Читать онлайн «Оседлай молнию!». Страница 12

Да, немцы уступали нам в четкости командования на высшем уровне. Да, они устроили путаницу в высших штабах, не смогли на самом «верху» организовать взаимодействие ВВС, флота и сухопутных войск, их государственный и партийный аппараты мешали друг другу и государство у них практически распалось, превратившись в несколько «мафий», которые грызлись между собой и держались вместе лишь на личной преданности одному человеку – фюреру. Однако нам даже страшно представить себе вариант, при котором немцам удалось бы вдруг преодолеть эти недостатки.

Немецкое умение сражаться при крайней нехватке всего и вся должно пригодиться нам сегодня, когда нынешней России тоже не хватает ни людей, ни денег, ни промышленных мощностей. Однако речь об этом еще впереди, читатель.

Сейчас же мы скажем и о другом: боевое искусство гитлеровцев выступало лишь половиной дела. Была еще и вторая половина их секрета – чудесная, почти магическая стратегия.

И немцы, и японцы одерживали свои победы лишь тогда, когда действовали вопреки всем устоявшимся канонам, опрокидывая все шаблоны и уставы, ставя врага в тупик, сбивая его с толку. Когда побеждали немцы? Когда ломали своего врага психологически еще до начала боев. А потом…

«Маги» одерживали ошеломительные, громкие победы – и тогда слава этих побед сама по себе превращалась в оружие невероятной силы. Она вызывала невиданный подъем среди немецкого и японского воинства, а как известно, армии на моральном подъеме творят чудеса. Слава катилась впереди наступающих японских и немецких ратей, сокрушая волю их врагов еще до столкновения на поле боя. В воображении противников немцы на танках с тонкой, в общем-то, броней, узкими гусеницами и с малокалиберными пушками превращались в какое-то несокрушимое и непобедимое чудовище, перед которым нужно только капитулировать. Они творили чудеса даже с помощью пехотных дивизий, в которых пушки образца Первой мировой войны тащили не автомобили, а конные упряжки. Немецкий солдат и воевал-то в основном не с пистолетом-пулеметом, как во многочисленных фильмах, а с обычной винтовкой. Но даже в глазах насквозь милитаризованного СССР Германия превратилась в вооруженного до зубов монстра, хотя на самом деле у немцев всего было в обрез. И точно такой же образ рождали японцы на своих примитивных, деревянных самолетах, лишенных и брони, и радио.

А чтобы вы поняли это лучше, нам стоит прислушаться к создателю термина «чудесная стратегия», знаменитому Кашалоту – Сергею Борисовичу Переслегину. Физику, социологу, литературному критику и одному из самых нетривиальных специалистов по стратегии. Именно он одним из первых у нас смог доказать глубокую взаимосвязь психологии, оружия и стратегии. В 1998 году он написал статью «Стратегия чуда: введение в теорию неаналитических операций».

В XX веке военное искусство стало военной наукой, зеркальным отражением индустриальной эпохи. Управление войсками сроднилось с производством в крупной централизованной корпорации, будто классическая «Стандард ойл» или советское министерство. Все стало решать бюрократическое управление, которое превращает армию в громадную, безликую машину, а людей – в ее винтики. Бюрократические штабы вели планирование перемещений огромных масс живой силы и техники, занимались снабжением их самыми разнообразными ресурсами. Смысл войны свелся к тому, чтобы правильно сманеврировать дивизиями и в ключевых пунктах уничтожить противника, обеспечив там превосходство в силах и средствах. Так, чтобы на одну дивизию врага приходилось три твоих. Так, чтобы бой был совершенно предсказуем: ведь три дивизии сильнее одной, и все решает количественное превосходство при примерно равном техническом уровне вооружения.

Из военного дела всячески изгонялась случайность. Нет, ее, конечно, приходилось учитывать, и военные XX века скрепя сердце допускали этот выбивающийся из механической слаженности элемент. Но все же они старались уничтожить и его. Военно-штабная наука полностью подчиняла реальность плану: все должно быть расписано по часам и минутам. Первая колонна движется туда-то, вторая – сюда, в час «Ч плюс три» занимаем этот рубеж, через два часа – следующий. Все должно действовать как часовой механизм, все должно быть разбито на этапы и стадии. Роль командиров сводится лишь к неукоснительному выполнению плана. Сражение представляется как столкновение двух бездушных машин-армий с миллионами людей-винтиков, в котором верх должна одержать более крупная и мощная. Реальность противоречит плану Генштаба? Тем хуже для реальности! Военное искусство, казалось, уходит безвозвратно, а таланты изгоняются. Роль генералов и маршалов сводилась к выполнению утвержденного плана.

Военные– бюрократы даже думали количественно: ага, враг имеет на вооружении пятнадцать авианосцев. Значит, и нам нужно построить столько же. Он разворачивает тысячу баллистических ракет с ядерными боеголовками? Даешь ответ в две тысячи! У противника в Европе пять тысяч танков? Мы развернем все пятнадцать тысяч. Он начинает немыслимо дорогую программу космической противоракетной обороны? И мы туда же. Своего предела этот способ мышления достиг у советских генералов после 1945 года, втянув страну в изнурительную и очень глупую гонку вооружений.

Однако индустриальная эпоха стала умирать, а вместе с нею и прежняя бюрократизированная, так называемая аналитическая военная наука, основанная на голом рассудке, плане, привычных шаблонах. На смену этой аналитической стратегии должна прийти совершенно иная, неаналитическая, основанная на интуиции и озарениях. Потому что на самом деле война – это не планомерный процесс, а всегда динамический хаос. Хаосом же можно управлять, но отнюдь не путем холодного рассудка. Парадокс истории заключается в том, что неаналитическая, чудесная стратегия стала зарождаться еще в пору самого расцвета индустриальной эпохи, в конце 1930-х годов.

Слово Переслегину:

«…В рамках аналитической военной науки от полководца отнюдь не требуется „гениальности“, то есть способности увидеть в системе „война“ нечто, доселе неизвестное. Тем более он не обязан обладать „харизмой“. Нет необходимости даже в сильном характере: подчинение „сверху – вниз“ обеспечивается самой структурой армии. Иными словами, полководец должен быть профессионалом, но он может не быть личностью…»

Был, впрочем, даже в эпоху индустриализма один элемент, который никак не вписывался в заорганизованную, «индустриальную» военную науку XX века. Это – разведка.

«Разведка – элемент хаоса в аналитической стратегии»

«Расчет вариантов в „классической стратегии“ основывается на предположении о равной информированности сторон об обстановке. Понятно, что сторона, информированная лучше, получает преимущество, которое в некоторых случаях может вывести ситуацию за пределы аналитичности.

Организация разведки со времен Сунь-Цзы представляла собой важнейший сектор работы полководца. Разумеется, подавляющую часть информации доставляет войсковая разведка: кавалерийские завесы маневренного периода Первой мировой войны, разведывательные самолеты – Второй, спутники – Третьей. Наконец, радиоперехват.

Следует, однако, помнить, что в организации войсковой разведки обе стороны находятся в одинаковом положении. Иными словами, такая разведка сводится к двустороннему обмену информацией, вполне укладывающемуся в рамки аналитической модели. Мы можем расширить определение снабжения, включив в него доставку частям и соединениям не только горючего, пищи и боеприпасов, но и необходимой для осмысленной боевой работы информации. Тогда работа войсковой разведки влияет на количество «стандартных дивизий», тем самым – на ход и исход «нормального боя». Величину этого влияния не следует переоценивать.

Совершенно иной является ситуация с агентурной разведкой. В рамках этой подсистемы действуют не полки и эскадрильи, а отдельные люди со своими совершенно индивидуальными особенностями: интеллектом, лояльностью, стойкостью, инициативностью, фантазией. Везением, наконец. Поскольку этих людей очень мало (по сравнению с характерной численностью армий), никакому усреднению их деятельность не поддается, оставаясь величиной, априори совершенно непредсказуемой. А это означает, что возможны – и время от времени реализуются – ситуации, в которых деятельность одного разведчика может привести к бифуркации в системе «война», то есть к потере аналитичности. Классическая модель операции, построенная на равной информированности сторон, сразу же станет неадекватной, и выводы классической военной теории будут опровергнуты.

«Если бы войско знало, войско побило бы войско», – гласит французская пословица.

Неаналитичность агентурной разведки проявляется прежде всего как ее сверхэффективность. Во время Первой мировой войны с деятельностью шпионов связывают катастрофические для немцев результаты «прорыва» группы кайзеровских эсминцев в Финский залив. (Гибель немецких эсминцев на русских минах и под огнем наших пушек ярко описана у Валентина Пикуля в «Моонзунде». – Прим. ред.) Анализируя деятельность немецкого агента, который «наводил» подводные лодки на союзные конвои, ответственный офицер ВМС союзников заявил: «Линкор, свободно разгуливающий на коммуникациях, не причинил бы нам столько вреда». (А ведь это был всего лишь один агент! – Прим. ред.)