Читать онлайн «Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма». Страница 45

239

тается объяснить проявления воли, объективирующиеся в физической природе, с точки зрения теологии или тайного замысла, в действительности, согласившись с его настойчивым утверждением о том, что воля слепа, а ее природа нерациональна, объяснения Шопенгауэра следует понимать как имеющие научное основание. Воля проявляет себя в "вечном становлении, в бесконечной смене и в непрекращающемся движении", и не более того. Не существует заранее выбранных конечных целей, о которых можно было бы сказать, что они "поставлены" волей осознанно, и, следовательно, применение таких понятий для описания ее действий - абсурдно.

Рассуждение Шопенгауэра о половом инстинкте представляет собой модель, с помощью которой он хочет, чтобы мы смотрели на жизнь в целом. В свете этого мы понимаем, то, что мы только исполнители первоочередных и важнейших желаний, которые выражаются непосредственно поведением наших тел, а также то, насколько мы далеки от того, чтобы самим контролировать и определять наши судьбы, как это описано в философской мифологии. Он нарочито резко и бескомпромиссно заявляет, что "зубы, горло и желудок - воплощение голода; гениталии - воплощение сексуального желания, хватающие руки и спешащие ноги - воплощают скорее косвенные стремления воли, которую они представляют" (том I).

Из этих рассуждений Шопенгауэр выводит свою мрачную и пессимистическую концепцию человеческого существования. Каждый человек заключен в узкие рамки principium individuationis таким образом, что он представляет себя отделенным от людей и вещей окружающего мира, неутомимо и безостановочно стремится вперед, движимый важнейшими стиму

240

лами самосохранения и воспроизводства. Таким образом, он следует в одиночестве по своему тревожному пути, с одной стороны, пытаясь избежать опасностей, которые подстерегают его на каждом шагу, а с другой - пытаясь удовлетворить постоянно ощущаемые им потребности и потворствуя своим желаниям, ясно осознавая, что в конце концов все завершится смертью, что "все закончится тотальным, неизбежным и неминуемым крахом".

Этот путь можно сравнить с игрой в мыльные пузыри: мы стремимся надувать мыльный пузырь как можно дольше и до максимальных размеров, при этом зная, что он все равно когда-нибудь непременно лопнет. Шопенгауэр не отрицает, что время от времени мы испытываем то наслаждение, то страдание, но в то же время он утверждает, что их природа была неправильно понята философскими гедонистами, которые, несмотря на то что возвели их в статус единственно истинной цели человеческих устремлений, считают, что к этим стремлениям следует относиться как к просто особому виду чувств, не поддающихся анализу, - к "чистым ощущениям"; и здесь опять можно заметить сходство с Фрейдом. Для Шопенгауэра как удовольствие, так и страдание (в обыденном понимании) по своей сути являются "проявлениями воли", причем мы испытываем страдание, главным образом, когда волю "пресекают", и мы в таком случае расстроены или лишены чего-либо; мы испытываем удовольствие, когда определенное желание или стремление удовлетворяется или когда мы достигаем того, к чему стремились, а связанное с ними напряжение снижается.

241

При этом было бы ошибкой предполагать, что удовлетворение отдельных желаний приносит ощущение счастья или может приравниваться к нему, так как в любом случае мы постоянно сталкиваемся с так называемым "феноменом скуки" (Langeweile). О явлении скуки можно говорить в связи с ситуацией, когда человек получает то, чего он страстно желал. В этот момент ему кажется, что он освобождается от забот и что у него больше нет никаких желаний и, возможно, что именно это ощущение, в большей мере, чем что-либо иное, и наиболее отчетливо свидетельствует о пустоте и бесполезности человеческого бытия, так как, осуществив свое желание, человек наиболее остро ощущает "бремя существования", его переполняет чувство пустоты и одиночества. И тогда он стремится к освобождению от этого столь болезненного и удручающего ощущения, которое по своей силе ничуть не меньше ощущения позитивного желания, и стремится найти удовлетворение в жестокости и разрушении, которые, как может показаться, не имеют причины. И такие попытки освобождения приводят к самым страшным преступлениям, на которые только способно человечество; потому что только среди людей считается нормальным вызывать несчастья и причинять боль своим собратьям для того, чтобы облегчить горькое неудовлетворение, которым переполнены их сердца. Говоря в целом, без учета мотивации, возможно с уверенностью утверждать, что "основной источник подлинного зла, которое оказывает влияние на людей, - сам человек: homo homini lupus"; и, чтобы подтвердить это утверждение, что один человек является "дьяволом для другого", Шопенгауэр приводит огромное количество примеров человеческой жестокости и несправедливости, некоторые из коих напоминают описание Гоббсом человеческого рода "в его природном состоянии", а другие больше соответствуют той картине, которую представили Маркс и Энгельс, когда клеймили несправедливость и жестокость капиталистического общества XIX века: "Слишком дорогую цену за глоток воздуха платят те, кто приходит на ткацкую фабрику в возрасте пяти лет... и затем работают там сначала от зари до зари по 10 часов, а затем - по 12 и, наконец, по 14 часов, выполняя однообразную механическую работу" (том III).

242

Но Шопенгауэр, несмотря на столь энергичное осуждение экономического угнетения и капиталистической эксплуатации, что делает ему честь, тем не менее не призывал к реформам и не сделал революционных выводов. Изменения социального устройства общества позволили бы человеческой жадности и эгоизму проявиться в новых и, возможно, еще более ужасных формах. Другими словами, бесполезно и бессмысленно стараться возложить ответственность за зло и несправедливость на политические системы общества или на образ нашей жизни; жизнь, как было замечено, есть не что иное, как отражение нашей собственной природы, и в этом смысле можно сказать, что сам мир есть суд над миром. Если бы люди в большинстве своем были достойны большего уважения и не были бы столь никчемными, их судьбы не были бы такими несчастными (том I).

Томас Манн отметил, что, когда Шопенгауэр описывает то, что он считал ужасом человеческой жизни, его литературный гений достигает "сияющей снегом вершины совершенства". И действительно, подобный анализ человеческого порока, глупости, страданий и несчастий, источником которых являются сами же люди, имеет столь преувеличенный и одержимый, почти садистский характер, что можно подумать, Шопенгауэр испытывал наслаждение, наблюдая весь ужас того, о чем он рассказывает. И действительно, нет ничего более отдаленного от того духа, который возродил жизнь оптимистических теорий эпохи Просвещения, доктрин о совершенстве человека.

243

Иногда метафизики обвиняются, и не без основания, в желании включить этические идеалы, то есть моральные или политические взгляды, которые они проповедовали, в основу понимания действительности. Но в таком случае было бы возможно рассматривать мир как универсум, в качестве источника, из которого происходят все моральные устои и правила, или в качестве основания, на котором они зиждутся; и, как только мы познаем истинную природу и значимость мира, мы дойдем до понимания, как нам следует себя вести, как мы должны строить свои жизни, так как такое знание лежит в основе нашего бытия и является надежным и единственным проводником по жизни.

Но Шопенгауэр думал совсем не так. Хотя он и полагал, что понимание внутренней природы мира, безусловно, имеет этическое значение, но его понимание знания имело совсем другое значение, чем описанное выше. Ввиду того что своим существованием человек выражает сущность вещей в целом, и это Шопенгауэр никогда не уставал подчеркивать, фактически, человек является "микрокосмосом", который рассматривает мир с двух сторон - как волю и как представление, - которые объединены в нем самом и которые создают его душу внутреннее "я", которое также является душой всего мира - "макрокосмосом" (том I).

Но если это так, то и действительность как целое должна иметь те же ужасные черты, которые свойственны человеческой натуре и которые Шопенгауэр приписывает всей человеческой жизни. Если рассматривать человека с этой точки зрения, то в самом глубоком смысле слова он является единым с природой:

244

его нельзя отделить или изолировать от той природы, чьей неотделимой частью он является, независимо от того, будет ли эта попытка иметь форму доказательства, подобного тому, которое предложил Декарт, говоря о не имеющей протяженности душе, или любую другую форму. Но "природа", которой он неотъемлемо принадлежит, по крайней мере, такова точка зрения "метафизиков", не есть нечто "внешнее", некая материальная, механическая система, как ее представляли естественные науки. Как раз наоборот, рассматривая самую суть природы, мы заметим, что каждая ее частичка является отражением всепроницающих присущих человеческому существованию в целом характеристик, на которые Шопенгауэр обратил особое внимание, так как они проявляются всегда и везде, где имеет место работа все той же бесконечной и "неустанной" воли.