Читать онлайн «Русская полиция». Страница 8

Сотрудники охранной полиции. Северо-запад РСФСР. 1942 год

Очень большое внимание уделялось и вербовке в полицию советских военнопленных командиров (офицеров, сержантов) и рядовых РККА. Уже летом 1941 г. из плена были выпущены сотни тысяч красноармейцев[77], некоторые из которых согласились поступить в службу порядка. Начальники гарнизонных и полевых комендатур нередко давали указания бургомистрам о наборе полицейских из числа военнопленных. Так, бургомистр Ржева П. А. Сафронов получил разрешение коменданта отобрать из лагеря военнопленных 65 человек, чтобы укомплектовать ими четыре полицейских участка[78]. В этом смысле показательна судьба жителя Ржева Дмитрия Пояркова. Он ушел на фронт, 13 октября 1941 г. попал в плен, после чего содержался в Ржевском лагере военнопленных. Его жена, узнав от знакомых, что ее муж находится в лагере, подала на имя бургомистра Ржева заявление. 10 ноября 1941 г. Поярков в числе других 18 человек был взят на поруки. 4 декабря 1941 г. его назначили квартальным старостой. 18 декабря 1941 г. Поярков стал полицейским 3-го участка[79].

Характерен случай, произошедший с бывшим старшим лейтенантом РККА Василием Таракановым,—в последующем командиром роты полиции в составе «особого подразделения по борьбе с бандитизмом» («группа Шмидта»). Тараканов воевал на Калининском фронте, во время одного из боев был ранен и попал в плен. В течение двух месяцев он находился в одном из лагерей для пленных офицеров в Смоленской области. Там Тараканова заметили вербовщики. С разрешения коменданта лагеря они отвезли пленного в немецкий военный городок, где изысканно накормили и уложили спать в чистую постель. Утром все повторилось, а вечером предложили выбирать: «или служить Великой Германии, или снова отправиться в лагерь». Тараканов принял первое предложение[80].

Типовое поручительство за кандидата на службу во вспомогательной полиции. 1943 год

Бывшими военнопленными была насыщена служба порядка Монастырщинского района Смоленской области. По словам В.Г. Грачева, работавшего начальником 2-го отдела районной полиции и задержанного после войны сотрудниками НКВД, он  курировал работу 11 участков. Участок в Монастырщине возглавлял бывший лейтенант Красной армии Василий Бойко. Ему подчинялось 60 человек. Вторым участком, расположенным на больничном дворе райцентра, командовал Леонид Кленов, бывший лейтенант РККА. Ему подчинялось около 60 полицейских, в основном из числа бывших военнопленных. Третий участок дислоцировался в селе Стергимово. Тридцатью полицейскими командовал бывший лейтенант Николай Кремлев. Полиция села Сычевка Барсуковской волости состояла из 20 человек, во главе с неким Корольковым. В селе Досугово начальником полиции (личный состав участка — 20 человек) был Жаренков. 20 и 40 полицейских охраняли порядок в селе Лосево и Татарске, соответственно. В Кадино было 15—20 полицейских. Бывший военнопленный лейтенант РККА возглавлял полицию села Доброселье Татарской волости. Ему подчинялось 40 человек. Аналогичная картина была и в селе Любавичи. Наконец, в одиннадцатом участке, расположенном в селе Льда, служило 20 стражей порядка[81].

В полицию часто попадали и красноармейцы из числа перебежчиков и окружёнцев. Так, в конце 1941 г. бывшие бойцы и командиры 3-й и 13-й армий Брянского фронта пополнили полицейские органы и подразделения народной милиции Локотскош самоуправления[82]. В разведсводке УНКВД по Сталинградской области от 16 октября 1942 г. отмечалось, что «в состав старост и полицейских немцами вербуются изменники Родины», в частности, «старшим полицейским на хуторе Орехово работает Климов Александр, 25—26 лет, он добровольно перешел из Красной армии на сторону немцев под хутор Лошвской и немецкой полицией назначен старшим полицейским»[83]. Исследователь В. Коровин констатирует, что на территории Курской области «некоторые из воинов-окруженцев как представители мужской части гражданского населения призывались оккупационными властями на службу в полицию»[84].

Разумеется, личный состав лагерной полиций набирался исключительно из военнопленных, требования к которым в циркулярном порядке специально не оговаривались. Поэтому на полицейских должностях могли оказаться военнослужащие разных возрастов, званий и национальности.

Сотрудники вспомогательной полиции

Не отказывались вербовщики от того, чтобы принимать на службу представителей интеллигенции (как творческой, так и технической). Почти повсеместно интеллигенция составляла основу гражданской администрации, принимала активное участие в создании полицейских органов и в первое время даже возглавляла их, пользуясь едва ли не полным расположением немцев.

Начальником управления полиции Смоленска с конца 1942 г. и вплоть до освобождения города был Николай Георгиевич Сверчков, который до войны проживал в Калинине и работал художником. По воспоминаниям бургомистра Смоленска Б.Г. Меныпагина, Сверчков говорил: «Лучше перестрелять, чем не дострелять». В 1943 г. Сверчков возглавил полицию Минска, затем руководил полицейской школой, вступил в РОА, был награжден «Железным крестом» и медалями, а в конце войны получил немецкое подданство[85].

Начальником полиции в Белгороде был бывший старший инженер маслозавода Белых, репрессированный в конце 1930-х годов[86]. В Ржеве секретарем городской полиции был Константин Кириллов, подозревавшийся в причастности к «вредительской организации» работников местной промышленности[87]. Начальником полиции в станице Татаровской (Краснодарский край) был некто Бураков — бывший директор фабрики[88]. Секретную часть полиции Армавира возглавлял бывший преподаватель физики педтехникума Подбережный[89].

Разумеется, сотрудниками службы порядка становились и лица с уголовным прошлым. Так, Иван Анисимович Речкалов, будучи досрочно освобожден из места заключения, где он отбывал наказание за кражу, и, уклонившись от мобилизации в Красную армию, в августе 1942 г. добровольно поступил на службу в полицию, откуда через некоторое время «за ревностное отношение к службе» был переведен в зондеркоманду 10а[90]Однако процент подобных граждан, вопреки распространенному мнению, был незначительным, если не сказать ничтожным, так как криминальные личности не пользовались доверием у немцев. При проверке кандидата с его поручителей требовали расписку в том, что «будущий полицейский в партии коммунистов и комсомольцев не состоял, судим не был, и поведения хорошего»[91]. Эта позиция неоднократно озвучивалась и в оккупационной прессе, где «уголовники-урки» то и дело назывались лучшими друзьями большевиков[92].

В городах оккупанты распространяли объявления, в которых призывали к вступлению в полицию. В марте 1943 г. в г. Кудеверь за подписью местного коменданта появилось следующее воззвание: «Мужчины, обладающие твердым характером, и на которых можно иметь надежду и доверять, и желающие вступить в боевое отделение, могут заявить об этом своему волостному, после чего вместе со старостой и волостным явиться в местную комендатуру»[93].

Иногда в подобных объявлениях указывался возраст кандидатов. Так, в коллаборационистской газете «Новочеркасский вестник» печатались объявления, где отмечалось:

«Продолжается прием в Германскую полицейскую охрану мужчин в возрасте от 18 до 35 лет... Адрес: Дворцовая, II»[94].

В псковской оккупационной газете «За Родину» указывалась другая возрастная планка: «Германское командование объявляет о формировании вспомогательных отрядов из русских добровольцев до 45-летнего возраста. Нужно просить командование принимать добровольцев до 55 лет, так как среди людей более зрелого возраста найдется больше людей, готовых принять участие в священной освободительной войне»2. Из объявления видно, что призыв добровольцев до 55 лет имел под собой идеологическую подоплеку.

Мероприятия по вербовке и отбору завершались тем, что кандидат заполнял ряд документов. Во-первых, анкету, составленную в военной комендатуре. Во-вторых, личную автобиографию. В-третьих, заявление о желании служить в полиции и помогать германской армии. Заявление подкреплялось специальной подпиской.

Анкету выдавал военный комендант. Кандидат ее заполнял, заверял подписями двух поручителей, как правило, из тех, кто пострадал от советской власти3. После предъявления анкеты кандидат писал подробную автобиографию, где указывал не только сведения о себе, но и биографические данные своих родственников. Изучив эти документы, начальник полиции или другое должностное лицо, ответственное за вербовку, коротко опрашивал кандидата и, убедившись в его благонадежности и профессиональной пригодности, предлагал ему написать заявление о добровольной помощи Германии[95]. Наконец, кандидат давал подписку-обязательство в том, что он будет добросовестно служить и бороться против «жидо-болыпевизма». В стандартное обязательство вписывались фамилия, имя и отчество кандидата, имя сотрудника местной или полевой комендатуры, который выдавал удостоверение и назначал кандидата в Службу порядка. Далее следовал следующий текст: «Я обязуюсь исполнять свою должность в Службе порядка добросовестно и беспрекословно, как этого требует служебный устав Службы порядка, которого постановления мне известны. Я даю обещание в безусловном повиновении своему начальству». Документ скреплялся подписью и печатью[96].