Читать онлайн «Перестройка-2. Что нам готовит Путин». Страница 39

Полной противоположностью классической системе образования является американо-канадская, которую министерские чиновники по-обезьяньи скопировали и которой Ореховский возглашает осанну и слагает акафисты. Она узкопрагматична, ориентирована на подготовку не профессионала, а робота, а еще точнее - манипулятора, способного выполнять одну_ единственную производственную операцию. Если классическая школа -средняя и высшая - просвещала и воспитывала, то новая - «оказывает услуги» бизнесу, превратившись сама, как было сказано, в часть бизнеса. А это значит, что именно заказчик (бизнес) будет диктовать ей условия: определять содержание учебного процесса, его идеологию, методологию и методику. О том, какую роль может сыграть такая «девочка по вызову» (бизнес-леди) в модернизации экономики, переводе ее на инновационную основу, и подумать страшно. Можно только представить себе, какие инновационные заказы на модернизацию разместит Абрамович в конторе Чубайса и какого уровня будет их исполнение. Мой вопрос Ореховскому: если советская система образования и науки была так плоха, если она была оторвана от реальных потребностей производства, то почему Запад скупал ученых и специалистов, подготовленных этой системой, поштучно и целыми научными коллективами? И почему он перестал это делать после того, когда в кресла Министерства образования уселись профаны и дилетанты, недоучки и прохиндеи с липовыми дипломами докторов наук и «деловым типом поведения»?

Претензии Ореховского к советской системе образования находятся в русле требований не реальных потребностей экономики, а шкурных интересов бизнеса. Так, автор считает, что в советской школе, традиции которой пока еще сохраняет нынешняя российская школа, «производительное поведение являлось редчайшим исключением, в то время, как рентоориентированное -правилом». Что это значит? Это значит, что педагогическая работа как таковая, ведись она на каком угодно профессиональном уровне -содержательном и методическом - «производительным поведением», по мнению автора, не является. Ученые степени и звания к «производительному поведению» тоже никакого отношения не имеют, и оплачивается труд работников вуза не по реальной стоимости, а исключительно по статусной сетке, не имеющей к этому труду ровно никакого отношения. За научную деятельность работника вуза автор готов признать только «хоздоговорную работу». Тот, кто работает в сфере фундаментальных исследований, тот, по его просвещенному мнению, чепухой занимается. «Ловит мух», как ерничали в свое время в адрес генетиков тогдашние адепты связи науки с бизнесом. Простите, тогда говорили не «с бизнесом», а «с жизнью».

«Производительное поведение» ученого, педагога, врача должно иметь денежный эквивалент - вот кредо Ореховского, его и «Отче наш», и «Верую». И иметь прямо и непосредственно: утром деньги - вечером стулья, вечером деньги - утром стулья. Пусть простит меня специалист по «современным знаниям», но я не могу вести диалог на таком уровне компетенции. И учительствовать в подготовительном классе у меня нет ни малейшего желания.

Анализируя причины поражения социализма в СССР, автор солидаризируется с той точкой зрения, что социализм рухнул закономерно в силу своей экономической несостоятельности. Он оказался генетически невосприимчивым к инновациям в силу культивируемого статусного принципа распределения. Это привело к тому, что «увеличивавшиеся финансовые поступления расходовались по направлениям, воспроизводящим и укрепляющим сложившуюся социальную структуру, несмотря на критику и призывы к инновациям» То есть «рентоориентированная элита» не желала расставаться со своим привилегированным статусом, размножаясь, как простейшие, путем простого деления. И как следствие - катастрофическое техническое и технологическое отставание СССР от передовых стран Запада. Другим следствием было то, что идеология социализма оказалась окончательно дискредитированной в глазах общественности, а призывы возвратиться к «ленинским нормам» привели лишь к «делегитимации власти, всех официальных политических статусов». В сложившихся условиях «элитные группы, потерявшие политический капитал, постарались сохранить капитал экономический, что и выразилось в размене «власти на собственность ».

В мою задачу не входит здесь анализ причин, приведших СССР к катастрофе. Ограничусь комментарием того, что говорит автор. Ореховский верно излагает внешнюю канву событий, но их смысл либо не понят им, либо сознательно извращен. Первая ложь состоит в том, что социализм невосприимчив к инновациям. Никакого технического и технологического отставания СССР от передовых стран Запада не было. Напротив, по целому ряду направлений он превосходил Запад, да и сегодня еще кое-где сохраняет это превосходство. И те же США существенно увеличили свой технологический капитал за счет СССР в годы ельцинского лихолетья. Беда СССР заключалась в том, что все эти инновации оседали в недрах ВПК, не находя выхода в народное хозяйство. Такое положение своими корнями уходит в хрущевщину, ее древо - ядовитым зельем проросло в косыгинской реформе, привнесшей в социалистическую экономику совершенно чуждые ей принципы и механизмы капиталистического бизнеса. Так что причина «отставания» не в социализме, о чем толкуют хайеки, мизесы, фридманы, саксы и их российские эпигоны, а, напротив, в отходе от социализма.

Ложью является и то, что идеология социализма потеряла свою символическую ценность. Неприятие вызывали не идеи социализма, а партийно-государственная «элита», которая к этим идеям и ценностям имела уже весьма отдаленное отношение. Если идеология социализма дискредитировала себя, то почему ее противникам, тому же Ельцину, чтобы удержаться у власти, пришлось идти на такие фальсификации результатов выборов, которые даже по нормам западной псевдодемократии подлежат уголовному наказанию? Почему русские национально мыслящие люди не видят иного пути возрождения России, кроме социализма? Даже рискуя подпасть под статью об «экстремизме» и «разжигании», я все же вынужден в интересах истины заявить: СССР к 80-м годам минувшего века нуждался не в горбачевской «перестройке», а в маоцзэдуновской «культурной революции». Нет ни малейшего сомнения в том, что советский народ принял бы ее с таким же энтузиазмом, с каким ее приняли китайцы. И Россия не плелась бы сегодня в хвосте Китая, продавая ему сырье и энергоносители, а по-прежнему находилась бы на острие научно-технического и социального прогресса.

После всего сказанного понятно, что «приватизация» общенародной (государственной) собственности никаких отрицательных эмоций у автора не вызывает. Ни сам факт приватизации, ни формы и способы ее проведения. Нарекания вызывает лишь то, что проведена она была, по его мнению, непрофессионально. Под его пером это выглядит так: «...Предприятия как опытного, так и массового производства приватизировались в первую очередь, считалось, что они являются самостоятельными источниками прибыли. НИИ и КБ оставались в государственной собственности и потом приватизировались отдельно, причем их приватизация никак не была связана с тем кругом предприятий, для которых они раньше разрабатывали проекты технологических инноваций . Государственное финансирование НИОКР резко сократилось, но на смену этому финансовому потоку не пришли альтернативные потоки со стороны теперь уже частных фирм».

O sancta simplicitas! Да чему же тут удивляться? И могло ли быть иначе? Это ведь только так говорится - приватизация. Эвфемизм. В сущности, это был классический грабеж. А при грабеже, известное дело, что кому достанется: одному - лошадь, другому - сбруя, одному - кузов, другому - колеса. Вы читали или видели когда-нибудь, как ведут себя солдаты, которым отдали город на разграбление? Тащат все, что только под руку подвернулось, что удалось «приватизировать». Например, детскую коляску. Это могла быть и скрипка Страдивари или Амати, которая тут же шла на растопку костра. Никто из ельцинско-гайдаро-чубайсовских «эффективных собственников» производством заниматься не собирался. Цель была другая - нажиться, «конвертировав» доставшуюся собственность в валюту. Способы были разные: распродажа западным «инвесторам», перепрофилирование («конверсия») в соответствии со спросом «конечного потребителя». Например, производства авиационных или ракетных двигателей на производство масляных обогревателей. В лучшем случае путем эксплуатации мощностей до их полного износа. Вспомним хотя бы трагедию Саяно_ Шушенской ГЭС. И разве не вопиют специалисты, что Россия стоит на пороге перманентных техногенных катастроф? Российский бизнес, а это прежде всего бизнес олигархический, - временщик на русской земле. Производить что-либо в России он не собирался и не собирается. Я не располагаю данными, какая часть российской собственности, подаренная в годы «приватизации» Ельциным и его кликой «эффективным собственникам», уже перешла в руки иностранного капитала, и какие астрономические суммы от разбазаривания этой собственности осели в швейцарских, английских и прочих западноевропейских и азиатских банках, переведены в акции иностранных фирм, материализовались в латифундии, дворцы и иную зарубежную собственность «евророссиян». Медведевская модернизация, ориентированная не на внутренние ресурсы, а на западных «инвесторов», продолжает эту ельцинско-путинскую компрадорскую практику.