Читать онлайн «Легенда о гетмане. Том II». Страница 25

Сейм выслушал послание Хмельницкого, которое зачитал Дорошенко, довольно сдержанно, но в выступлениях депутаты не стеснялись в выражениях. По поводу уничтожения унии, то есть одного из важнейших условий Зборовского договора, под аплодисменты депутатов князь Четвертинский резко заявил, что, если казаков не устраивает уния, то поляки в свою очередь никогда не примиряться со схизмой. Досталось заодно и Киселю, который тоже прислал послание сейму с предложением отменить унию, так как к нему каждый день с таким требованиям обращаются сотни людей. Также сейм отверг дополнительные условия, предложенные Хмельницким. Сама возможность обсуждения вопроса о пребывании Вишневецкого и других польських магнатов в качестве гарантов Зборовского трактата визвала бурю возмущения. Столь же резко депутаты высказались и по поводу других предложений запорожского гетмана. 24 декабря сейм отказался утвердить дополнительные условия к Зборовскому трактату и ратифицировать сам мирный договор Тем не менее, к казацким депутаттам сейм отнесся доброжелательно, все они были произведены в шляхетское достоинство, обласканы высшими правительственными чиновниками и с миром возвратились в Чигирин.

Ян Казимир, видимо, не особенно и рассчитывал на то, что сейм утвердит условия Зборовского договора, потому в конце декабря обратился к Богдану Хмельницкому, которого именовал «старшим запорожского войска», с письмом (первым после битвы при Зборове), в котором от своего имени подтверждал казацкие привилегии и устанавливал сорокатысячный казацкий реестр, определив три воєводства, в качестве территории, где казаки имели право селиться и нести королевскую службу. Более того, те казаки, которые проживали за пределами этой зоны, получали право беспрепятственного переселения. Польские шляхтичи, примкнувшие к восстанию, получали прощение. На казацкой территории не разрешалось квартироваться коронным войскам и селиться иудеям. Относительно унии король осторожно отметил, что этот вопрос должен решаться киевским митрополитом совместно с католическими епископами на специальном сейме.

Видимо, это была его последняя попытка воздействовать на Хмельницкого и удержать его от союза с турками и татарами.

Однако отказ сейма от ратификации статей Зборовского мирного договора уже сам по себе означал неизбежность новой войны. Фигуры на польско-казацкой политической шахматной доске были расставлены и оставалось лишь ожидать, кто из игроков в новом году сделает первый ход.

Три года непрерывных побед, плоды которых многократно превосходили самые смелые надежды Хмельницкого и тех его соратников, с которыми он выступил из Сечи той, давно уже ставшей исторической, весной 1648 года, не могли не выработать пренебрежительное отношение казацкой массы к полякам, как воинам. Не только простые казаки, но и многие представители старшины, уверовав в свое военное превосходство, перестали бояться коронных войск, полагая, что, пока на их стороне крымский хан, они и в дальнейшем будут одерживать блистательные победы над польскими военачальниками. Даже сам Хмельницкий, человек по своему характеру дальновидный и осторожный, во многом разделял это мнение, что, в конечном итоге, повлекло за собой серию фатальных ошибок, на которые так богат был наступивший 1651 год.

Одной из них являлась недооценка усилий польских дипломатов, активизировавшихся в Бахчисарае. Еще во время поездки в Стамбул Жданович близко сошелся с некоторыми татарскими мурзами, бывавшими при дворе султана, и знал, что поляки активно склоняют Ислам Гирея к отказу от союза с запорожским гетманом. Во многом из-за этого в декабре 1650 года Хмельницкий вновь направил Ждановича в Стамбул с задачей добиться прямого указания крымскому хану от султана выступить на стороне казаков в весенней военной кампании. Такой приказ Ислам Гирею был отдан, однако в это время отношения Крыма с Османской империей приобрели весьма натянутый характер и крымский хан под предлогом того, что молдавский поход не принес ожидаемых результатов, а причинил одни убытки, фактически пытался уклониться от выполнения этого требования султана. В конечном итоге, ему пришлось подчиниться, но с большой неохотой. Русские послы в Крыму информировали Москву о том, что татары не намерены класть свои головы за казаков и, если военная удача окажется на стороне поляков, то они «вместе с ляхами ударят на Хмельницкого». Запорожский гетман, хотя и знал об этих настроениях своих союзников, но продолжал верить хану, соблазняя его обещанием большого ясыря. По большому счету у него и не оставалось иного выхода, так как война с поляками без поддержки татар заранее была обречена на неудачу.

С другой стороны, Хмельницкий и его полковники явно недооценили военно-экономический потенциал Речи Посполитой, а также не учли способность польского короля извлекать правильные выводы из собственных ошибок. В самом деле, предыдущие победы казаков, хотя и имели судьбоносное значение для всего края, однако были одержаны исключительно ввиду явного численного преимущеста восставших и не над самыми талантливыми польскими полководцами. Сражения при Желтых Водах, Корсуне и Пилявцах были выиграны при поддержке татар и введением противника в заблуждение. Но уже при Махновке и Староконстантинове, где казакам пришлось столкнуться с князем Вишневецким, многократное численное преимущество не помогло: князь, хотя и не одержал победы, но и не был побежден. Осада Збаража ясно показала, что при талантливых полководцах поляки умеют сражаться и стоят насмерть до последнего человека, а в битве при Зборове даже при более чем двукратном численном превосходстве, казакам не удалось одержать убедительной победы над регулярным королевским войском. Фактически за все три предыдущих года Хмельницому ни разу не противостоял равный по численности противник и, тем не менее, победы давались с огромным трудом. Что же будет, когда Войско Запорожское столкнется со всей военной мощью Речи Посполитой? Этот вопрос гетман все чаще задавал себе, но вера в непобедимую мощь своего страшного для врагов союзника — татар, укрепляла его в мысли, что и в новых битвах военная удача будет на стороне казаков.

В то же время среди польской шляхты зрело твердое убеждение в необходимости уничтожения казачества, как социального явления, представляющего реальную опасность для основ государственного строя Речи Посполитой. К концу 1650 года польское правительство ясно осознавало, что не имеет возможности настоящим образом влиять на поступки запорожского гетмана, который при поддержке крымского хана стремится к созданию на казацких территориях удельного княжества. Этого нельзя было допустить ни в коем случае, так как такое княжество в союзе с Турцией и Крымом, а также Московским государством и Ракочи создавало реальную угрозу безопасности Республики. Общий страх объединяет даже злейших врагов, поэтому такое же мнение господствовало и среди польских магнатов, которые, отбросив мелкие распри, готовы были объединиться для уничтожения казачества. В ставке запорожского гетмана об этих настроениях шляхты знали, однако легкомысленно рассчитывали, что посполитое рушение королю не удастся созвать, как это случалось и в прошлые годы, когда на призыв Яна Казимира откликались лишь немногие вельможи со своими надворными командами.