Читать онлайн «Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России». Страница 18

Высокое положение и непререкаемость законов воспитали в Америке тяжебное общество, в котором большая часть конфликтов решается через суд. Движимые защитой своих прав от государства или сограждан, американцы прибегают к юридической поддержке по малейшему поводу. Особенно ярко это проявляется в государственной и корпоративной практике, где юристы часто вносят определяющее мнение в процесс принятия решений. Сутяжный характер общества значительно увеличивает операционные расходы государства, компаний и граждан и возводит юридическую профессию в отдельный ранг: «Потребность в юристах и высокое уважение к их знаниям все больше и больше отделяют их от народа и, в конце концов, ставят их в отдельный класс», писал Токвилль в 1830 году.[81] Число юристов на 100 000 населения в Америке составляет 312 человек — идущая следом Германия имеет показатель в 190 человек, Британия — 134 человека. Расходы на юридическое консультирование в Америке составляют внушительные 2,4 % от ВВП страны, в сравнении с 0,5 % для Германии и Британии.[82] Чрезмерно разросшийся легализм американской системы отражается в трех явлениях: принятии очередного слоя законов, ограничивающих поводы для судебных преследований; низком доверии к профессии юриста — 41 %, в сравнении с 68 % в России;[83] и богатом национальном юморе, где «юрист» является субъектом многочисленных анекдотов.

Вместе с «неотчуждаемыми правами» на жизнь и на свободу Декларация независимости США гарантирует человеку право на «стремление к счастью», имеющее главным образом материальную суть. Стержневым принципом, на котором зиждутся материальные и экономические конструкции либерально-демократической системы, является понятие частной собственности.

Уникальность американского понимания частной собственности состоит, во-первых, в ее «святости»: поскольку право на «стремление к счастью» происходит из того же источника, что свобода и достоинство человека — от Бога, то частная собственность столь же неприкосновенна и «неотчуждаема», что и человеческая жизнь. Такое видение находится в ярком контрасте с российской практикой, в которой собственность за один лишь XX век переходила от царя и господ к государству и партии и наконец стала «частной», но без всяких признаков святости и неотчуждаемости. Согласно основателю либерализма Джону Локку, поскольку человек является безусловным владельцем своей жизни, значит, он владеет результатами своей жизнедеятельности и может обменивать эти результаты в свободной торговле с другими. «Как не может человек существовать без тела, так не могут права существовать без возможности своей реализации: думать, работать и получать результаты значит — обладать собственностью», выражает видение либералов Айн Рэнд.[84]

Во-вторых, частная собственность и экономические свободы неотделимо связаны с политическими свободами: происходящие от естественных прав человека, они взаимно дополняют и обеспечивают друг друга. Человеческое достоинство не может процветать в нищете, лишенное возможности улучшить свое благосостояние. Для Локка свободное пользование собственностью является условием политического участия. Милтон Фридман в 1962 году подтверждал, что «Свобода в экономических делах является элементом свободы в более широком смысле, так что экономическая свобода — это самоцель… Экономическая свобода также является необходимым средством для обеспечения политической свободы».[85]

Если задача правительства состоит в соблюдении общей свободы человека, то она естественным образом распространяется и на экономическую свободу. «Причина, по которой люди объединяются в общество, состоит в сохранении их собственности», — определяет Джон Локк во «Втором трактате о гражданском правительстве», написанном в 1690 году.[86] Джеймс Мэдисон на основе идей Локка провозглашал: «Правительство учреждается для защиты собственности всех типов: как состоящей в различных правах людей, так и отдельно именованной этим термином. Это является конечной целью правительства, и только то правительство справедливо, которое надежно защищает то, что принадлежит каждому человеку.[87] Четырнадцатая поправка к Конституции, введенная в 1886 году, еще раз подтверждает политические и экономические права в одной связке: „Ни один штат не должен издавать или приводить в исполнение законы, ограничивающие привилегии или неприкосновенность граждан Соединенных Штатов; ни один штат не должен лишать кого-либо жизни, свободы или собственности без надлежащей правовой процедуры и не может отказать лицу в пределах своей юрисдикции в равной защите законов“».

Согласно Адаму Смиту, ожидание прибыли от «улучшения состояния имеющегося основного капитала» основывается на праве частной собственности, и вера в собственность стимулирует ее владельца к ее разработке, генерирует благосостояние и эффективно распределяет ресурсы, основываясь на законах рынка. Рынок — еще одно обожествленное понятие в американской системе ценностей. В американском сознании и подсознании рынок, как Бог, действует «невидимой рукой», окутан не разгадываемой тайной и внушает трепет непредсказуемыми спадами и подъемами. Он превращает идеи в деньги, как алхимик — вульгарный металл в золото.

Истоки специфического американского понимания частной собственности, рынка и капитализма многочисленны и берут начало в религиозных, культурных и исторических особенностях американского пути.

Протестантская этика, подробно описанная Максом Вебером, сыграла уникальную роль в понимании материальных ценностей американцами. В то время как православие и другие религии видят обогащение в негативном свете и считают стяжательство грехом, протестантизм (кальвинизм в особенности) оценивает рациональное стремление к материальной выгоде позитивно и с духовной, и с моральной точки зрения. В годы Реформации в XVI веке, отвергнув учение римской католической церкви, протестанты тем самым психологически лишили себя спасения через веру в церковные таинства и полномочия церковной иерархии. Тяжелый труд, отказ от роскоши, вместе со строгой практикой религии, могли показать другой путь к спасению. Так американский протестантизм обрел видение труда и получения прибыли от него как знак избранности.

Либерализм, в унисон протестантской этике, представлял индивидуальное стремление к обогащению не как эгоистичную, а как добродетельную склонность. Труд и экономическая деятельность в американском понимании есть не только право, но и обязанность человека. Труд и получение прибыли несут пользу человеку. Более того, они несут пользу и обществу: согласно Локку, собственность служила фундаментом цивилизованного общества. В либеральной концепции жизни, по видению Адама Смита, «каждый человек живет обменом или в какой-либо степени торгует».

Джон Локк воплощал здравый смысл поколения, истощенного религиозными и гражданскими войнами и более чем готового извлечь выгоду из колониализма и представленных им коммерческих возможностей. Согласно историку идей Питеру Уотсону, открытие Америки привело к тому, что внутри Европы баланс сил сместился от средиземноморских стран к странам на побережье Атлантического океана, географически расположенным более удобно для развития торговли с Америкой и Вест-Индией. С развитием торговли изменилась и политика между государствами: торговые противоречия возобладали над религиозными и династическими конфликтами. Общее увеличение благосостояния и рост коммерческого влияния на правительство акцентировали важность собственности и свободы, необходимых для преследования индивидуальных деловых инициатив. Эти обстоятельства, согласно Уотсону, создали среду, благоприятную для появления учение Локка.[88] Своим учением Локк дал ответ на главный вопрос, беспокоивший зарождавшийся класс коммерсантов в Англии: страх того, что, как во Франции, государство вмешается в торговые дела. «Никакая власть не может отобрать у человека его собственность без его согласия», сформулировал Локк желание собственников.

Свобода и богатые земли Нового мира дали полную волю материалистическим устремлениям поселенцев, которые давно созрели, но не имели возможности реализоваться в Англии. Там, где взыскательные ограничения аскетического протестантизма сталкивались с материальными искушениями, последние часто побеждали: слишком соблазнительные возможности представлял неосвоенный континент с неограниченной землей и возможностями для людей, ранее ограниченных властью монарха и социальной иерархией. Либеральный экономический этос «первенцев» коммерческого века определил дух нового времени, и направляющие принципы этого духа состояли «не в социальной стабильности, порядке и дисциплине нравов, но мобильности, росте и получении удовольствия от жизни».[89] Жизнь в колониях Вирджинии представляла собой картину безудержного и беззаконного капитализма: «уродство частного предпринимательства, временно оперирующего без сдержек», «жадность, усиленная неограниченными возможностями, создавала состояния для немногих и нищету для многих». Она также была первым шагом «в направлении системы труда, которая рассматривала людей как вещи».[90] Буйный американский капитализм вскоре начал ограничиваться законами и институтами, заимствованными в английском праве.