Читать онлайн «Евреи в войнах XX века. Взгляд не со стороны». Страница 19
Автор Владимилен Наумов
Вскоре летчик кладет свою кожаную десницу ему на плечо. Теперь начинается привычная работа… Воздушный диктор забывает, что все это происходит в морозном зимнем небе, в расположении войск генерала фон Буша. Он включает микрофон и обращается ко всем немцам, сидящим в траншеях, блиндажах, эскарпах… ко всем рядовым и офицерам, думающим и не научившимся еще пока думать. Впервые ему выпадает случай побеседовать с ними лично, с глазу на глаз. И Герцик старается говорить как можно спокойнее и увереннее, — это должно заставить немцев прислушаться к нему.
Диктор доволен: сегодня он звучит хорошо… Немцы настолько ошарашены этой передачей, что не решаются открыть огонь по «рус-фанер», — так называется у них наш У-2. Оставшиеся под сиденьем последние пачки листовок диктор отправляет за борт, немцам на закуску, и самолет ложится на обратный курс… Наконец самолет вырывается из… пекла и весь в пробоинах идет на посадку…
С тех пор воздушный диктор не один раз летал над валдайскими, новгородскими, демянским лесами, включал свой мощный динамик и откуда-то прямо из-за туч обращался к слушателям, как пророк: «Ахтунг, ахтунг, дойче зольдатен унд официре», и сообщал о положении дел на фронтах, и разъяснял, что лучше всего им сложить оружие, и затем возвращался на аэродром, где его переставали уже ждать, и получал вместе с боевыми пилотами благодарность перед строем.
Но настоящее удовлетворение от своей работы он испытал, когда в штабе стрелкового полка объявился фриц… На вопрос, что его побудило решиться перейти линию фронта и сдаться в плен, он поглядел куда-то вверх на бревенчатый заиндевевший потолок землянки и ответил: «Голос с неба» (!)
Марк Фрадкин композитор Источник вдохновенияЯ начал Великую Отечественную войну дирижером ансамбля Юго-Западного фронта. Два месяца я провел под Сталинградом. Мне довелось быть свидетелем и участником невиданной в истории войн битвы. Здесь в пылу сражений родился целый цикл песен о делах и людях героического Сталинграда. В эти суровые дни русская песня-солдатская спутница в горе и радости приобрела — особую окраску и значение…
На фронте я занимался не только композиторчской, но и широкой музыкально-исполнительской деятельностью. С подаренным мне бойцами превосходным трофейным аккордеоном за плечами переползал я от землянки к землянке. В глубине земли, куда не проникал гром сражений, меня тесным кругом обступали люди-богатыри и жадно слушали песни.
Почти каждый день, проведенный в Сталинграде, полон событий, дающих художнику неисчерпаемый материал для творчества. Вот один из них. 25 января 1943 года я получил пригласительный билет: «Дорогой товарищ! Командование дивизии приглашает вас сегодня принять участие в торжественном вечере, посвященном годовщине присвоения дивизии звания 13-й гвардейской. Вечер состоится в 20.00 на старом КП (труба). Командир дивизии генерал Родимцев».
Точно в указанное время мы прибыли на место. Это большая водосточная труба (дивизия располагалась в районе завода «Красный Октябрь») метров в пять шириной и такой же высоты. Стены завешаны плащ-палатками, висят лозунги, в глубине — подобие эстрады. После приветственных речей состоялся концерт. Незабываемый, веселый вечер! Ни на минуту не умолкают песни. Ансамбли песни и пляски двух дивизий поочередно показывают свое мастерство. Лихо пляшут бойцы, заражая своим темпераментом не уступают им в пляске и командиры.
Сталинград — источник мужественного вдохновения, явился для меня святой купелью, где произошло мое рождение композитора-фронтовика.
* * * Илья Эренбург поэт, писатель, журналист «И час настал — закончилась война»…Поздно ночью наконец-то передали сообщение о капитуляции, подписанной в Берлине. Было, кажется, два часа. Я поглядел в окно — почти всюду окна светились: люди не спали.
Начали выходить на лестницу, некоторые неодетые — их разбудили соседи. Обнимались. Кто-то громко плакал. В четыре часа утра на улице Горького было людно: стояли возле домов или шли вниз к Красной площади. После дождливых дней небо очистилось от облаков, и солнце отогревало город…
…Все поздравляли Сталина, прославляли Красную Армию, и все-таки на душе было неспокойно…
Поздно вечером того необычайного дня я написал стихотворение с заголовком «Победа». Оно недлинное, и я его приведу целиком: О них когда-то горевал поэт: Они друг друга долго ожидали, А встретившись, друг друга не узнали На небесах, где горя больше нет. Но не в раю, на том земном просторе, Где шаг ступи — и горе, горе, горе, Я ждал ее, как можно ждать любя, Я знал ее, как можно знать себя, Я звал ее в крови, в грязи, в печали. И час настал — закончилась война. Я шел домой. Навстречу шла она. И мы друг друга не узнали…
А. А. Фадеев как-то спросил меня, когда я написал эти стихи. Я ответил, что в День Победы. Он удивился: «Почему?» Я честно признался: «Не знаю». Да и теперь, вспоминая тот день, я не понимаю, почему именно такой увидел я долгожданную Победу. Вероятно, в природе поэзии чувствовать острее, да и глубже; в стихах я не пытался быть логичным, не утешал себя, я передавал недоумение, тревогу, которые таились где-то в глубине.
…Я перечитал написанное и вдруг смутился: читатель может подумать, что я только рассуждал, тревожился. А я радовался со всеми, улыбался, поздравлял. Победа!
…Это был день необычайной близости всех, и сказывалась она не только в том, что незнакомые люди на улицах целовались, — в улыбках, в глазах, в каком-то тумане сочувствия, нежности, который ночью окутал город.
Последний день войны… Никогда я не испытывал такой связи с другими, как в военные годы… я пуще всего дорожу теми годами: вместе со всеми я горевал, отчаивался, ненавидел, любил. Я лучше узнал людей, чем за долгие десятилетия, крепче их полюбил — столько было беды, столько душевных сил, так прощались и так держались.
Об этом тоже я думал ночью, когда погасли огни ракет, стихли песни и женщины плакали в подушку, боясь разбудить соседей, — о горе, о мужестве, о любви, о верности.
Чем можно дополнить слова И. Эренбурга? Да тем, например, что этот военный журналист-еврей в списке личных врагов фюрера занимал одно из первых мест.
Лебединые песни
К 40-летию Победы над нацистской Германией вышел в свет сборник стихов шестидесяти семи советских поэтов, павших в той войне. Из них почти четвертая часть — евреи. Слово им.
Иосиф УТКИН (1903–1944) ВолкиРассудку здравому не внемля,
Толкуя правду вкривь и вкось,
Фашист глядит на нашу землю,
Как хищный волк глядит на кость.
Ну что ж… Не спорим, слава богу,
Землею край у нас не нищ.
Земли у нас и правда много.
Но есть немного и… кладбищ.
И то, что заживо погнило
И что войной на нас идет,
Кусок земли — свои могилы —
В моей стране всегда найдет!
Если я не вернусь, дорогая,
Нежным письмам твоим не внемля,
Не подумай, что это — другая.
Это значит… сырая земля.
Это значит, дубы-нелюдимы
Надо мною грустят в тишине,
А такую разлуку с любимой
Ты простишь вместе с Родиной мне.
Только вам я всем сердцем и внемлю,
Только вами и счастлив я был:
Лишь тебя и родимую землю
Я всем сердцем, ты знаешь, любил.
И доколе дубы-нелюдимы
Надо мной не склонятся, дремля,
Только ты мне и будешь любимой,
Только ты да родная земля!
Что любится, чем дышится,
Душа чем ваша полнится,
То в голосе услышится.
То в песенке припомнится.
А мы споем о Родине,
С которой столько связано,
С которой столько пройдено
Хорошего и разного!
Тяжелое — забудется.
Хорошее — останется.
Что с Родиною сбудется,
То и с народом станется,
С ее лугами, нивами,
С ее лесами — чащами.
Была б она счастливою,
А мы-то будем счастливы.
И сколько с ней не пройдено —
Усталыми не скажемся
И песню спеть о Родине
С друзьями не откажемся!
На носилках из шинели
Одиноко мне и жутко.
Изумленно шепчут ели:
«Неужели это Уткин?!»
Гимнастерки не по росту
Надо мной глаза склонили…
Удивленно смотрят сестры:
«Уткин, милый… Это вы ли?!»
И опять шинель — как лодка.
Я плыву куда-то… это
Сестры грустные в пилотках
На руках несут поэта!
И от слез теплее глазу.
И тоска меня минует:
Сколько рук прекрасных — сразу —