как полковник Егоров горячо и страстно схватил руку Всеволода и прошептал: “Вперед!”

И Топольков в нелепом халате уборщика, в больших галошах на босу ногу, в закатанных до колен трико, обнаживших мощную гидравлику икр, пробил толпу грудью и без размаха, как-то задумчиво и с виду неуверенно, но с огромной скрытой мощью, хлобыстнул Горби по голове, почти что по шее. Загорелый череп с печатью избранничества тряхнуло. Носитель его юркнул обратно в “мерседес” с закопченными окнами.

А Всеволод на несколько секунд окаменел, будто вырубленный из мрамора олимпийский бог — с легким изящным выбросом мускулистой полусогнутой руки, слегка присевший для устойчивости, подавшись вперед кудрявой головой.

И ничего, что его потом заломали телохранители и агенты в штатском, порвали его халат и разбили губу. Он все равно останется нашим национальным героем, и когда-нибудь ему здесь поставят памятник в таком виде. Ничего, что, затолкав его в автозак, кинули следом лишь одну галошу. Зато другую успел схватить полковник Егоров и прижать к груди как дорогую реликвию.

Он ее сохранил до освобождения Всеволода из-под стражи по амнистии, в мае текущего года.

Александр Дугин

ЛИБЕРАЛ-ТОТАЛИТАРИЗМ

Что является доминирующей идеологией современного Запада и его геополитического авангарда — Соединенных Штатов Америки? Это совершенно не праздный вопрос. Он затрагивает напрямую каждого из нас. Будем откровенны: мы проиграли глобальный геополитический конфликт. Мы побеждены. И поэтому обязаны знать точно и строго — кто в новых условиях является хозяином планетарного расклада сил, каковы основные черты его мировоззрения, что он думает о мире, истории, судьбе человечества, о нас самих? Это необходимо всем — и тому, кто намерен смириться и покорно служить новым господам, и тому, кто отказывается принимать такое положение дел и стремится к восстанию и отвоеванию новой геополитической свободы. Нам внушили мысль, что на Западе вообще нет никакой идеологии, что там царит плюрализм позиций и убеждений, что каждый волен верить во что угодно, думать, говорить и делать все, что угодно. Это — абсолютная ложь, пропагандистский ход, заимствованный из арсенала “холодной войны”. На самом деле, на Западе существует доминирующая идеология, которая не менее тоталитарна и нетерпима, нежели любая другая идеология, только ее формы и принципы своеобразны, философские предпосылки инаковы, историческая база в корне отлична от тех идеологий, которые привычны и известны нам. Эта идеология — либерализм. Она основана на догме об “автономном индивидууме” (т. е. на последовательном индивидуализме), “прикладной рациональности”, вере в технологический прогресс, на концепции “открытого общества”, на возведении принципа “рынка” и “свободного обмена” не только в экономический, но в идеологический, социальный и философский абсолют.

Либеральная идеология является “правой”, в узко экономическом смысле, и “левой” — в смысле гуманитарной риторики. Причем все иные сочетания правого с левым, или просто правое и левое сами по себе либерализм отвергают, демонтируют, маргинализируют, выносят за кадры официоза. Либерализм тоталитарен по-особому. Вместо прямых физических репрессий против инакомыслящих, он прибегает к тактике мягкого задавливания, постепенного сдвига на окраину общества, экономического удушения диссидентов и оппонентов и т.д. Но факт остается фактом: доминиру- ющая идеология Запада (либерализм) активно борется с альтернативным и политико-идеологическим проектами, используя для достижения своих целей методы более тонкие, более “мягкие”, более отточенные, чем иные формы тоталитаризма, но от этого только более эффективные. Либеральный тоталитаризм не брутален. не открыт, но завуалирован, призрачен, невидим. Однако от этого он не менее жесток. Наличие у Запада “доминирующей идеологии” постепенно все яснее обознается и в нашем обществе. Наивность ранней перестройки и мечты о “плюрализме” и “демократии” постепенно улетучились даже у самых ярых реформаторов. Реальность либерализма и идеологии либера- лизма стала очевидной, а следовательно, мы пришли к большей определенности. Сторонники Запада с необходимостью должны отныне разделять все идеологические предпосылки конкретного либерализма (а не какой-то туманной “демократии”, под которой каждый понимал что-то неопределенное), его противники объединяются неприятием этой идеологии. Это более или менее понятно. Но у либерализма есть еще один, более скрытый пласт. Речь идет о некоторых богословских и религиозных предпосылках, которые, в конечном счете, привели Запад именно к той идеологичес- кой модели, которая в нем укоренилась сегодня и стала доминирующей. Этот пласт не столь универсален и однозначно признан, как вульгарные штампы “открытого общества” и “прав человека”, но, тем не менее, именно он является базой и тайным истоком главенствующей на планете либеральной идеологии, которая сама по себе — лишь вершина айсберга. Речь идет о протестантской эсхатологии.