Читать онлайн «Душа армии». Страница 6

Руководствуясь наставлением: «правила учат — примеры влекут», я старался дать возможно больше примеров и искал их в описаниях войн, преимущественно последней войны — 1914–1918 годов, в художественных произведениях крупных мастеров слова, посвященных войне, и в рассказах участников. Из этих примеров я делал осторожные выводы.

Имея в своем распоряжении значительное количество французских сочинений не столько по психологии, сколько по воспитанию войск, — я, однако, мало ими пользовался, так как принципы, положенные в основание воспитания французского солдата, недостаточны и не отвечают духу Русского народа.

Выпуская свой труд в свет, я с преданною благодарностью посвящаю его Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу, Верховному Главнокомандующему Российских Армий, ободрившему меня на эту работу.

Я приношу мою глубочайшую благодарность профессору, генерал-лейтенанту Н.Н. Головину, помогшему мне своими советами и указанием материалов и украсившему мой труд своим предисловием, значительно расширившим рамки моей работы, открывающим новые, широкие горизонты и дающим ей большую ценность.

Как бы ни совершенствовались технические орудия войны, какие бы скорострельные ружья и пулеметы, дальнобойные и большекалиберные орудия ни были придуманы и изобретены, какие бы летательные аппараты и газы: — убийственные, слезоточивые, дурманящие, прививающие болезни, ослепляющие ни появились на фронте борьбы, как бы ни совершенствовались броневые машины и танки и какие бы ни выдумывались слепящие фиолетовые лучи и зажигающие людей огнеметы, — главною силою, решающею успех сражения и дающею выигрыш всей кампании, был, есть и будет человек, как воин и боец, человек, как совокупность человеческих душ — общество, человек, как нация, с ее душою и силою сопротивляемости.

Не странно ли, что в 1914-1916-ые годы Русская армия, слабая тяжелой артиллерией, почти не имевшая аэропланов, без снарядов и патронов, ибо были дни в 1916-м году, на Днестре и Пруте, когда я, на конно-горную батарею, входившую в состав Высочайше вверенной мне 3-ей бригады Кавказской Туземной дивизии, имел всего по семи выстрелов на орудие в день, — наша армия, иногда не имевшая даже ружей на всех бойцов, — оборонила Варшаву, взяла Перемышль, пробилась через Карпатские горы в Венгерскую долину, отражая иногда камнями, за неимением патронов, австро-венгерские атаки.

Однако та же армия, вполне вооруженная, с аэропланами, тяжелыми пушками и газами, засыпанная патронами и снарядами, неудержимо бежит в 1917-м году, под Калушем, учиняя Тарнопольский погром!

Немцы говорят: — «anderes Pulver — andere Taktik» — «иной порох — иная тактика»… Не только, и даже не столько вооружение (порох) влияет на изменение тактики, сколько влияет на нее качество людей — их дух.

Вербовочные армии XVII века, составлявшиеся из подонков населения, из бродяг и пропойц, из того, что мы называли бы теперь «пролетариатом», вербуемые недобросовестными вербовщиками, дававшие ежегодно 25 % дезертиров, требовали особой тактики.

Начальник всегда был под страхом, что «солдат убежит». Отсюда — расположение на отдых исключительно биваками, окруженными парными часовыми, походное движение компактными массами, в бою тяжелые колонные строи, искание для боя ровной местности, по которой можно было бы двигать этот сложный армейский механизм, борьба на укрепленных позициях, питание только из магазинов, ибо реквизиции были недоступны. Маршал Вильяр свидетельствует, что фуражировка у Нейбурга (1703 г.) ему стоила большего числа людей бежавшими, чем проигранное им в следующем году Гохштедское сражение.

Когда появились армии французской революции, составленные из конскриптов, призванных защищать родину, когда ряды армии наполнялись интеллигентной молодежью, стремившейся только быть полезной отечеству, изменилась в этих революционных армиях и сама тактика. Не нужно было опасаться, что солдат убежит, когда, как пишет Стендаль: «все наши помыслы и чувства сосредоточивались в одном: — быть полезными отечеству. Все остальное: — одежда, пища, карьера — все это казалось эфемерными пустяками».

Лучшей наградой конскрипта были слова: — «Vous avez merrite de la patrie!"(«Вы заслужили отечество!»).

В 1800 году, в Маренгскую операцию солдаты отказались от денежного вознаграждения, назначенного Первым Консулом за перевозку артиллерии через Альпы (по 1000 франков за орудие).

Этот революционный и вместе с тем национальный пафос создал совсем особого солдата. Правда, конскрипт революционной эпохи, по выражению генерала Драгомирова, «был конь, на котором поехал бы не всякий»

Под Риволи (1796), генерал Бонапарт, проезжая мимо одного полка, услышал от простого солдата такое приветствие:

— General, Tu veux de la gloire? Et bien nous fen foutons de la gloire («Генерал, ты хочешь славы? Ладно! Мы наработаем тебе славы!»).

Массена на разнос Наполеона за грабежи:

— Vous etes le plus grand brigand du monde. Ответил:

— Apres Vous, Sire («Вы самый большой разбойник на свете… — После Вас, Ваше Величество!»)

Но эта армия уже не была механизмом. Она являла из себя живой организм и дала возможность Бонапарту создать новую тактику. Шли порознь, становились по квартирам, с магазинами не были связаны, ибо реквизиций не боялись, дрались отдельно, не брезговали рассыпными строями. Оружие за это время почти не изменилось. Порох был тот же: — тактика стала другая, потому что стал другим человек.

Не теми же ли свойствами, не тем же ли горением национального пафоса отличались и те, кто шел вперед один на сто с песней:

Бессмертным святым огнем любви к Родине горели добровольцы Алексеева, Корнилова, Деникина и Врангеля, полки Маркова, Дроздовского, Нежинцева и Кутепова, донцы Гусельщикова, Абрамова, Мамонтова и Коновалова, кубанцы Улагая. Они тоже были конем, на котором не всякий поехал бы. Они создали свою ударную тактику с пулеметами на тачанках, с сомкнутыми конными атаками, со штыковыми боями:

«Мир, — говорит Рибо, — создается преимущественно человеком.»

В войне человек обнажается.

«Война и только война, — говорит Драгомиров в разборе романа гр. Л.Н. Толстого «Война и мир», — вызывает то страшное и совместное напряжение всех духовных сторон человека, в особенности его воли, которое показывает всю меру его мощи и которое не вызывается никаким другим родом деятельности.»

«Это свойство войны, — пишет профессор Головин в своем «Исследовании боя», — вызывать усиленную духовную деятельность, само по себе уже наталкивает на мысль, что духовная сторона играет в боевой деятельности человека большее значение, чем в какой-либо другой отрасли его деятельности.»

Как же не изучать эту духовную деятельность человека на войне? Как же не подойти к вопросу о важности для всякого военного начальника военной психологии?

Изучаем же мы артиллерию, баллистику, исследуем свойства ручного и огнестрельного оружия, изучаем тактику. Но мы до сих пор как-то проходили мимо, быть может, самого важного знания — человеческой души на войне.

Мориц Саксонский считал, что «человеческое сердце есть отправная точка во всех военных делах. Чтобы их знать, надо изучить его».

Суворовская «наука побеждать» вся проникнута идеей значения духовной стороны.

Наполеон считал, что во всяком военном предприятии успех на 3/4 зависит от данных морального (духовного) порядка и только на 1/4 от материальных сил.

Почему же до сих пор не изучали этой духовной стороны ни в военных училищах, ни в Академии России? Почему и сейчас она не входит особым предметом в программу французской военной школы в Сен-Сире?

«История развития наук, — пишет профессор Головин, — показывает, что оно идет в порядке степени возрастающей их сложности. Явления общественной жизни непосредственно связаны с явлениями духовной жизни. Мир же духовных явлений настолько сложен, что в область этих явлений только едва начинает проникать луч исследования. Общественные науки, имеющие дело с коллективной психологией, имеют объектом исследования самый сложный предмет, каким только может заниматься человеческий разум. Вот почему на последнем месте среди наук по своему развитию стоят науки об обществе… Каждая наука, находясь в младенческом состоянии, представляла из себя не столько исследование, сколько описание, а затем ряд практических правил и крайне условных обобщений и выводов…»

Этим путем придется пойти и нам при изучении новой, весьма интересной, волнующей и безусловно необходимой каждому военному начальнику, будь то младший офицер, командир взвода, командир полка или главнокомандующий, науки — военной психологии.