Читать онлайн «Зеркало Урании». Страница 32

Попробуем взглянуть на эту проблему глазами писателей-фантастов.

Превосходная новелла венгерского писателя Арпада Балажа «Встреча» рисует сравнительно редкую в научной фантастике ситуацию столкновения человека с неизмеримо более высоким интеллектом. Поединок капитана «Меркурия» с шарообразным существом из системы Эпсилон Эридана заранее обречен на неудачу. Это даже не поединок, а, скорее, короткий контакт, в результате которого получает информацию только одна сторона. В такой же односторонний контакт вступает микробиолог, поместивший на предметный столик микроскопа штамм бактерий, или физиолог, подключивший усыпленную обезьяну к энцефалографу. Ни того, ни другого не интересует в данный момент, как относятся к подобному способу общения испытуемые. Более того, микробиолог знает, что простейшие лишены не только интеллекта, но и нервной системы, а физиолог никогда не забывает о том, как далеко отстоит на древе эволюции гомо сапиенс от остальных приматов. Шарообразное существо тоже не особенно церемонится с пришельцами, мозг которых состоит лишь из 1010 клеток. Более того, оно вступает в этот столь унизительный для человека односторонний контакт лишь волей случая, так сказать, вынужденно.

Фантастика и наука последних лет приучили нас к мысли, что возможен разум, для которого мы, с нашими извечными проблемами, можем оказаться просто неинтересными. Член-корреспондент АН СССР И. С. Шкловский уверяет, что подобная ситуация вполне реальна. Но так ли это на самом деле? Абстрагируясь от того, унижает ли это нас или нет, мы можем разрешить вопрос с помощью единственно возможного в данном случае метода аналогии. У человека есть определенные основания считать, что он стоит неизмеримо выше пчел иди же муравьев. Однако это не мешает нам проявлять пристальный интерес к удивительным цивилизациям ульев и муравейников, обладающим своего рода коллективным, скажем так, подобием разума. Утратим ли мы этот интерес, когда узнаем о пчелах и муравьях все? Боюсь, что на этот вопрос трудно ответить определенно. Прежде всего потому, что вряд ли мы сможем узнать все хоть о чем-нибудь…

Возможно, высший интеллект потому и является высшим, что способен исчерпать любую сущность до конца. Тогда действительно мы не вызовем в нем никакого интереса. В крайнем случае этот непостижимый для нас разум проявит к нам сдержанное любопытство. Причем доброжелательное, ибо бесцельное зло — защита слабоумных. Подобный случай как раз и продемонстрировал нам Арпад Балаж. Его новеллу можно рассматривать в качестве антитезы знаменитого «Чудовища» Ван-Вогта, где носителем сверхинтеллекта выступает человек, силой мысли разоружающий злую волю галактического пришельца.

В том-то и состоит магическая притягательность фантастики, что она позволяет нам взглянуть на одно и то же явление с разных сторон.

В повести болгарского писателя Святослава Славчева "Голос, который тебя зовет" мы встречаем как будто злое начало инопланетного разума. По крайней мере, вначале создается именно такое впечатление: один герой повести сходит ума и погибает, другой только чудом спасается от подобной же участи. Внешний реквизит повествования довольно традиционен, можно даже сказать, банален. Условная пустыня с контрастным черно-желтым колером, заброшенная среди нее станция, которой управляет полуразумный робот, подчиняющийся трем азимовским законам. Даже то грозное, неведомое, что вторгается в жизнь космонавтов, появляется перед нами в знакомом обличий. После "Марсианских хроник" и «Соляриса» мы сравнительно легко переносим и фантомов, и зовущие голоса близких нам, но умерших людей. Не удивит нас также и то обстоятельство, что инопланетная жизнь, причем жизнь разумная, может предстать в обличий зеркально-черных кристаллов, неподвижных механически, но весьма активных в диапазоне электромагнитных полей.

Если бы автор хотел сообщить нам только это, то игра явно бы не стоила свеч. Наконец, такая попытка была бы просто-напросто отсечена «бритвой» Оккама. Идеи и образы научной фантастики, как известно, подвержены быстрой инфляции. Можно создавать фантастику ради самой фантастики, но подражать ей нельзя. Именно поэтому столь отчетливо и улавливаем мы на фоне традиционного фантастического набора очень не тривиальную мысль Славчева. Коротко ее можно сформулировать следующим образом: действия иного разума могут быть истолкованы нами как зльге, не будучи таковыми на самом деле.

Разве зла змея, ужалившая наступившего на нее человека? Или зол сам этот человек, всего лишь не заметивший свернувшуюся в траве змею? Просто они живут в разных плоскостях, которые случайно пересеклись роковым для обеих сторон образом. Исследователь на чужой безжизненной планете ничтоже сумняшеся отколол геологическим молотком красивую кристаллическую друзу. У неподвижного, но живого кристалла была только одна возможность сделать так, чтобы его оставили в покое. И он постарался ее реализовать. Совершенно чуждые плоскости случайно пересеклись, и каждая сторона реагировала по-своему.

Очень близко к этой же мысли подошел и Джей Вильямс (рассказ "Хищник"), хотя созданная им событийная ситуация отличается еще большей условностью, камерностью, переходящей местами в старомодные трафареты на тему о цветах-людоедах.

Но это тоже своего рода обманный трюк, который должен лишь острее обрисовать главную мысль. А она, как уже говорилось, сродни кардинальной идее Святослава Славчева — достаточно проста и не нуждается поэтому в аналогиях, тем более что сам Джей Вильяме нашел для нее вполне образное выражение:

"Знаете ли, внешность обманчива. Если человек, никогда не видавший собаки, увидит, как она прыгает на грудь своему хозяину, он может подумать, что она нападает на него. Сопоставив факты, я решил, что это существо живет в красных цветах и выслеживает меня, чтобы сделать своей добычей. Оказалось, что оно ходило за мной по пятам и кинулось только для того, чтобы спасти меня".

Вот еще одна, притом очень убедительная модель контакта человека с иным разумом. Или пусть даже не с разумом — жизнью. Земная по духу и сути, рожденная аналогией из окружающего нас мира, она тревожит воображение отраженным галактическим светом. Именно отраженным, потому что никому не дано знать, каким он будет, этот галактический свет, этот иной разум.

Вряд ли космический сапиенс будет похож на те бесчисленные модели и карикатуры, которые создали фантасты земли. Вряд ли поведение и эмоции иных биообъектов напомнят нам хотя бы одну из земных форм. Природа разнообразна, и нам не измерить ее возможности узкой меркой «заурядной» планеты. Но иных мерок мы не знаем, их у нас просто нет, а в центре фантастики — ибо фантастика прежде всего литература — изначально стоит человек. И в этом сила фантастического образа мысли, осознавшего присущие ему слабости.

Такое ясное понимание фантастических аналогий я почувствовал в произведении Джеймса Шмица "Сбалансированная экология".

Этот рассказ, действие которого развертывается, надо сказать, весьма лениво, на далекой планете Ураке, прежде всего рассказ о Земле. Алмазные деревья, чистильщики, пересмешники и обросшая зеленым мхом черепаха — это даже не театральный реквизит, а откровенная условность. Так в шекспировском театре «Глобус» декорации средневекового замка отлично заменяла надпись: «дворец». Автора волнует вполне земная и, к сожалению, очень непростая проблема, порожденная научно-технической революцией. На языке науки она называется сохранением среды обитания. Но есть для нее и более общее название — экология. Экология же сбалансированная — это пока для нас недостижимый идеал. Люди уже поняли, что химикалии, которыми травят вредителей сельского хозяйства, возвращаются по сложной живой цепи в их собственные кости. Они уже убедились, что уничтожение надоедливых комаров на осушаемых болотах отзывается гибелью птиц, биологическим взрывом распространяющих эпидемии грызунов, массовыми налетами всевозможных долгоносиков и плодожорок. Экология подобна буддистскому колесу кармы. Она вся из причин и следствий. Бездумно касаясь одного из ничтожнейших звеньев ее, мы необратимо изменяем всю карму, всю свою судьбу.

Речь в рассказе "Сбалансированная экология" идет не о том, жить или нет алмазным деревьям. Тем более что мы с трудом можем представить себе, что это такое. Видимо, автор мог подыскать образ более зримый, символ, обладающий большей убедительностью, если это только действительно нужно, ибо за чисто условными алмазными деревьями мерещатся иные картины: заболоченные гниющие реки с мертвой рыбой, изуродованные эрозией пашни, сухостойные леса, океанские берега, залитые нефтью, облепленные вязкой коричневой жидкостью птичьи перья… Мертвые перья мертвых птиц.

Один из крупнейших экологов поставил вопрос: "Что делать прежде, чем умрет природа?"