Читать онлайн «Давай, до свиданья! Как спастись от мигрантов». Страница 46

Этнолингвистический конфликт в Татарстане — это не конфликт между русскими и татарами, это конфликт между русскоговорящим населением и региональной этнократией, которую публично поддерживают татарские национал-сепаратисты. Нежелание властей преодолеть эту ситуацию путем разрешения выбора родителями детей одного из трех стандартов образования, закрепленных в федеральном законодательстве, приводит к росту возмущения, вылившегося в массовые уличные протесты в 2011–2012 годах в Казани и Набережных Челнах. В ответ при негласной поддержке региональных властей в роли «защитников татарского языка» выступили местные сепаратисты, которые организовали митинги и пикеты с русофобскими лозунгами («Чемодан, вокзал, Россия!», «Татарстан — это не Россия!», «Рязань вас ждет!» и др.), на которые, несмотря на возмущение общественности по всей России, федеральная и республиканская власти никак не отреагировали.

Принудительное двуязычие региональные власти воспринимают как «дело принципа», что и озвучил в своем недавнем послании президент Татарстана Рустам Минниханов, не приведя никаких убедительных аргументов в необходимости его сохранения в той форме, в какой оно сейчас существует. Русским населением Татарстана это воспринимается как дискриминация.

3) Национальная и религиозная культура русских в Татарстане. Отсутствие должного финансирования национально-религиозной культуры русских на фоне значительных бюджетных затрат на ту же сферу для татар порождает возмущение. К этому стоит добавить откровенно пассивную позицию местной митрополии Русской православной церкви, предпочитающей не поднимать вопросы финансирования и поддержки религиозной жизни православной общины перед местным руководством, чтобы лишний раз не раздражать его этим. Татарстан остается одним из немногих российских регионов, где по-прежнему православные храмы используются под музеи, как это можно наблюдать в Казани, где в Дворцовой церкви Казанского Кремля располагается «Музей истории государственности татарского народа».

Бурное строительство мечетей (в Татарстане их численность составляет 1300) и на этом фоне заметная малочисленность церквей (около 220) при наличии огромного числа находящихся в заброшенном состоянии православных храмов дают повод для обвинений и в адрес региональных властей, и в адрес местного митрополита Анастасия. Отсутствие действенного религиозного просвещения в духе православия среди русского населения, особенно молодежи, приводит к заполнению этого духовного вакуума уходом в неоязычество либо принятием ислама, зачастую радикального толка.

Организация массовых мероприятий для татарской молодежи и полное отсутствие чего-то подобного для русской молодежи порождает справедливые обвинения в адрес региональных властей. При этом попытки самоорганизации русской городской молодежи для оздоровительно-спортивных или культурных мероприятий национальной общины («Русские пробежки», деятельность клуба «Русское кино» в местном Доме дружбы народов и др.) нередко наказываются. Подобные же национально-ориентированные мероприятия, но устраиваемые татарскими организациями (Союз татарской молодежи «Азатлык» и др.), поддерживаются.

Вся совокупность национально-религиозных проблем русских в Татарстане порождает у них ощущение неполноправия и второсортности в своей стране. Это, в свою очередь, ведет как к радикализации мировоззрения части русского населения, особенно молодежи, так и к эмиграции из республики. Побуждающим фактором последней является рост исламского фундаментализма в Татарстане, делающий проживание здесь для русских небезопасным. Опыт Северного Кавказа показывает, что отъезд русских из национальных регионов неизбежно ведет оставшееся в них местное нерусское население к архаизации, исламизации и сепаратизму».

Итак, фундаментальный ислам постепенно проникает во все сферы общественной жизни. «С особенной силой это чувствуется в Дагестане, — отмечается в докладе. — Судопроизводство в огромном количестве случаев совершается по исламским законам, де-факто разрешено многоженство, сделки с недвижимостью заключаются в мечетях, распространены строгие каноны одежды, продажа спиртного де-факто наказуема и т. д. Существует множество поселков, а подчас и районов, все или почти все жители которых исповедуют ваххабизм; в таких случаях официального муллу могут выгнать и поставить на его место собственного. Традиционный для Дагестана тарикатизм фактически проиграл ваххабитам. Если официально это еще не признается, то на практике, чтобы иметь возможность поддерживать доверие верующих, лидеры традиционного ислама сами вынуждены радикализироваться. Хотя они заявляют о себе как о последовательных противниках ваххабитов, в своей практике они также делают акцент на исламских, а не на светских нормах, в особенности на уровне повседневной жизни.

Уже сейчас можно говорить, что по крайней мере в Дагестане ваххабизм в его обоих течениях — мирном и немирном — перешел ту границу, до которой можно было надеяться победить его чисто силовым путем. Дело даже не в том, что количество его приверженцев в республике слишком велико. На этом этапе уже не очень понятно, кто будет искоренять его, так как практически у любого силовика среди ваххабитов есть друзья или даже родственники.

Характерно, что еще в 1994 году первый Президент Российской Федерации Борис Ельцин к 130-летию окончания Кавказской войны принес извинения за неоправданное применение насилия в отношении горских народов со стороны Российской империи. А 24 июля 2010 года Президент России Дмитрий Медведев подписал новую редакцию закона о соотечественниках за рубежом, в соответствии с которой таковыми теперь могут считаться лица, «относящиеся к народам, исторически проживающим на территории Российской Федерации».

«Нынешнее положение Северного Кавказа в составе России адекватно описывается теорией государства-химеры Льва Гумилева, — подводят итог авторы доклада «Карта этнорелигиозных угроз». — Такому государству присуще бессистемное сочетание несовместимых между собой поведенческих черт, приводящих вместо единой ментальности к полному хаосу взглядов и представлений. При этом, согласно Л. Гумилеву, один из этносов в условиях государства-химеры может существовать в теле другого этноса подобно раковой опухоли, питаться за его счет и не выполнять никакой конструктивной функции. Сама Химера может быть относительно пассивной либо же становиться рассадником агрессивных антисистем. Возникшие в Химерах антисистемы порождают антисистемные идеологии и часто выступают инициаторами кровопролитных конфликтов».

«Нетрудно увидеть, что кавказские этнические общины заняли в современной химерической государственности нишу антисистемы, а ваххабизм выступает в роли антисистемной идеологии, — считают авторы доклада. — Эта роль подчеркивается тесным симбиозом кавказского этнонационализма и радикального исламизма с еще одной антисистемой — криминальной, что уже было отчасти показано на примере ситуации в Поволжском ФО. Ваххабиты завоевывают место среди «авторитетов» криминального мира. Одновременно кавказские этнические диаспоры в некавказских регионах РФ являются важнейшим фактором криминализации всего российского пространства, ядром криминальных структур, проникающих в коррупционные поры государства и подменяющих функции государственных институтов обслуживанием интересов криминальных этнодиаспор.

По учению ваххабитов, современное государство, как носитель неисламского начала, должно уйти и быть заменено фундаменталистским государством, руководствующимся лишь законами чистого и строгого ислама. Именно здесь проходит очень четкая линия разлома, которую не до конца осознают российские власти, в том числе, и в мусульманских республиках. Если светский тип правления и светское государство не признаются ваххабизмом в принципе, то пропадает сама почва для переговоров. Как и с кем переговариваться, если они нас не признают? Пока исламские радикалы будут в меньшинстве и пока они не почувствуют свою силу, их «мирная» часть будет идти на некое подобие диалога, но это будет лишь тактическим шагом и попыткой выиграть время. Современное светское государство и ваххабизм несовместимы. Поэтому, как только радикальному исламу представится возможность установить свою полную власть на какой-то территории, он, несомненно, к этому прибегнет.

Никаких иллюзий быть не должно: если существующие тенденции сохранятся (как в ослаблении позиций государства, так и в противоположно направленном ему усилении влияния ваххабизма), то уровень перехода в агрессивное состояние будет достигнут. Причем вполне возможно, что кое-где, например, в Дагестане это не займет много времени. Увеличение количества ваххабитов практически от нуля до половины (по оценкам некоторых экспертов) всех мусульман республики заняло всего 14 лет.