Читать онлайн «Симфония «Пятой Империи»». Страница 19

Владимир Николаевич Косихин – технолог. Считает себя романтиком – бард, сочинитель стихов. Его поэзия и музыка сочетают в себе «машинность» стройки и лиричность души. Построение станции – воплощение огромного объема технологических знаний, которые, достигнув определенной полноты, позволяют создать эту водяную, электрическую «мега-машину». Однако в технологическом конструировании присутствует нечто, именуемое «человечностью», «очеловечиванием техники». И наоборот – личность строителя несет в себе глубинный оттиск создаваемой им машины. Недаром великие строители, всю жизнь создававшие станции, уходя на пенсию, скоро умирают, как если бы из их личности извлекли «машинную составляющую», что приводит к разрушению сложившегося симбиоза. Косихин считает, что романтизм – то качество, что позволило многим строителям пережить ужасные времена. Прагматики в поисках денег покидали умирающую станцию. Романтики оставались, компенсируя безденежье и горечь застоя странствиями по тайге, среди божественной природы. Советские стройки, полагает бард, были воплощением романтизма, который нашел выражение в песнях 70-х годов. Угасание этой песенности, появление надрывных, полных сарказма и нигилизма текстов и ритмов знаменовало конец эпохи. Бурейская ГЭС заимела свою корпоративную эмблему, свой гимн, заказанный Пахмутовой и Добронравову. Два профессионала, используя поэтические и музыкальные технологии, создали гимн. Но в нем нет былой жизни. Он синтетический. Создан на заказ. Без той восхитительной энергетики, которая делает ранние творения Пахмутовой музыкальными шедеврами. Косихин из своей бурейской конторы чутко слушает музыку страны. Ждет, когда в ней зазвучат ритмы новой романтики. И это, по его мнению, будет означать возрождение. Прислушаемся к рокоту бурейских генераторов: не уловит ли ухо музыку Пятой Империи?

«Мэр» Талакана Сергей Иванович Кузнецов. Он – «левый», с советским сознанием, что и определяет его социальную направленность. Среди множества коммунальных забот его беспокоят несколько основных. Когда завершится строительство ГЭС, куда устремятся освободившиеся контингенты рабочих? Примут ли их новые, запущенные к тому времени стройки? Если нет, не станет ли Талакан очагом безработицы, поселением отчаявшихся, разочарованных людей? Чтобы этого не случилось, нельзя ли на базе перенаселенного поселка, используя громадную энергию станции, развивать производство? Например, построить алюминиевый завод? Или в освободившихся производственных помещениях, отапливаемых, просторных, завести какое-нибудь необходимое краю дело? Ведь край продолжает умирать – пустеют села, уезжают за Урал горожане. И это на фоне бурного подъема Китая. За Амуром, напротив Благовещенска, растут небоскребы. Развернут аэропорт международного класса. Вся приграничная зона засыпана китайскими товарами. Все больше китайцев селятся на русском берегу. Что и говорить, Бурейская ГЭС – великолепная, удачная стройка. Гордость современной России. Но в Китае в это же время строятся 70 подобных электростанций. Когда на Бурею приезжают делегации из Китая, в их составе обязательно присутствуют один-два наблюдательных молчаливых китайца, несомненно – разведчики. «Мэр» Кузнецов – патриот Дальнего Востока. Исполнен оптимизма. Ждет, когда край захватит свежая волна преобразований.

Священник отец Владислав один, без дьякона и псаломщика, управляется в своей небольшой ильинской церкви. На Пасху, Рождество и Троицу храм наполняется. В остальные же дни прихожан немного. Инженеры, менеджеры, строители исповедуют религию техносферы, читают евангелия энергетических машин, служат обедню пусков. Однако батюшка не отчаивается. Тонкие энергии молитвенного православного чувства медленно проникают в души строителей, как свет солнца просачивается в каменную гору. Люди внемлют, иные приходят на исповедь, другие приглашают в поселок на «требы». Когда «Руслан» доставил колесо турбины, а «Ураганы» притащили на станцию сверхтяжелые трансформаторы, отец Владислав «святил» энергетические установки. Перед пуском молился. Не на его ли молитву откликнулся Илья Пророк, наполнив водохранилище бурными ливнями? Батюшка родом с Украины, окончил педагогический институт по курсу физики. В новой школе Талакана никак не могли отыскать учителя информатики, пока директор не познакомился со священником. Уговорил его читать школьный курс. Отче в рясе каждый день отправляется в школу и читает детям сложнейшую дисциплину, не прибегая для трактовки понятий к Священному Писанию. Но твердо верует – «дух дышит, где хощет». В математической формуле, в гигантской машине, в человеческом сердце, сочетая их в бесконечное, одухотворенное Мироздание.

Но самым ярким персонажем стройки является, несомненно, Чубайс. Его портреты, приказы, высказывания, воспоминания о его приездах на стройку. Он – и министр МПС Аксененко. Он – и Президент России Путин. Его почитают как главу корпорации. Уважают как организатора. Поклоняются как вдохновителю. Сюрреалистическое ощущение: за пределами станции, на просторах огромной истерзанной страны Чубайс – исчадие ада, Демон Зла, главный виновник всех бед и несчастий. Здесь же, в пределах локальной корпорации, Чубайс – господь бог.

Для многострадального народа, потерявшего великую Родину СССР, сбережения, вклады, социальные гарантии, для людей, обманутых ваучером, залоговыми аукционами, для жертв «олигархизма», обреченных на нищету и бесправие, – Чубайс виновник всего. Он – огромная желтоволосая кукла, вывешенная напоказ, которую принято бить и пинать по всякому поводу. Кажется, этим обстоятельством довольны многие из тех, кто в пору правления Чубайса участвовал вместе с ним в трансформации коммунистического в капиталистическое. Но о них забыли, они спрятались за Чубайса. Сами исподтишка способствуют его демонизации. Помните ельцинское: «Во всем виноват Чубайс»? Не Ельцин главный разрушитель. Не Черномырдин, газовик-миллиардер, в правительстве которого работал Чубайс. Не Лужков, вечный обвинитель Чубайса, являющийся вместе с Батуриной мультимиллиардером. Создается впечатление, что «элиты», ответственные за разрушение страны, сваливают ответственность на Чубайса, который терпеливо и стоически носит жупел Вселенского Зла, не в силах ему противодействовать. Ведь именно против Чубайса был направлен недавний террористический акт. О его погибели молятся в храмах. О его устранении мечтают политики и экономисты. Чудится, что предпринятое строительство Бурейской ГЭС – это отчаянная попытка Чубайса переломить представление о себе, изменить репутацию, обнаружить перед обществом свой положительный, созидательный образ.

По-видимому, мучительная ситуация Чубайса усугубляется тем, что еще недавно РАО ЕЭС было неформальным экономическим, политическим и интеллектуальным центром страны. Люди РАО ЕЭС через «Союз правых сил» претендовали на политическое влияние. Чубайс и Гайдар, носители экономических концепций, формировали экономический курс страны. Связи Чубайса с Америкой обеспечивали ему неформальную поддержку извне. Гигантские ресурсы РАО ЕС облегчали предвыборную борьбу, лоббирование депутатов и чиновников, создание в лице Чубайса образа несокрушимого «рыцаря либерализма».

Однако теперь РАО ЕЭС как центр влияния уходит на периферию. Этот центр переместился в Газпром. Там – центр путинизма. Там – сумасшедшие деньги, геополитика, концепция государственности. Это ускользающее влияние, чреватое увольнением с должности председателя корпорации, не может не заботить Чубайса. Кем он будет в случае увольнения? Обычным бизнесменом с репутацией всероссийского демона? Впрочем, это не более чем домысел, который невозможно проверить.

Находясь на станции, восхищаясь машинами, беседуя с инженерами и рабочими, я воображал себе мою встречу с Чубайсом. О чем бы я его спросил, оставив в стороне полемику о коммунизме, о президентских выборах 1996 года, о доли его ответственности в катастрофике последних лет?

Я спросил бы: неужели его удовлетворяет гниение великой страны, исчезание великого народа? Неужели не мучит, что беззастенчивые жулики и воры вывозят из России миллиарды, обрекая на смерть безденежную экономику? Неужели не считает тотальную коррупцию источником нынешней и будущей катастрофы? Неужели его не страшит, что экономическое пространство России растерзано на множество не связанных друг с другом кусков, что фактически и является распадом страны? Неужели он согласен с «экономикой трубы», делающей нас убогими и зависимыми, приговаривая остальную экономику и занятое в ней население к неминуемой смерти? Неужели разглагольствования о «гражданском обществе» и «правах человека» не выглядят кощунственными на фоне необратимого краха «русской цивилизации», русского народа и страны России? И если все это ранит его, не оставляет равнодушным, заставляет думать и действовать, – как, по его мнению, можно создать новый жизнеспособный «субъект», вокруг которого завязалась бы экономическая, политическая, духовная жизнь общества – вовлекла в себя творческие энергии народа, разблокировала «чакры» национальной энергии? Как способствовать созданию новой формы русской государственности на руинах прежней, разрушению которой он еще недавно способствовал?