Читать онлайн «Новые парижские тайны». Страница 19

Пройдите по зданию на набережной дез Орфевр. Двор унылый, лестницы чистотой не блещут, а карточки хранятся в картотеках, которых постеснялся бы даже мелкий торговец. Сотрудники болтают в коридорах, на лестницах, в кабинетах, дымя трубкой или сигаретой. Они не смотрят на себя трагически. Не пытаются походить на героев романа. К тому же подавляющая их часть предпочитает перестрелке партию на бильярде или рыбную ловлю.

Но посмотрите на список, что висит на стене в приемной с красными диванчиками. Это список погибших при исполнении служебных обязанностей. Вы увидите в нем старых и молодых. Они вовсе не похожи на героев. Это честные люди, которые добросовестно делали свое дело.

В Берлине картотеки лучше, аппаратура совершеннее. В Праге, Вене и даже в Амстердаме — тоже. И тем не менее чаще всего именно к нам приезжают перенимать опыт всякие международные полицейские знаменитости.

И причиной этому не только руководители — комиссары, не только лаборатории с их ежедневными находками, но и, наверное, трудолюбивые муравьи из отдела гостиниц, охраны нравственности, из железнодорожной и оперативной служб, не всегда очень уж элегантные инспекторы, которые вечно наводят справки в гостиницах, зорко приглядываются к приезжающим и отъезжающим, стоят, заложив руки за спину на дешевых местах на ипподроме.

Их называют в насмешку «ангелами-хранителями». Хорошее прозвище, и главное — они его заслуживают.

Начиная эти статьи, которые скорее похожи на ряд бесед, я невольно вспоминаю, как однажды вечером сидел в кабинете, в котором горела лампа с зеленым абажуром. Строгая мебель красного дерева, кресла обтянуты темной кожей. На каминной полке, словно в старом провинциальном доме, — давным-давно остановившиеся черные мраморные часы. Снаружи, между двумя вереницами огней, мирно течет ночная Сена.

Было очень тепло и тихо. Только обитая дверь смутно напоминала о чем-то официальном и внушительном. Улыбнувшись, некий высокопоставленный государственный служащий с седыми волосами и мушкетерской бородкой — этакий остепенившийся д'Артаньян — задал мне, автору детективных романов, каверзный вопрос:

— Ну-ка, скажите, сколько, по-вашему, преступлений по корыстным мотивам совершается ежегодно в Париже и пригородах?

Этот вопрос начальник уголовной полиции задавал многим, и в глазах у него загоралась насмешка, когда собеседник говорил «восемьсот», иногда «сто», самое меньшее — «пятьдесят». Из боязни опростоволоситься я не решился назвать цифру, которую называл прежде, до того, как ее произнес он:

— В среднем семь.

На четырехмиллионное население семь убийств, совершенных из корысти!

Внезапно для меня многое стало понятным, и я посмотрел новыми глазами на плохо освещенный коридор с тусклыми стенами, в который выходили двери кабинетов, принадлежащих комиссарам. Здесь все выглядит далеко не так внушительно, как снаружи: Дворец правосудия благодаря своей архитектуре уже давно заслужил зловещее прозвище — Остроконечная башня. Уголовная полиция занимает лишь небольшую часть его помещений, это только ячейка громадного улья.

Вы увидите здесь комиссаров и инспекторов, которые с бумагами в руках снуют туда и сюда, болтают у приоткрытых дверей или на лестничных площадках. Увидите посетителей, которые в ожидании приема рассматривают фотографии в черных деревянных рамках: это полицейские, погибшие при исполнении обязанностей.

Нет! Клянусь вам, ничего страшного здесь нет. Атмосфера очень свойская. Никто не старается говорить потише. Хлопают двери. Многие издалека окликают друг друга, и даже привратник без золотой цепи и форменной одежды не запретит вам курить. В любом, самом небольшом коммерческом или финансовом предприятии всегда царит дух благопристойности и дисциплины. Здесь же вы можете из интереса часами слоняться по коридорам, и никому и в голову не придет спросить, что вы тут делаете.

Вы мельком увидите полицейских знаменитостей, чьи имена упоминаются в связи с громкими делами. У вас есть шанс взглянуть на какую-нибудь гордость преступного мира — в наручниках, между двумя инспекторами. Быть может, вы даже услышите, как они смеются втроем и угощают друг друга сигаретами.

Но вы увидите и другие, более трогательные лица. Заметите фигуры, стыдливо проскальзывающие мимо. На этом красном диване, например, рядом с насвистывающим сутенером-осведомителем ожидает приема господин с лихорадочно горящими глазами и розеткой Почетного легиона в петлице — это видный промышленник. Его сын натворил глупостей. Отец пришел спасти его, прежде чем отправить на годик-другой в Америку.

Кто этот маленький буржуа с покрасневшими веками? Торговец скобяным товаром с бульвара Вольтер. Его жена сбежала с молодым любовником, захватив с собой всю наличность. Он опять будет плакать и объяснять, что деньги ему не нужны, вернуть бы только жену…

А эти истории с неосмотрительными девушками, с письмами, которые нужно любой ценой получить назад!

Вы говорите, что, как парижская достопримечательность, Остроконечная башня выглядит внушительно? А вот с точки зрения уголовной полиции Париж выглядит омерзительно — не город, а четырехмиллионный муравейник.

Здесь работает сравнительно немного людей, немного не ахти каких авторитетных служащих. Большую часть времени все двери тут открыты. И папки валяются на столах! Заурядный торговец хранит любую, даже самую пустяковую деловую бумагу в сейфе. В здешних же бумагах заключены, не побоюсь сказать, человеческие жизни и смерти. Все духовные недуги Парижа — от убийства, воровства, изнасилования, мошенничества до таких жалких и постыдных пороков, что им и названия-то нет.

Вы мимоходом услышали обрывки разговоров? Из кабинета слева доносятся приглушенные голоса: человек в окружении пяти других вот уже десять часов отстаивает свою жизнь. Ему только что принесли стакан пива и бутерброды.

Вас интересуют черноглазые иностранцы, за которыми в ожидании комиссара потихоньку наблюдают инспекторы? Эти люди вступили в заговор против правительства дружественной нам страны, которое требует их выдачи. Если мы уступим, если переправим их через границу, то никогда о них больше не услышим.

Телефонный звонок? Ерунда. Происшествие. Драка в Шарантоне, на набережной. Один получил ножевое ранение, другой, кажется, упал в воду.

И тем не менее здесь, как в любом учреждении, разговаривают о жалованье, о продвижении по службе, о возможном министерском кризисе и его влиянии на будущие повышения.

Вот об этой полиции, о ее деятельности, о ее заботах и успехах я и хочу вам рассказать; одновременно я опишу ее посетителей и осведомителей и попытаюсь показать разницу между учреждением на набережной дез Орфевр и «Большим домом» на улице де Соссэ.

«24 января, в полдень, трое вооруженных грабителей ворвались в помещения банка Баруха, ранили одного из служащих и, угрожая остальным, скрылись с содержимым сейфа, которое составляло 135 тысяч франков».

Что произошло бы дальше в детективном романе? На место происшествия прибывает грузный и таинственный комиссар Мегрэ с одной из многочисленных трубок в зубах, просит принести пива и бутербродов и в конце концов уходит, засунув руки в карманы пальто. Три дня, восемь дней мы ходим вслед за ним по бистро, квартирам, улицам, беспрерывно курим, пьем пиво, пока он не положит руку на плечо некоей личности и не вздохнет: «Попался, малыш».

А вот другой вариант. Шерлок Холмс в сопровождении доктора Уотсона что-то там меряет, подбирает три пылинки, затем, запершись в квартире на Бейкер-стрит, несколько часов играет на скрипке, а в паузе объявляет: «По крайней мере один из грабителей, рост которого метр семьдесят три, а во рту два золотых зуба, жил в тринадцатом году между двадцать вторым и тринадцатым градусом северной широты. Второй разведен. У третьего болят ноги».

Я же расскажу вам, как все произошло на самом деле; могу лишь добавить, что в действительности так происходит всегда.

Первым делом, естественно, допрашивают г-на Баруха. Тот заявляет:

— Мне кажется, у грабителей был югославский акцент.

Служащие один за другим подтверждают:

— У них был югославский акцент.

Однако кассир, который приехал как раз оттуда, настаивает:

— Они разговаривали по-венгерски! Я уверен! Я знаю этот язык!

Вроде бы пустяк. Ничего подобного, вот увидите!

Префектуре полиции известны шесть тысяч более или менее подозрительных венгров, живущих в Париже и пригородах. Шесть тысяч досье тщательно изучаются. Женщины, старики и дети не в счет; после первого отбора остаются шестьсот венгров, которые могли участвовать в ограблении банка. Затем устанавливается, где находился каждый из этих шестисот в день ограбления!