Читать онлайн «Сетевые публикации». Страница 78

Рабочий момент концепции: следует начать переписывание истории со Страбона и Тацита или ограничимся корректурой трудов 20-ого века — пока не вставал.

Но если и встанет такой вопрос, его разрешить будет легко.

Лишь с написанием программы оппозиции возникают трудности, скажем: нужно ли оппозиционеру, если он украл народную собственность в особо крупных размерах делиться уворованным с так называемым народом? Ответ делается несущественным, если укрупнить задачу и переписать программу всего человечества в целом. Что нам программа следующих трех лет и локальные приватизации!

Благостная дама уже произвела рабочие наброски будущей историографии.

Так, прозвучала умственная фраза о «существовании некоторых общих черт развития разных государств», каковые общие черты развития куда как существеннее так называемых различий. Прежде думали, что Россия не похожа на Америку, Китай или Англию, но благостная дама указывает нам на черты сходства, которые опрокидывают любые доводы. Общего гораздо больше! Этот сокрушительный прорыв в историографии изменит сознание людей и науку как таковую.

До сих пор историки (не вооруженные новейшим подходом к проблеме) изучали характеры различных культур, географические и климатические условия, особенности исторического контекста.

Но сколько же сил было потрачено впустую! Дама указала на главное: в странах Европы прежде было авторитарное правление, а потом тоталитаризм преодолели, ну и в России так же сделали, а стало быть, мы идем по пути западных стран. Не уточнив, о каких именно веках идет речь, дама решила проблему крупно — возьмем двадцатый век, например — и все тут уже ясно.

Коммунистический агитатор не мог бы сказать яснее, ефрейтор с командой «на первый-второй рассчитайсь» не столь эффективен, медведевское «свобода лучше, чем не свобода» не настолько грандиозно.

Написать новую историю, отменяющую круг «проклятых вопросов» — олигархии уже пора. И олигархия эту историю бодро пишет. Латынинины, резуны, акунины — первые пробы пера, новая историография олигархии ждет летописца. Страна и мир на грани катастрофы по вине алчных невежественных людей — и алчные невежественные предлагают не исправлять ошибки, но переписать историю. В высшей степени понятное решение.

Дама — самодовольная дура.

Но те кто слушают ее — они намного глупее.

«В Европе светская власть отделена от церкви» — это один из штампов идеологической борьбы. Когда произносят эту фразу, относят ее по ведомству «прав человека» — в сознании завистливого русского интеллигента данный факт расположен рядом с судом присяжных, с пособием по безработице и правом на демонстрации. Церковь отделена от государства — отчего-то представляется, что это прогрессивное решение было принято во имя прав и достоинств гражданина. Сами не знаем, что бы еще такое лакомое рассмотреть в тарелке у соседа — и в толк не возьмем, что там может оказаться нечто не съедобное. В данном случае, завидуем тому, что ввергло Европу в непрестанную войну.

Массовое и регулярное смертоубийство в европейской истории именно связано с тем фактом, что светская власть и власть церкви были разнесены и соперничали. И в топку этого пылкого соперничества регулярно загружали миллионы.

Собственно говоря, вся до сих пор бывшая история Европы (вся, как она есть) — это попытка объединения земель — и немедленный распад этих земель, затем новая попытка объединения — и следующий распад, и так продолжается на протяжении полутора тысячелетий.

Объединение распавшейся империи Карла Великого осуществлялось на основании двух несовместимых принципов: власти Папы Римского — или власти кайзера, императора Священной Римской империи (то есть, Европы от Балтийского до Средиземного моря).

Генрих Птицелов, Оттон Великий Саксонский, Фридрих Барбаросса прилагали усилия, сопоставимые с сизифовыми — чтобы втащить камень империи на сияющую римскую высоту — иногда им даже удавалось. Это действительно был сизифов труд, поскольку разделенные между Каролингами земли (Лотар Хлодвиг и Карл получили территории, примерно соответствующие Германии, Франции, Италии) плодили наследников, наследники плодили амбиции и верных графов, курфюрсты получали права на избрание нового короля — и так без конца. Стоило утвердиться империи — и обиженные сыновья Людовика Благочестивого начинали войну, или Лотар оказывался недоволен своей долей, и так далее. Салические, саксонские, франконские и габсбурские династии силились преодолеть эту закономерность, но едва им удавалось воцариться на вершине и соорудить подобие порядка, как камень империи вырывался из рук, катился вниз, разбивался в пыль.

Безвластие в Европе в Средние века — это ежедневный кошмар крестьянина, горожанина и ремесленника: жизнь и смерть вовсе непредсказуемы — объединение может произойти по самому неожиданному сценарию.

Сегодняшний жулик, выдумывающий акции несуществующего рудника, строящий финансовые пирамиды без обеспечения, — он, в сущности, наследник тех европейских феодалов, что сочиняли свои права на власть над тем или иным пространством. А населено пространство было живыми людьми, которых использовали в качестве щитов или мечей.

Требовалась единая власть, общий порядок — дать его мог престол Петра, находившийся в Риме, или германский император (он именовался тогда римским императором, хотя трон мог быть в Аахене или Регенсбуге). Парадокс ситуации заключался в том, что короноваться императором Священной Римской империи король мог лишь в Риме у папы римского, а Папа Римский нуждался лишь в верных императорах. Императоры прибегали к помощи епископов, которые порой избирали анти-папу, а Папа использовал вразжу династий, чтобы поощрять верных королей. Таким образов дважды возникали ситуации с двойным папством, причем у каждого папы было по своему императору для Европы. Это четырехвластие ничем не было хорошо — оно оборачивалось стовластием немедленно — фавориты-бароны и пфальцграфы забирали себе, по выражению Ельцина, «столько, сколько могли унести».

В конце концов, сложилась ситуация постоянной конфронтации папистов и имперцев, описанная враждой гвельфов и гиббелинов, то есть, произнося правильно, Вельфов и Вайблунгов (это германсикие слова: Вайблунг — замок Гогенштауфенов, Вельфы — семейство королей).

Вражда гвельфов (папистов) и гиббелинов (имперцев) — есть основной вопрос всей европейской истории, это ее хребет — все остальное происходило вокруг нее и всвязи с ней. Папская власть (длившаяся, по причине длины человеческой жизни недолго, и не передаваемая по наследству) предпочитала опираться на многих равных (равноудаленных, сказали бы сейчас) герцогов и королей, на федеративный принцип европейской власти. Папству выгодно было поддерживать союзы многих, а не власть одного сильного, поддерживать недолговечные республики, предавая их, разумеется, когда того требовал договор с тем или иным королем. Императору, который передавал власть по наследству, требовалась стабильность и отсутствие конкурентов.

Сочетание имперской и папской власти (эпизоды случались: Фридрих Барбаросса и Андриан IV, например) никогда не было — и не могло быть — долговечным.

Гвельфы и гиббелины таким образом олицетворяли два радикальных принципа устройства Европы — центоробежный и центоростремительный, республиканский и имперский.

Европейская история напоминает известную загадку о волке, козле и капусте — которых надо в целости перевезти на другой берег реки, а в лодке помещается только двое.

Если волк — это империя, а козел — церковь, то народ представлял всегда капусту — котрую или козел съест, или волк порвет, или она просто сгниет.

Фактически Европа — это одна большая Германия, все великие династии — германские (Первая мировая — война кузенов); но титульная претензия Европы — разумеется, Рим. Римская история как в коде ДНК содержит в себе все последующее развитие европейкой идеи и ее возможные толкования; идея эта, если сказать очень коротко, вечное соревнование между Римской Республикой и Римской империей. Соревнование это, опрокинутое в века, стало вечной европейской интригой.

Можно, конечно, определить данное соревнование как независимость церкви от государства — но это будет очень локальное определение. Церковь с веками теряла позиции, общество становилось секуляризованным, имперские германские земли сделались в основном протестантскими, а впоследствии в политическую игру вступил социализм — но смысл противоречия сохранился. Гвельфы и гиббелины олицетворяли вечное онтологическое соперничество двух принципов удержания европейской власти.

Бисмарк (а за ним и Гитлер) выступили как классические германские императоры, хрестоматийные гиббелины, соединяющие земли под властью кайзерской короны; Гитлер никогда и не скрывал того, что он ненавидит католическую церковь, республики и строит Рейх, наподобие Оттона Великого. А идея да Голля: Объединенные Европейские Штаты — это типичная конструкция гвельфа.