Читать онлайн «Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России». Страница 28

Сложно измерять миролюбие количественно, и, тем не менее, это понятие относительное. Да, действительно Америка хотела бы жить в мире. Но в каком мире? В мире, в котором не осталось тиранов и других деспотов, покушающихся на свободу своих сограждан. Да, Америка отвечает военными действиями, только если ее спровоцировали. Но что она считает провокацией? Покушение Турции на свободу греков, как в 1821 году, и гипотетическое намерение Саддама Хусейна получить оружие массового уничтожения, как в 2002 году?

Америка не стремится избежать войны. Она стремится примирить войну с восприятием себя как миролюбивой нации, маневрированием, провокацией или кажущейся слабостью приглашая оппонента выстрелить первым, с тем чтобы потом представить «напавшему» все американское могущество в его кинетической силе и моральной праведности.

Начиная с Декларации независимости в 1776 году, внешнеполитический путь Америки состоял в череде односторонних заявлений своих интересов без всяких консультаций и учета мнения других стран. Как в случае доктрины Монро и многочисленных поправок к ней, Соединенные Штаты просто ставили другие нации перед свершившимся фактом своих внешнеполитических намерений.

Геополитическая изолированность страны в сочетании с неограниченными ресурсами на протяжении всей ее истории давала Америке свободу действий, невиданную для европейских государств. Соединенные Штаты были полновластными и неуязвимыми хозяевами своего положения, были свободными в выборе действий — или бездействия, без консультаций и координации с кем бы то ни было.

Еще одним важным фактором в формировании одностороннего подхода к мировым делам стало отсутствие опыта жизни в системе баланса сил европейского образца.

Система баланса сил является основным форматом международных отношений, который практиковала Европа и вместе с ней Россия. На протяжении всей своей истории Европа представляла собой различные комбинации из множества государств, которые, как в калейдоскопе, складывались в фигуры альянсов. По определению, система баланса сил не могла полностью удовлетворить желания ни одного из членов: ее целью было поддерживать неудовлетворенность не ниже того уровня, который бы заставил кого-то из ее участников разрушить действующую систему и построить новую в свою пользу. Интеллектуальной базой баланса сил служила философия эпохи Просвещения, определявшая, что политическая сфера, так же как и экономическая, функционирует согласно рациональным принципам, уравновешивающим друг друга.

Баланс сил обязывает государства к скрупулезному анализу возможных результатов каждой внешнеполитической акции, значительно сокращает маржу для маневра и заставляет платить высокую цену за ошибки. Америка же, с ее обширнейшими территориями, немногочисленными слабыми соседями и естественной защитой, обеспечиваемой океанами, могла позволить себе делать размашистые, невыверенные внешнеполитические шаги. С соседями — индейцами и мексиканцами — тонкое дипломатическое балансирование не практиковалось; просчеты не грозили Америке территориальными потерями.

В итоге Соединенные Штаты взяли привычку не тратить много времени на раздумья при принятии внешнеполитических решений, не планировать на отдаленную перспективу, не обременять себя попытками предугадать реакцию других сторон. Сложно представить себе, что после двухсотлетней практики такого подхода Америка по собственной воле изменила бы его. Империя, как пишет Генри Киссинджер, не заинтересована в создании какого-либо международного порядка — империя сама стремится стать международным порядком.[137]

Односторонний подход во внешней политике тесно переплетается с традицией изоляционизма, и оба эти свойства проявляются в недоверии к международным организациям и соглашениям. Международные соглашения, требующие жертв и обязательств, по мнению Анатоля Ливена, кажутся американцам кознями враждебных вероломных чужаков и отвергаются во имя безопасности и самозащиты. Еще первый президент Соединенных Штатов Джордж Вашингтон в 1796 году предупреждал о нежелательности постоянных альянсов: «Неблагоразумно вовлекать себя искусственными связями в повседневные превратности европейской политики… Наше обособленное и отдаленное положение предполагает и позволяет нам следовать другим путем».[138] Членство США в Лиге Наций, любимом детище президента Вильсона, усилиями влиятельных республиканских сенаторов так никогда и не было одобрено конгрессом. В 1998 году, в унисон первому президенту, одна из лидеров христианских консерваторов Филлис Шлэфлай произнесла известную речь «Опасайтесь клинтоновской сети соглашений». «Глобальные договоры и конференции представляют собой прямую угрозу для каждого американского гражданина. Они сокращают наши права, свободу и суверенитет, — говорила она. — Мы, американцы, обладаем такой уникальной, такой бесценной конституционной республикой, что было бы полным сумасшествием смешиваться с любой другой нацией. Принципы жизни, свободы и собственности не могут быть соединены с принципами геноцида, тоталитаризма, социализма и религиозного преследования. Мы не можем доверять соглашениям и договорам с неверными».[139] В подтверждение своей точки зрения г-жа Шлэфлай приводила цитаты из Второго послания к Коринфянам св. апостола Павла.

Категорический отказ от подписания Киотского протокола и от присоединения к Международному уголовному суду, систематическое высмеивание Организации Объединенных Наций представляют собой современное проявление американского изоляционизма и одностороннего подхода во внешней политике. «Покорная международная гражданственность» рискует погасить светоч демократии и справедливости во всем мире, считает влиятельный консервативный комментатор Washington Post Чарльз Краутхаммер. Как отмечает Анатолий Уткин, тезис «Америка может избежать трагической судьбы только в том случае, если сознательно сбросит с себя оковы созданных после Второй мировой войны организаций, начиная с ООН», стал лейтмотивом неоконсерваторов.[140]

Односторонность и непросчитанность действий вместе с краткосрочностью внешнеполитического планирования ведут к тому, что альянсы, которые Америка заключает с другими странами, отличаются злободневным и скоротечным характером. Часто США воюют против стороны, которую они поддерживали пятнадцать лет назад. В конце 2001-го первоочередной целью американских войск в Афганистане стал один из лидеров афганского джихада Гульбеддин Хекматияр, который в 1980-е годы был крупнейшим получателем оружия от ЦРУ в своей борьбе против Советского Союза. Свергнутый Бушем в 2003-м Саддам Хусейн получал активную помощь от президента Рейгана в войне против Ирана 1980–1988 годов.

Поражение Республиканской партии на выборах в конгресс в ноябре 2006 года должно было скорректировать курс внешней политики США, считали многие: «Ковбой ушел в отставку. Принцип многосторонних отношений вернулся. Воцарилась дипломатия», — иронизировал Чарльз Краутхаммер.[141] Ничего подобного. Даже самые убежденные практики односторонних действий могут прибегать к многосторонности в двух случаях, уверяет Краутхаммер: во-первых, когда союзники способны чего-то добиться, и, во-вторых, когда все равно ничего сделать невозможно, и многосторонний подход дает возможность сказать «вот видите, мы попытались». Так, в случае шестисторонних переговоров по Северной Корее, «прикрытия для безнадежно проигранного дела» — «ничего плохого в такой многосторонности нет». В отношении Ирана, продолжает Краутхаммер, цель «замысловатых упражнений в многосторонности» состоит в том, чтобы такой «демонстрацией исключительной воздержанности и терпеливости, возможно, купить согласие наших ближайших союзников — Британии, Германии и Франции — на военные действия».

Односторонний подход Соединенных Штатов к решению внешнеполитических вопросов полностью соответствует национальной идентичности и традициям внешней политики, и ожидать изменений в нем нет причин — может изменяться лишь степень односторонности вместе с циклическими колебаниями американской внутренней политики.

Фундаментальная черта и отличие американской системы от российской состоит в ее посвященности человеку: американское государство было создано ради человека, во имя человека и на службу ему — если этот человек является гражданином США. Исключительную устойчивость, неизменность и легитимность американской системе дает, во-первых, происхождение ее основополагающего принципа, свободы и достоинства человека, от высшего и неопровержимого источника — Бога. Во-вторых, заложенные в основу системы фундаментальные человеческие инстинкты — духовное стремление к свободе и материальное стремление к благополучию — обеспечивают принятие ее принципов всеми гражданами, убежденную верность граждан этим принципам и их заинтересованные усилия к поддержанию и укреплению системы.