Читать онлайн «Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.». Страница 41

Остров Мадейра сравнительно большой. Вдоль него проходит высокий хребет, среди которого находится высокая вершина. Склоны гор покрыты роскошной растительностью. Внизу бесчисленные виноградники и почти тропическая растительность. Чем выше поднимаешься в гору, тем она все больше меняется и доходит до хвойных деревьев. Соответственно меняется и климат – от жаркого до прохладного. Это делает его чрезвычайно здоровым, и остров стал санаторией для туберкулезников.

Городок Фунчал очень своеобразен. Его своеобразность особенно выражается тем, что улицы вымощены мелким камнем. Эти камни круглые, гладкие и скользкие, поставленные на ребрышки. Ввиду того, что город расположен на склоне горы, то все улицы имеют подъемы. Поэтому местные жители ездят по ним на санях, запряженных парой сильных волов. На колесах было бы слишком трудным поддерживать сообщение и особенно вести грузы. Так мы и катались в санях, запряженных волами на параллели 33‑го градуса.

Чрезвычайно интересным и красивым было взбираться на главную гору. Наверх тащил фуникулер, а вниз спускались на санях, по склону, вымощенному такими же камешками, как улицы. Такой спуск занимал всего несколько минут. Сани летели с невероятной скоростью.

Почти на самой вершине горы находится католический храм «Носса Сэнора до Монтэ». Вид оттуда потрясающе красивый, и корабли на рейде кажутся игрушечными.

В городе и его окрестностях обилие гостиниц для туристов, среди которых много туберкулезных. Туристами были, главным образом, англичане. Но раз имелись туристы, то неизбежно появилось казино с рулеткой. Среди игравших, наверно, было много и больных, по крайней мере многие имели очень изможденный и больной вид. Нас это мало беспокоило, и вечером казино заполнилось большим числом офицеров с отряда. Многие из нас пристроили припасенные фунты на номерах, дюжинах, «чет и нечет» и «руж и нуар». Понаблюдали мастерскую работу крупье, которые лопаточками ловко забирали проигранные ими золотые фишки, и с облегченными карманами вернулись на корабли.

Даже адмирал не утерпел и съехал на берег, чтобы пообедать в гостинице, выходящей террасой на рейд. Это был очень полный и рыхлый человек, милый, но слабохарактерный. Служить под его начальством было нетрудно. Не знаю, как он выдвинулся в адмиралы и получил в командование лучший отряд, совершающий заграничное плавание. Но, кажется, он на этом и кончил свою карьеру и больше выдающихся постов не занимал. Да, адмирал Литвинов совершенно не годился в помощники адмиралу Эссену, который, несомненно, его невысоко ценил.

На Мадейре мы простояли неделю. Жалко было оттуда уходить. Местные жители, португальцы, хорошо знали русские военные корабли, так как в прежние времена парсуно‑паровые клипера, совершавшие плавание вокруг мыса Доброй Надежды, всегда заходили в Фунчал. Потом туда стали заходить крейсера, совершавшие учебные плавания с учениками квартирмейстерами. Это были – «Герцог Эдинбургский», «Генерал‑адмирал» или «Крейсер», теперь уже эти плавания прекратились и корабли перешли в разряд учебных судов.

С Мадейры нам предстоял довольно длинный переход к западным берегам Испании, в порт Виго, излюбленное место стоянки русских кораблей, с прекрасным закрытым рейдом. Поэтому большинство офицеров хорошо было знакомо с городком Виго и в шутку его прозвали уездным городом Вигуйском. Если бухта, на берегу которой расположился этот порт, была прекрасным местом для стоянок, то сам городишко был прескверным, и ровно ничего в нем интересного не было. Даже и окрестности были не интересны, и по ним гулять не хотелось.

Жители городка были очень довольны нашим приходом и немедленно же открыли кафе с рулеткой и шантанными номерами.

Там выступала красивая испанка, которая прекрасно танцевала тарантеллу. Многие мичмана совсем потеряли сердце, но к ней даже подступиться нельзя было, так как ее партнер, кажется, муж, бдительно следил за ней. Рулетка доставляла многим большое развлечение. Наш славный мичман Эссен раз выиграл в нее фунтов десять, и это его подзадорило, он уверовал, что сорвет рулетку (капитал рулетки был сто фунтов, и, когда они проигрывались, предприниматели ее закрывали). На другой день он еще выиграл, но уже значительно меньше, а на третий все проиграл. Так что его теория о верном выигрыше безнадежно провалилась.

Испанцы казались нам симпатичными, и мы находили в них черты, схожие с русскими, например, беспечность и лень. Да и многим нравилось, что они легко смотрели на жизнь и больше заботились об удовольствиях, чем о труде.

Как‑то на рейд пришел какой‑то старый испанский военный корабль, который, наверное, был ровесником войны за Антильские острова. Скоро от него отвалила шлюпка с командиром, который поехал к нашему адмиралу делать визит. Мы привыкли, что если командир едет с визитом, то ему подается вельбот с красивым убором и замечательно подобранными гребцами, безукоризненно одетыми. Испанец же ехал на простой шестерке, довольно‑таки грязной. И гребцы были одеты кто во что горазд – кто в рабочем, кто наполовину в синем. Сам он был одет в вицмундир с орденами. Так или иначе, но это был командир испанского военного корабля, и его приняли с почестями, которые ему полагались. После визита к адмиралу он зашел в кают‑компанию, где его стали потчевать вином, и он разговорился. Он завел весьма щекотливый разговор о наших неудачах в Японскую войну. Он высказывал сожаление, что такой доблестный флот, как русский, потерпел поражение, и в утешение добавил, что наши флоты теперь оказались в одинаковом положении: «Вы потерпели поражение при о. Цусиме, а мы при острове Куба. Да, – закончил он, – ваши и наши доблестные моряки имеют много общего, и им пришлось пережить одинаково тяжелый удар, к тому же и оба наших флота были в прекрасном состоянии». Вот уж с последним мы никак не могли согласиться, так как печальное состояние испанцев стало достоянием истории. Их флот был дезорганизован и материальная часть находилась в самом печальном состоянии. Таким образом, его сравнение не слишком‑то было лестным для нас.

Изредка гостями в нашей кают‑компании была семья губернатора провинции, к которой принадлежал город Виго. Она состояла из отца, матери и дочки, хорошенькой и веселой испанки. Своей веселостью она увлекала всех офицеров. К тому же она прекрасно пела испанские песенки и танцевала тарантеллу. Если бы крейсер подольше простоял в Виго, то, пожалуй, этой прелестной испанке пришлось бы переехать в Россию.

Вообще дамы и барышни всех национальностей очень любили приглашения на военные корабли. Русские офицеры со своей стороны охотно приглашали дам. На «Макарове» мы всегда с особым старанием готовились к таким приемам. Помещение кают‑компании преображалось: расстилались красные ковры (подарок французского завода, где строился «Макаров»), ставились красивые лампы, вазы и картины. Стол покрывался особыми парадными скатертями, и выставлялся хрусталь, серебро и ценный сервиз. Все это было понемногу приобретено на вычеты, которые держались ежемесячно с каждого офицера на украшение кают‑компании. Если была возможность достать цветы, то заполнялись все вазы, а для дам заготовлялись особые букеты, чаще всего из роз.

Таким образом, помещение кают‑компании превращалось в роскошный салон и обеденный стол привлекал своей красотой. Вообще офицеры любили украшать свое помещение и гордились, если оно действительно оказывалось красивым.

Вопрос меню требовал особенно тщательной разработки, и заведующий столом советовался со всеми, кто в этом являлся почему‑либо знатоком. Что касается вин, то винные погреба на кораблях, плававших за границей, обычно были прекрасные, и предпочтение давалось французским винам в отношении шампанского, коньяков, легких виноградных вин и ликеров. Но также всегда бывали запасы – хереса, мадеры и виски. Каждый офицер мог пить, сколько ему заблагорассудится, и вино, которое ему хочется, но за это платил отдельно, то есть вино не входило в плату за столы. Расходы по общим приемам несли все по раскладке, и иногда они ложились довольно‑таки тяжелым бременем на женатых офицеров, особенно во внутреннем плавании.

Никаких особых увеселений на военных кораблях офицеры не могли предоставить своим гостям, если только среди них самих не оказывались певцы и музыканты. Но часто бывало, что среди приглашенных бывали певицы, певцы или музыканты. Тогда празднества сильно оживлялись. Вообще если кто‑либо из членов кают‑компании хорошо играл на пианино или другом инструменте или пел, то это доставляло всем огромное удовольствие. Я помню прекрасных пианистов – механика А.П. Порадовского[227] и мичмана Ралленбека, а также замечательного виолончелиста лейтенанта П.П. Шмидта[228].

Обычно приемы ограничивались обильным чаем или обедом, а затем дружеской беседой за кофе с ликером или бокалом доброго вина. Иностранных гостей, конечно, интересовали русские блюда – пироги, пирожки, закуски и… водка.